Chapter XVII. Pastless. Совершенная игрушка-II
Забытое прошлое.Chapter XVII. Pastless. Совершенная игрушка-II
Забытое прошлое.
Соби
Солнце медленно и неумолимо движется к горизонту. Я жду уже третий час. Растерянный, измученный ожиданием и дурными предчувствиями, беспокойно меряю шагами заброшенную детскую площадку. Неприкаянно брожу по ней, вытаптывая траву, покрывая липкий, податливый дерн бесчисленными отпечатками ног и белесыми червями окурков.
Тихо поскрипывают потревоженные ветром качели – бурая ржавчина выглядывает из-под осыпающейся, поблекшей краски. Неподвижно замерли щербатые песочницы и покосившиеся скамейки. Деревянные звери, вкопанные в землю, молча наблюдают за моими метаниями. Настороженно, как мне кажется. За то время, что провел здесь, я успел чуть ли не очеловечить эти, похожие на идолы, невысокие фигурки, потрескавшиеся от времени и дождей.
Я все меньше понимаю, что делаю тут. Но не могу уйти. Просто не могу.
Остановившись, запрокидываю голову, глядя в небо. Богатый нежными полутонами оранжевый закат великолепен. Воздух упруг и свеж. Черные, нескладные словно скелеты, башни высоковольтных линий высятся по правую руку. Гротескные и нелепые, они, соединяясь в ленту, устремляются вдаль, повторяя изгиб шоссе, что проходит сразу за каменной насыпью. Эта рукотворная гряда давно заросла густой травой - ее бескрайний ковер, спускаясь с пологого склона, перетекает в плоскую равнину, покрытую островками деревьев и невысокого кустарника. Неяркие огни далеких домов по другую сторону, теснясь и мерцая, выстраиваются в линию, делая просеку похожей на пограничную полосу меж миром людей и неизвестностью, а уродливых стальных гигантов – ее мистическими стражами. Трава волнуется, заходясь несмолкаемым шорохом. Порывы ветра раскачивают качели. Когда-то давно эту местность хотели приспособить под спортивный городок, но проект закрыли из-за близости к линии электропередач. Все, что от него осталось – это фундамент так и не построенного здания, несколько слившихся с поверхностью земли прямоугольников с размытыми границами и забытая детская площадка, затерянная среди деревьев. Это место несколько лет назад нашел и сделал своим Сеймей. Его притягивали поселившееся здесь одиночество и атмосфера медленного тоскующего угасания. Тишина и уединение – непозволительная роскошь в наши дни, как он говорил. Тут Сеймей мог найти и то, и другое. Я не был в этом месте больше года и думал, что никогда не приду сюда вновь. Все изменилось за какие-то несколько секунд.
Резким жестом стащив очки, зажмурившись, ожесточенно тру пальцами переносицу. Это безумие... Если бы у меня еще была возможность очнуться или хотя бы уйти отсюда. Но имя Сеймея будто приковало меня к этому заброшенному квадратному клочку земли. Я даже не могу позвонить Рицке и предупредить, что задерживаюсь, потому что он наверняка спросит: почему и насколько. И я не буду знать, что ответить ему. Не понимаю, чего боюсь больше. Того, что SMS было провокацией, фальшивкой, подброшенной кем-то из Семи Лун, чтобы разделить нас с Рицкой. Или же того, что оно подлинное. В этом случае, я не знаю, чего ждать. Наше будущее, мое служение Рицке, жизнь рядом с ним – все это становится настолько хрупким от одной только мысли, что Сеймей жив. Я боюсь этого. Мне страшно, как никогда прежде. Все, что я обрел, может исчезнуть, если Сеймей захочет добиться этого. И угроза такого исхода заставляет меня, как зверя, тревожно метаться по площадке, словно она клетка, а я ее пленник. Страх потерять Рицку причиняет почти физическую боль.
Замерев, тяжело приваливаюсь к штанге покосившейся трапеции. Отрывисто дыша, стискиваю веки, вжимаясь лбом в холодный металл.
Я не могу потерять его… Этого не должно случиться! Не хочу…
Негромкие шелестящие звуки вклиниваются в общее шепчущее волнение. Они более отчетливые и ритмичные, словно кто-то приближается, бредет по колено в траве. Резко обернувшись, вскидываю голову. Жадно и обреченно всматриваюсь в идущую ко мне фигуру. Темный силуэт в золоте уходящего солнца. Но мне не нужно большего. Я слишком хорошо помню, как выглядел и двигался Сеймей, чтобы не узнать его с первого взгляда. Невозможно ошибиться, это именно Сеймей. Жив… Неотрывно слежу за тем, как он приближается… с невозмутимой неторопливостью... будто давая мне возможность хорошо разглядеть его… Убедиться… Удостовериться… Сеймей… Ни капли не изменился с того момента, как я видел его в последний раз. Темные волосы, Ушки, ледяное спокойствие в глазах… Кисти рук спрятаны в карманах узких синих джинсов. Рукава светлого рельефной вязки свитера с высоким воротником подняты до локтей. Гляжу на его острый профиль, пока Сеймей, чуть склонив голову вперед и словно не замечая меня, проходит мимо, направляясь к качелям. Устаивается на узком ненадежном сиденье, словно на стуле: чуть подавшись вперед, поставив локоть на колено и касаясь пальцами подбородка. Слегка вздрагиваю – Рицка любит сидеть так же. Раньше мне и в голову не приходило проводить параллели. Слегка улыбаясь с едва заметной иронией, Сеймей поднимает на меня внимательный взгляд. Рассматривает с головы до ног, явно находя забавным мое смятение, мое растерянное молчание. Ветер ерошит его волосы. Нога в темном ботинке, перекатываясь с пятки на носок, слегка раскачивает качели, и они тихо поскрипывают, как и минуту назад.
– Вижу, ты мне не рад. Даже обидно…
В его тоне слышится снисходительная усмешка. Сеймей все прекрасно видит и понимает, что я чувствую, глядя на него сейчас. Его голос, такой знакомый, вынуждает очнуться и беспомощно моргнуть. Понимаю вдруг, что до этого стоял, оцепенев, и только смотрел на него без единой мысли в голове. Их и сейчас не слишком много.
Как он может быть жив?.. Почему он жив, а я его не чувствую?
Устав тянуть паузу, Сеймей досадливо вздыхает, качнув головой.
– Я начинаю разочаровываться, Соби. Ты так и будешь молчать? Не задашь ни единого вопроса?– он прищуривается, – Я ждал большего.
Я, наверное, и впрямь выгляжу сейчас очень нелепо. Закостеневший, невольно сгорбившийся, с опущенными плечами. Долгое пребывание на ветру спутало волосы, они спускаются по щекам неопрятными прядями. Но всего хуже взгляд, остановившейся и больной, как у избитой собаки.
Я не должен выглядеть так. Не сейчас. Не перед ним. Мне необходимо собраться.
С усилием выпрямившись, прячу руки в карманы. Опустив голову, прикрываю глаза.
Он хочет, чтобы я спросил о чем-нибудь? Я спрошу…
– Зачем… – услышав звук собственного голоса, неживой и хриплый прерываюсь на мгновение, но потом продолжаю, – Зачем ты вернулся? Ты оставил меня, отдал… Рицке. Что еще тебе нужно?
В его глазах появляется стальной блеск, который он тут же прячет под приспущенными ресницами. Я пропустил положенную прелюдию. Сотню растерянных «как» и «где», и с десяток умоляющих «почему». Я и впрямь желал бы многое у него спросить. И наверняка, он ждал именно этого. В моих же словах была дерзость, практически вызов, за которыми я пытался спрятать свою горечь и боль. «Зачем ты вернулся?», звучит все же не так жалко, как: «Почему ты бросил меня?». Это так глупо, что я все еще хочу понять. Я боготворил Сеймея, но сейчас все иначе. Не понимаю, по какой причине так жадно жду, что он ответит на этот незаданный вопрос: «Почему?..».
Не шелохнувшись, не меняясь в лице, Сеймей игнорирует мой непозволительный тон, но все-таки отвечает:
– Я оставил тебя, потому что так было нужно, Соби. Необходимо было обеспечить твою максимально убедительную реакцию и заставить Семь Лун поверить в мою смерть. И если бы ты подумал, то понял бы это и сам. Теперь обстоятельства изменились, и я вернулся. И, признаться, ожидал, что вопросы будут несколько другого свойства.
Стиснув невольно зубы, гляжу на него в горьком замешательстве. Он действительно не изменился. Все та же безжалостная логика и ни капли сожаления. Сеймей всегда обращался с людьми, как с пешками. Его равнодушие ко мне привычно и понятно. Но, Рицка!… Если верить ему, Сеймей в нем души не чаял…
Неважно, что он сделал со мной. Рицка не заслужил такого! Это… это… предательство…
Отвернувшись, глядя в землю, отвечаю глухо и отрывисто.
– Каких вопросов ты ждешь? Что бы ты ни задумал, ко мне это больше не имеет отношения. Ты меня отдал, – повторяю, как заклятие, – Я больше не твой.
Сеймей чуть выпрямляется, холодно вскидывает бровь.
– Ты так думаешь?
Опасная прохлада в его голосе заставляет все внутри сжаться в противный комок. Я никогда не возражал Сеймею, даже не мог помыслить об этом. Понимая, какой может быть расплата, все-таки говорю.
– Мой хозяин – Рицка.
Слова пустыми оболочками вылетают изо рта. Они имеют смысл, но не имеют силы, и я ощущаю это с мучительной четкостью. Как и Сеймей – он тоже чувствует. Смотрит на меня с хладнокровным интересом, словно я – бабочка, насаженная на иглу. Ее минуты сочтены, но она все еще бьется, разрывая внутренности, продолжая бесполезную борьбу. И наблюдающий за ней человек знает, что сражение проиграно, а бабочка – нет. И это сравнение так поражает меня, что я замираю, застигнутый врасплох. Зато начинает говорить Сеймей... Неторопливо роняя слова. Ни в чем не сомневаясь.
– Мое терпение тоже имеет пределы, Соби. Ты думаешь, мне неизвестно, как в действительности обстоят дела? Ты носишь повязку, а что под ней?
Вздрогнув, поднимаю глаза, он глядит в упор, тяжело и спокойно.
– Мое имя, верно? Лучшее свидетельство того, что ты прекрасно осознаешь, кто твой хозяин. Так что не трать зря мое время.
Втянув в себя воздух, отступаю на шаг, оторопев от такой логики. Как он сказал?
Имя?.. То, что оно до сих пор на месте доказывает, что я все еще считаю себя принадлежащим Сеймею. Делает это очевидным.
В замешательстве опускаю голову. Я полагал, что здесь другая, обратная зависимость. Что имя, как печать, скрепляет принадлежность, а не наоборот. Это было бы слишком невероятно. Но почему же где-то глубоко внутри, я чувствую, что он прав. Я признаю это… Признаю, что пытаюсь отрицать то, что ему ясно без всяких слов.
Потирая пальцами подбородок, Сеймей задумчиво смотрит на меня, словно взвешивая что-то в уме. Определяет меру моей вины.
– Прощаю тебя на первый раз, но это не должно повториться. Тебе известно, я не люблю глупого упрямства, – в глазах Сеймея появляется нехороший блеск, – оно равносильно неповиновению, а этого я не потерплю.
Это чувство – от него хочется бессильно застонать, стиснув зубы. Его уверенность, холод во взгляде с оттенком раздражения – как они знакомы мне. Когда-то давно, я жадно тянулся даже за такими крохами внимания Сеймея, впитывал их, вдыхал, как наркотик. Ясно помню свое болезненное опьянение этим. И теперь оно поднимается на поверхность, отдаваясь слабостью во всем теле. Почему я надеялся, что будет иначе? Я насквозь пропитан памятью о Сеймее, и почти физически чувствую, как сжимаются, идущие сквозь сознание кольца нитей, за которые он тянет сейчас. Подчинение хозяину… В этом моя суть. Тело и разум складывают оружие, не спрашивая, хочу я или нет. Откликаются с предательской охотой. Мне известно, что это такое – чувствовать над собой непререкаемую, всеобъемлющую волю хозяина. Почти сладко. Почти искушение. И преступление против всего, во что я начал верить, благодаря Рицке. Умом я понимаю это. Но Боец во мне уже ждет приказов. Невыносимо...
Неуклюжим, скомканным движением нащупываю в кармане пачку сигарет. Голова словно в тумане. Сейчас я не способен мыслить связно.
Щелкнув зажигалкой, жадно затягиваюсь, глубоко вдыхая обжигающий, едкий дым, так словно это может принести облегчение. Не глядя на меня, Сеймей бросает резко и чуть высокомерно:
– Не кури при мне.
Пальцы, стискивающие сигарету, замирают, затем расслабляются. Скупым жестом выбрасываю ее в траву и гашу подошвой ботинка. Поднимаю на Сеймея мрачный, напряженный взгляд. Зачем он вызвал меня сюда? Что ему нужно?
Он словно и не замечает того, как я смотрю на него. Неторопливо раскачивается, устроившись на качелях вполоборота. Запрокинув голову, касаясь затылком металлического троса, задумчиво глядит в небо.
– Думаю, я должен вернуть тебе кое-что. Это ускорит дело.
Повернув голову, он смотрит на меня с легкой усмешкой.
– Что ты помнишь о той ночи, когда я умер? Ничего?
Эти слова ставят меня в тупик. Что он имеет в виду? Меня не было с ним.
Сеймей уже откровенно усмехается, разглядывая носки ботинок.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил, как все было на самом деле, Соби. Вспоминай! Это приказ!
Слова ввинчиваются в разум… Глаза распахиваются. Я вздрагиваю, задохнувшись, разом лишившись воздуха. Это похоже на вспышку. Сознание вскипает ощущениями и образами, они разворачиваются батальными полотнами, воспроизводя ту ночь до мельчайших деталей.
Я вспомнил. Я был тогда вместе с Сеймеем в школе, где раньше учился Рицка. Но мы были там не одни.
***
Едва я увидел его, то сразу захотел убить. За то, что он есть. За то, как он смотрит на Сеймея. Смотрит с оскорбительным, глумливым обожанием. Но этот смазливый, темноволосый хлыщ – истинный Боец Beloved. Он, а не я.
– Я наделил нашего гостя всеми необходимыми характеристиками. Теперь его точно примут за тебя, – сверкнув улыбкой, Акаме Нисей беззаботно уточняет, – вернее его труп.
Прислонившись к стене школьного коридора, Сеймей никак не реагирует на ужимки этого шута. Лишь, подняв глаза, задумчиво хмурится, сквозь приоткрытую дверь разглядывая привязанного к стулу человека, безликую тень, едва различимую в ночной темноте.
– Ты уверен, Нисей? Нельзя допустить ошибки. Я могу поручить это Соби…
– Я не делаю ошибок! – обиженно вскидывается черноволосый. Сеймей переводит на него ставший ледяным взгляд, и Акаме сразу сникает, сдает назад. Но вместо того чтобы просить прощения за свою вольность, улыбнувшись, томно приспускает ресницы.
– Все сделано в лучшем виде, мой господин, – тающим голосом мурлыкает он, – ручаюсь за это.
Вздрогнув от возмущения, отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него. Не могу смотреть…
– Хм, – опустив голову, Сеймей скептически изучает взглядом пол. Затем, вздохнув, равнодушно командует: – Соби, проверь.
Послушно снимаюсь с места. Черноволосый провожает меня разъяренным взглядом. Но не смеет поднять его на Сеймея.
Сухо усмехнувшись, вхожу в класс. Этот Акаме даже не умеет контролировать свои эмоции. Совершенно несерьезно.
В классе очень тихо, пусто и как-то неуютно. Это помещение не предназначено для того, чтобы быть таким. Здесь должно быть много света, должны звучать разговоры и смех. А сейчас только черный прямоугольник доски и ровные ряды низких стульчиков и парт говорят о том, что эта комната находится в младшей школе. Ночью все выглядит и воспринимается иначе. А возможно дело в другой выпадающей из общего антуража детали – бесчувственном пленнике, привязанном к детскому стулу. Запястья безжалостно вывернуты и стянуты за спиной, худые колени в темных джинсах почти касаются подбородка. Намертво прикрученный к спинке, он сидит, безвольно наклонившись вперед, поникнув головой. Высокий, худощавый, темноволосый, одетый в одежду Сеймея – почти не отличимый от него, особенно с этими Ушками и хвостом. Идеальная жертва.
Достав зажигалку, наклоняюсь к пленнику. Прикрываю вспыхнувший огонек ладонью, подношу ближе. Яркий танцующий язычок пламени выхватывает из темноты неестественно бледное лицо с плотно закрытыми глазами.
Хм... Этому Нисею пришлось изрядно побегать, чтобы отыскать кого-то, кто был бы настолько похож на хозяина. Как же долго они готовили этот план?
Прошептав нужное заклинание, прикрываю глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет никакого сомнения – после смерти парня примут за Сеймея. Даже я ошибся бы, если бы не Связь. Приходится признать, это превосходная работа.
Уже выпрямляясь, в последний раз смотрю на жертву. Чуть ли не в анабиозе. Дышит редко и почти незаметно. Бледность кожных покровов говорит об очень слабом кровообращении. Он ничего не почувствует.
Завершив осмотр, оборачиваюсь. Сеймей и его новый Боец еще в коридоре. Тихо обсуждают что-то, не глядя в мою сторону. На миг ощущаю болезненный укол ревности. Сеймей редко разговаривает со мной. В основном только отдает приказы. И сейчас, глядя на них, я чувствую себя лишним, оттесненным назад этим невесть откуда взявшимся выскочкой. Как такое может быть, ведь я сильнее… Разве то, что Сеймей отправил меня проверить работу Акаме, не говорит о том, кому из нас он доверяет больше?
Неотрывно глядя на них, твердо поджимаю губы. Как бы там ни было, если воля Сеймея в том, чтобы принять Акаме, я должен следовать ей. Но отчего же это так нелегко? Что за черное, жгучее чувство поднимается во мне, разжигая горечь в горле? Ненависть? Я ненавижу этого Нисея? Как так могло получиться?
Поймав мой взгляд, хозяин требовательно приподнимает подбородок, отвлекаясь от разговора. Склоняю голову, безмолвно подтверждая, что приказ выполнен. Кивнув, Сеймей отрывается от стены. Делает знак темноволосому следовать за ним. Почтительно отступаю в сторону. Они, вполголоса переговариваясь, входят в класс. На реплики Сеймея Акаме отвечает с шутливым подобострастием, словно издеваясь над своей ролью. А Сеймей будто не придает значения этому. На все реагирует с отстраненной снисходительностью, словно на проделки ребенка.
В замешательстве наблюдаю за этим, неприятно задетый происходящим. Поведение Нисея не укладывается ни в какие рамки. Его фамильярность по отношению к Сеймею балансирует на грани непочтения. Невозможно не заметить такое. Так почему хозяин не поставит этого зарвавшегося типа на место?
Сеймей проходит мимо меня. Устраивается на краешке парты, чуть в стороне, но так чтобы иметь возможность видеть нас обоих. Поднимает взгляд:
– Итак… Соби?
Глядя в пол, отвечаю, помедлив мгновение:
– Все в норме.
Сеймей не сводит с меня глаз, и я дополняю сказанное. Неохотно, но в соответствии с истиной, как того и требует долг.
– Работа выполнена на высоком уровне. Трудно сделать лучше.
Акаме одаривает меня мрачным, раздраженным взглядом. Ему не нужны мои подачки. Не дожидаясь команды, он поднимает с пола принесенную с собой канистру бензина и начинает щедро выливать ее содержимое на голову пленника. Резко пахнущая прозрачная струя ударяет по затылку, каскадами устремляется на плечи. Брызги отскакивают от них, на полу под стулом начинает собираться немалая лужа.
– Не увлекайся! – жестко останавливает его Сеймей. – Я не собираюсь устраивать пожар в собственной школе.
Рука Нисея вздрагивает, он резко отдергивает ее, прекращая свой спектакль. Взгляд, метнувшись на мгновение в мою сторону, возвращается к Сеймею. Заметив этот неосторожный бессознательный порыв, скупо усмехаюсь, внезапно ощутив мрачное удовлетворение. Так значит, ты все же не настолько уверен в себе, как пытаешься показать? Зачем ты покосился на меня, едва осознал свою промашку? Я все еще твой соперник, вот почему. Соперник в борьбе за благосклонность Сеймея. И ты прекрасно это понимаешь.
Акаме отступает на шаг, опуская канистру.
– Если что-то пойдет не так, я всегда смогу справиться с огнем. – Он переводит взгляд на пленника и находит в себе силы хмыкнуть: – А ничего ведь получилось. Смотри, какой красавчик. Я – молодец, верно?
Вскидываю глаза, изумившись такой наглости. Но Сеймей лишь усмехается, укоризненно качнув головой. И при виде его реакции я невольно сжимаю зубы.
Этот парень. Нисей. Я убью его. Никто не будет стоять между мной и Сеймеем!
Кидаю на Акаме быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц.
На его лице примерно схожее выражение. Наверняка, он думает о том же. Только один из нас имеет право находиться рядом с хозяином и принадлежать ему. Другой должен умереть. Мрачно усмехаюсь: и это буду не я.
Сеймей наблюдает за нами. На губах играет чуть заметная улыбка. Кажется, все происходящее забавляет его.
– Ну же… Я хочу, чтобы вы подружились. Нам еще работать вместе…
Мы с Нисеем обмениваемся ненавидящими взглядами. Сеймей хмыкает.
– Ладно, Соби. Убей этого парня,– он кивает на связанного,– сожги его.
На миг во мне вспыхивает острая радость. Он выбрал меня. Не Нисея.
Выступаю вперед. Черноволосый провожает меня раздосадованным взглядом, в его глазах обида. Я докажу насколько лучше его.
– Огонь пречистый. Слезы солнца...
Простираю вперед руку. Бензин вспыхивает. Яростное трескучее пламя охватывает жертву, окружает ее, заключая в полыхающий кокон. Струйки черного дыма рвутся в стороны, это испаряется присутствующая в организме жидкость. Расправленный жир липкими пузырями вскипает на быстро чернеющей, лопающейся коже. Удушливый прогорклый запах горелой плоти заполняет помещение, забивая нос и легкие. Я на мгновение ощущаю тошноту.
Срабатывает система пожаротушения. В коридоре разносится резкий звук сигнализации. Разбрызгиватели оживают под потолком. Перекрещивающиеся струи хлещут вниз, испаряясь над полыхающем куполом. Им не пробить его, температура внутри слишком высока. Лишь когда спекшиеся грудные мышцы почти обнажают ребра, я позволяю пламени потухнуть. Обуглившаяся плоть медленно сползает с остова. Капли барабанят по ней, шипят, исходя вонючим, серым дымом. Дышать становится практически невозможно.
Сеймей сидит на парте, подставив лицо струям воды.
– Смешно... Люди заблуждаются, думая, что мир велик. На самом деле он – закрытая коробка, в которой иногда идет дождь.
Стою, опустив голову. Я промок почти насквозь.
– Уходим. – Со вздохом Сеймей спрыгивает со стола. Проходя мимо трупа, небрежно швыряет к подножью стоящей рядом парты свою школьную сумку.
– Нисей, я буду ждать тебя во дворе. Уничтожь следы нашего вмешательства. Никто ничего не должен найти. И не копайся долго, скоро сюда прибудут пожарные.
– Слушаюсь, Господин, – сладко мурлыкает он, глядя на Сеймея из-под приспущенных ресниц.
Вздрогнув, стискиваю кулаки. Я убью его.
Мы выходим в коридор. Иду следом, устремив глаза в пол. На улице Сеймей прислоняется к высокому каменному забору в тени кустов и задумчиво поводит взглядом по верхним этажам школьного здания.
– Сейчас ты пойдешь домой, ляжешь спать и забудешь все, что имеет отношение к этой ночи. О моей смерти ты узнаешь от третьего лица. Все дальнейшие инструкции найдешь в своем ноутбуке, в завещании, будешь выполнять их в точности. После прочтения уничтожь письмо.
Вскидываю взгляд. Не может быть… Он не может так поступить со мной!
Его слова огненной печатью проникают в сознание, закрепляясь там. Я не имею права этому сопротивляться.
Стискиваю веки, ощущая, что они предательски вздрагивают. Он не может не понимать, что это будет значить. Он не может не знать, как это будет мучительно для меня. Я же буду думать, что он мертв! Сеймей!
Он вдруг касается меня - рука ложится на лоб. Мои глаза распахиваются...
– Этим заклинанием я – Beloved, Аояги Сеймей разрываю свою Связь с тобой, Агатсума Соби. Иди.
И отпускает... Ноги подкашиваются, я падаю на колени, на землю, впиваясь в нее ногтями. Глотаю воздух – нечем дышать. Ощущение такое, что из меня вырвали кусок живой плоти. Душа кровоточит и заходится болью. Сеймей… За что?..
Он холодно глядит на меня сверху вниз.
– Не надо так жалко смотреть на меня, Соби. Это было необходимо. Никто не должен заподозрить, что я жив. К тому же на тебя будет возложена важная миссия. Смотри, не провали ее.
Он отворачивается. В глазах появляется жесткий блеск.
– Все это ненадолго. Я вернусь за тобой.
***
«…вернусь за тобой».
Вздрогнув, открываю глаза. Закат догорает, растягивая тени. Тихий скрип качелей делает преобразившуюся действительность еще более нестерпимой. Как и ветер, рвущий полы рубашки, и несмолкаемый тревожный шепот травы… Все они, эти нечаянные свидетели, служат прекрасной оправой для моих возвратившихся воспоминаний. Для искалеченной, покосившейся реальности. Что она оставила от последнего года моей жизни? Ничего. Почти что ничего. Теперь, когда я знаю, что Сеймей с самого начала не собирался отпускать меня, кем я могу быть для Рицки? Кто я теперь?
– Пришел в себя?
Голос Сеймея резок, но и он не может заставить меня отреагировать сразу. Медленно поворачиваю голову, перевожу на него взгляд, краем сознания отмечая, что он должно быть совершенно пустой и бессмысленный. Открывшаяся правда выжала меня досуха. Полностью.
Нахмурившись, Сеймей поджимает губы, хвост коротко дергается в сторону, выдавая его недовольство.
– Только не надо показательных обмороков, Соби. Я был лучшего мнения о твоей выдержке. Возьми себя в руки. Соберись!
Сухой, жесткий разряд пробивает позвоночник. Выгибает спину – я вытягиваюсь, вскинув голову, и бессильно прикрываю глаза. Сеймей… Зачем ты вернулся?.. Почему ты жив?..
– Значит так, – он начинает недовольно постукивать по колену кончиками пальцев, – у меня нет ни времени, ни желания возиться с тобой и приводить в чувство. Будь добр сделать это сам.
Он чуть прищуривается, разглядывая меня.
– Но, чтобы облегчить тебе эту непосильную задачу, могу сказать, что пока не стану отменять своего приказа относительно Рицки. Он все еще в опасности, и ему нужен Боец. Поэтому пока что останешься рядом с ним. Ты меня слышал, Соби?
Горло сжимается, и вздрагивают зрачки, только тем и выдав мою реакцию. Прекрасно слышал. Ему достаточно было лишь произнести имя Рицки, чтобы вернуть к себе внимание. А то, что Сеймей сказал дальше, подействовало как укол адреналина. Мир пришел в движение, из расплывчатого, неясного фона сделался резким и объемным. Мысли собрались в фокус. Восприятие обострилось, как перед схваткой. Сеймей никогда не бросается словами. И если он говорит, что не намерен отбирать у меня Рицку прямо сейчас, значит – так оно и есть. Однако за заявлениями подобного рода, как правило, всегда следует «но»… И я жду его. Жду свои условия.
Наблюдая за мной, Сеймей в ироничном восхищении приподнимает брови.
– Впечатляет. Вижу, ты и впрямь проникся моим малышом. Он – прелесть, верно?
Выпрямившись, Сеймей откидывается на низкую спинку качелей, скрестив руки на груди. Он доволен тем, что разглядел во мне, это очевидно. Удовлетворение с примесью самодовольства так и струится вокруг него.
– Впрочем, это не удивительно. Его невозможно не полюбить, я и не сомневался в тебе.
Вскинув глаза, встречаюсь с его насмешливым взглядом. Улыбаясь слегка, он смотрит на меня с саркастичным пониманием – так, словно ему абсолютно ясно, что со мной происходит сейчас. Словно он видит все до последней точки, до малейшего оттенка, и мои чувства и мысли для него как на ладони. От этого ощущения становится не по себе. Его понимание совсем не радует, только рождает ярчайшую тревогу. Сеймей предвидел мою реакцию. И, похоже, она была настолько красноречивой, что только слепой не заметил бы. А Сеймей далеко не слеп. Я не хотел бы, чтобы он осознал, насколько сильно я люблю Рицку. Почему-то это кажется мне очень опасным.
– Я выполнял твой приказ. Тут нечему удивляться.
Сеймей чуть качает головой, глядя на меня с неприкрытой иронией.
– А ты совсем не изменился, Соби. Все такой же наивный.
Никак не прокомментировав больше это странное замечание, он отворачивается.
– Кстати – о Рицке, как он?
Это было сказано столь небрежно, что я невольно вскидываю взгляд, всматриваясь в лицо Сеймея. Его безразличие – отчего я не верю в него? Слишком явно, слишком нарочито. Внешне он кажется абсолютно спокойным, на лице замерло благодушно-безмятежное выражение. Откуда мне известно, что Сеймею далеко не все равно? Вряд ли он порадуется, если осознает, что я понял это.
Отвечаю медленно и осторожно, тщательно выбирая слова:
– Рицка… очень повзрослел. Подрос…
Замолкаю, не решаясь говорить что-то еще. Зачем он спросил об этом? Каких ответов он ждет?
Странно улыбнувшись, Сеймей чуть склоняет голову вперед.
– Он скучает по мне?
Поднимаю на него глаза, слегка растерявшись от неожиданности. Едва раскачиваясь, словно в задумчивости, Сеймей глядит куда-то в пустоту. Взгляд, рассеявшись, смягчился, уголки губ чуть приподняты. Что-то в его голосе отдается внутри странной горечью. Не могу понять только, кому она принадлежит. Мне или ему.
– Рицка не забудет тебя, ты ведь и сам знаешь, – признаюсь с внезапной откровенностью.
Погруженный в собственные мысли, Сеймей едва заметно усмехается неожиданно тепло.
– Это верно.
Сжав веки, отворачиваюсь. Слегка охрипший от слез голосок Рицки звучит в голове: «Я не прощу его… Не прощу!»
Это безумие – сочувствовать Сеймею. Он сделал свой выбор сам. Совершил огромную ошибку, когда бросил Рицку, когда отдал меня ему. Но не мне говорить об этом. Я не судья. В моем положении жалость вообще является чем-то немыслимым. И все-таки она есть. Потому что я догадываюсь, что он чувствует на самом деле. И очень хорошо понимаю это.
Слегка вздохнув и будто очнувшись, Сеймей выпрямляется, поднимая голову. Во взгляд возвращается насмешка, он словно подтрунивает над собой. Понимаю, что момент откровенности прошел, и сейчас мне предстоит только слушать. Он, наконец, скажет, зачем я понадобился ему.
– Что ж, Соби, вернемся к нашим делам. Вначале я хотел бы тебя похвалить. Ты блестяще справился с заданием. И даже сделал больше. Эта идея со списками сильнейших Пар пришлась очень кстати. Чем сильнее ослабнет обороноспособность Школы, тем лучше. Так что я хочу, чтобы ты и дальше продолжал реализовывать ваш с Рицкой план. Позже я превращу его в нечто другое и реабилитирую тебя. Можешь себя поздравить с тем, что вскоре станешь эталоном истинного служения и самоотречения. Тебе всегда шел этот образ.
Сжав зубы, слушаю, не глядя на него. Все сказанное Сеймеем мне очень не нравится. И то, «что» он говорит, и то, «как» это делает. Я не хочу, чтобы Рицка становился средством для осуществления его замыслов. Достаточно того, что этим рычагом всегда был я. И наконец… Откуда Сеймею столько известно о наших действиях? Не исключено, что у него есть информаторы в Школе, которые могли бы сообщить ему о моем визите в систему. Но трудно поверить, что Семь Лун так быстро разгадали заданный им ребус. Не так-то просто с первого взгляда увидеть логику в наших нападениях и связать с просмотренной мной тогда информацией. Прошли всего сутки. Как бы ни были хороши аналитики Семи Лун – данных недостаточно, чтобы делать столь далеко идущие выводы. Откуда же он знает?
Склонив голову на бок, Сеймей с усмешкой заглядывает мне в лицо.
– Делай все от тебя зависящее, Соби. Заставь этих ублюдков бояться вас. Но Рицка не должен пострадать. Если с ним хоть что-то случится, если Семь лун приберут его к рукам, то я шкуру с тебя сдеру. Тебе понятно?
Произнося это, он все еще улыбается, но взгляд остр как бритва. Инстинктивно ощутив опасность, которая кроется за ровным, вкрадчивым тоном Сеймея, киваю, подтверждая, что понял его.
– Ну и отлично.
– Сеймей…
– Да? – Он вопросительно приподнимает бровь.
Отведя глаза, стараюсь говорить как можно спокойнее и ровнее.
– Если все, что мы делаем, так или иначе соответствует твоим планам, почему ты просто не отдашь меня Рицке? Если у тебя уже есть Боец… Истинный Beloved. Значит, я тебе больше не нужен. Позволь мне остаться с Рицкой.
Наверное, голос все-таки выдал меня, потому что на губах Сеймея вдруг заиграла жалостливо-снисходительная улыбка. Похоже я позабавил его своей просьбой.
– Хм… Вижу, пребывание возле Рицки заставило тебя забыться. Ты становишься мечтателем, Соби: у Рицки свой Боец.
Вздрагиваю, ощутив, как вдох замирает в легких. Потерянно вскинув голову, встречаюсь с изучающим взглядом Сеймея. Он смотрит на меня, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Каждое слово набатом отдается в ушах.
– Именно так. Удивлен, что ты об этом не знаешь. Я видел этого мальчика. Довольно милый. Сильный и послушный, очень на тебя похож. Думаю, они бы понравились друг другу и были бы хорошей Парой.
Пошатнувшись, хватаюсь рукой за металлическую штангу. Привкус желчи во рту почти не ощутим по сравнению с той рваной пустотой, что распахнулась внутри, обдав обжигающим холодом. Боец Loveless… Так значит он найден… Это должно было случиться рано или поздно, но я не хотел верить. Гнал от себя эти мысли. Напрасно. Пришло время расплачиваться за свои иллюзии. Даже если это горько до немоты. Сеймей прав, я забылся. Что такое искусственная Связь, по сравнению с истинной? Болотный огонек рядом с солнцем…. Капля росы рядом с океаном... Едва Рицка ее познает, то никакие чувства ко мне не удержат его. Это судьба, это природа, с этим бесполезно спорить. Я проиграю, даже если Рицка не захочет, чтобы так было. Истинная связь сильнее всего на свете. Даже любви…
Скрестив руки на груди, Сеймей откидывается на спинку качелей. Хвост лениво ходит из стороны в сторону.
– Как видишь, ситуация довольно сложная. Но я рассчитываю, что твой подход к ней будет разумным. Оставайся пока с Рицкой. Делай вид, что ничего не происходит. Действуй как его Страж. И самое главное – не говори о том, что я жив. Это может толкнуть Рицку на необдуманные действия. А я пока не готов светиться.
Делай вид…. Действуй как Стаж… Сеймей, ты даже не представляешь, чего требуешь. Как я могу всего лишь притворяться Бойцом Рицки и не быть им на самом деле? Одна только мысль об этом сводит с ума.
То ли желая сменить тему, или по-своему истолковав мое измученное молчание, Сеймей равнодушно продолжает:
– Не стоит драматизировать свое положение. Я, как хозяин, позабочусь о твоей судьбе. Кампания против Семи Лун вскоре войдет в открытую фазу. Твоя задача будет состоять в том, чтобы устранить с дороги мешающий мелкий мусор и… – он мрачно усмехается, – обезопасить меня от моих же сторонников. Поэтому ты должен научиться хорошо взаимодействовать с Нисеем. У нас еще есть время, чтобы вы успели подготовиться и привыкнуть друг к другу.
«Взаимодействовать»… Это слово проникает сквозь мутную пелену моего отчаяния. Сеймей произнес это так, словно намерен использовать нас обоих одновременно. Хотя подобное было бы слишком невероятным.
Ощутив непонятную тревогу, заставляю себя сосредоточиться на происходящем. Бросаю осторожный взгляд в сторону Сеймея и наталкиваюсь на холодный прищур его глаз.
– Все именно так, как я сказал. Ты и Нисей, оба – Beloved. И оба принадлежите мне. Это делает возможной изложенную мной схему Поединков. С Системой не будет противоречий, поскольку количество Жертв, от чьего Имени она открывается, так или иначе не изменится.
Его губы кривятся в ироничной усмешке.
– Это такое любопытное явление. Я мог бы собрать целую армию чистых Бойцов, если бы они не были настолько редки. Ты будешь сражаться в авто-режиме, но и этого будет достаточно, чтобы лишить наших противников охоты перечить мне и оградить от возможного предательства союзников. Так что готовься. Скоро начнутся наши совместные тренировки.
В смятении качаю головой.
– Сеймей, то, что ты планируешь… Так нельзя поступать.
Он саркастично поводит бровью. В голосе насмешливый лед.
– Нельзя? Почему же, Соби? Приведи хоть один довод.
Это похоже на игру. Но пока он позволяет, я могу говорить. Отвечаю быстро и твердо:
– Вмешательство третьего лица противоречит кодексу Дуэлей. Это недостойно.
Сеймей вскидывает голову. Рассматривает меня пристально и внимательно. Усмешка исчезает из его взгляда, он становится холодным и резким. Опускаю глаза. Зачем я это сказал… До настоящего момента Сеймей воспринимал мои возражения как забавное развлечение для себя. Больше он так не думает. Я перешел дозволенную грань. Отвык.
Неприступно вздернув подбородок, Сеймей поднимается со своего места.
– Недостойно, говоришь? Что есть достоинство, Соби? Для тебя оно в том, чтобы выполнять приказы хозяина, но ты, похоже, забыл об этом.
Он приближается медленно, не спеша. Я стою прямо, насколько позволяет воля. Потому что знаю, что будет дальше. Я должен понести наказание за свой проступок.
Удар быстрый. Жгучий. Под дых. Боль ошеломляет, ослепительной вспышкой взрывая грудь. Чувствуя, как немеют в судороге легкие, складываюсь пополам, в бесполезной попытке сделать вдох. Задыхаясь, падаю на колени. Возвышаясь надо мной, Сеймей достает сложенный платок. Встряхивает, раскрывая, и брезгливо протирает им костяшки. Неторопливо обходя по кругу, холодно и надменно наблюдает за мной. Затем, наклонившись, наматывает волосы на свой кулак и вздергивает вверх голову, чтобы видеть лицо, искаженное от едва сдерживаемого кашля.
– Кажется, я не учел, что у моего приказа будут такие досадные побочные эффекты. Раньше тебе не приходило в голову обсуждать мои решения. Это следует искоренить, пока подобные вещи не сделались твоей дурной привычкой.
Щелчок. Я узнаю этот звук. Так выстреливает из рукояти лезвие раскладного ножа Сеймея. Он подносит его к моему лицу, и на зеркальной поверхности я краем глаза вижу свое отражение.
Наверное, именно это позволяет мне собраться. Опасность и предчувствие новой боли. Ощущения, от которых я отвык.
– Не думаю, что это разумно, – я с трудом выталкиваю слова. – Рицка заметит следы. Он станет задавать вопросы…
Рука Сеймея останавливается. Он медлит, чуть поводя лезвием в паре сантиметров от моего лица.
Телефонный звонок, как звук из другого мира, врывается в реальность – пронзительный и чуждый окружающему шуршанию и шелесту. Рука невольно дергается к карману.
– Это Рицка, – сглотнув, сжимаю веки. – Сеймей, я должен ответить.
– Должен? – Он приподнимает бровь: – Ты, по-моему, немного занят… или ты думаешь иначе?
– Я дал Рицке слово всегда отвечать на звонки. Если я проигнорирую вызов, он поймет, что что-то не так.
Помолчав, Сеймей вздыхает с усталым раздражением. Телефон продолжает надрываться, требуя внимания к себе. Зажмурившись, считаю секунды.
– Сеймей…
Он отпускает меня. Лезвие ножа, скользнув по подбородку, прижимается к шее.
– Отвечай. Но учти. Если мне что-нибудь не понравится в том, что ты скажешь, пеняй на себя.
Замерев на коленях, задрав подбородок и опасаясь дернуться, на ощупь нахожу телефон. Торопливо раскрываю его, поднося к уху.
– Соби!
Голос Рицки, встревоженный и далекий, раздается из динамика. Не отводя руки, Сеймей, отступает на шаг и, сощурившись, смотрит в мое лицо. Он все слышит.
– Да, Рицка. Я здесь.
– Соби, где ты ходишь?! Мы весь вечер ждем тебя!
Сглотнув, ощущая кожей холодное прикосновение стали, прикрываю веки.
– Прости.
Рицка тихонько вздыхает, видимо исчерпав весь свой запас возмущения. Мысленно вздрогнув, понимаю вдруг, что не я один могу сказать сейчас что-нибудь не то. Хотя если рядом Кио…
– Когда ты придешь? – тихонько спрашивает Рицка. – Почему ты так долго вообще?
– Мои дела заняли несколько больше времени, чем я ожидал. Я скоро вернусь, Рицка. Очень скоро, – намеренно обещаю то, чего не должен, чтобы не оставить Сеймею выбора, кроме как отпустить меня. Лезвие чуть вздрагивает, Сеймей едва заметно сдвигает брови, по-видимому, тоже уловив этот нюанс.
– Ну, хорошо, – Рицка чуть мнется, затем раздается какое-то шуршание, видимо он прикрывает телефон ладонью.
– Соби, эти твои дела… Они, надеюсь, никак не связаны с… Ты ведь не наделал глупостей, нет?
Да, Рицка… Если бы ты знал, сколько…
– Нет, – слегка дергаюсь. За мгновение до ответа лезвие ощутимо приникло к коже, чуть ли не врезалось в нее. – Я не стал бы ничего предпринимать без твоего приказа, Рицка.
Глазами скольжу вверх по руке Сеймея, перемещая напряженный взгляд на его лицо.
– Не волнуйся, я не буду совершать опрометчивых поступков.
Глядя мне в глаза, Сеймей насмешливо выгибает бровь и, секунду помедлив, аккуратно отводит нож от моего горла. Лезвие с тихим шелестом уходит в рукоять. Получив возможность двигаться, с облегчением оседаю вперед. Беззвучно дышу раскрытым ртом, растирая зудящую кожу на шее.
– Хочется в это верить, – ворчливо резюмирует Рицка, и Сеймей иронично покачивает головой из стороны в сторону, поддерживая эту мысль.
– Возвращайся скорее. Мы, между прочим, до сих пор не ели. Тебя ждем.
Вскидываю брови, невольно тронутый этим.
– Если так, то не надо ждать меня. Незачем.
– Со-би… – тянет он с этой своей усталой терпеливой укоризной. Я даже вижу сейчас его лицо. Ресницы сомкнуты, а сведенные к переносице брови чуть подрагивают. Рицка…
– Я не буду есть без тебя, – говорит он упрямо. – Лучше нигде не задерживайся.
– Слушаюсь, – чуть усмехаюсь, но улыбка тут же пропадает от мысли, что я не имею больше права на подлинный смысл этого слова. Теперь он принадлежит совсем другому человеку. Невыносимый контраст.
– Жду, – кратко отвечает Рицка и отключается.
И сразу же мне становится настолько холодно и неуютно. Вокруг будто разом потемнело. Словно все время, пока мы разговаривали по телефону - пусть и с ножом у горла, но я находился под защитой Рицки. А теперь - снова один. Наедине с Сеймеем. Опустив голову, сижу на коленях, ожидая его решения. Он так и не успел наказать меня. Захочет продолжить?
– Поднимайся, Соби. – Усмехнувшись, Сеймей прячет руки в карманы. – Момент упущен. Теперь в этом нет никакого смысла. Можешь сказать спасибо Рицке.
Встаю на ноги, все еще глядя в землю. Я не намерен больше возражать ему. Я обещал Рицке вернуться домой как можно скорее и потому сделаю все, чтобы больше не провоцировать Сеймея. Чтобы получить возможность уйти отсюда без потерь, чтобы дать ему возможность отпустить меня.
– Он никогда не умел обращаться со своими вещами. Совсем испортил. Но ничего… Я вскоре займусь тобой.
Вздрогнув, прикрываю глаза. Должно быть, я действительно изменился. Из-за бережного отношения Рицки отвык от того, чтобы «быть вещью» - стал слишком человеком. Раньше, что бы ни делал со мной Сеймей – это приносило лишь физическую боль. Теперь все иначе. Я стал уязвим.
– На этом все. Ты будешь получать указания тем же образом что и сегодня. После прочтения уничтожай их. Можешь идти.
– Слушаюсь.
Медленно кивнув с положенным почтением, поворачиваюсь и ухожу. Ноги путаются в траве.
– И… Соби… – окликает меня Сеймей. Он любит так делать. Сначала отпустить, а потом потянуть за поводок. Останавливаюсь и оборачиваюсь, бросая взгляд через плечо.
Он стоит, насмешливо склонив голову к плечу. Руки скрещены на груди. Взгляд из-под ресниц... очень опасный.
– Соблюдай дистанцию с Рицкой. Я не желаю, чтобы ты выполнял мой приказ слишком уж рьяно. Делай только то, что необходимо, – его губы угрожающе поджимаются, – не более.
Наверное, я слишком измучен, чтобы чувства, пробивающиеся сквозь маску спокойствия, выдали меня сейчас. Сеймей…
– Как скажете, Повелитель. Что-то еще?
– Нет, – глаза чуть сощуриваются. Почувствовал мою горькую иронию? – Иди.
Поворачиваюсь и наконец, ухожу. Ощущая его задумчивый взгляд на своей спине. Главное идти прямо. Главное не подать виду. Главное хотя бы дойти до места, где он уже не сможет видеть меня.
Поднявшись по крутой насыпи, прохожу под гудящими высоко над головой нитями проводов. Монотонный низкий гул отдается в воздухе тугим, звенящим напряжением. Поддерживающий их гигантский стальной уродец безжизненной мрачной громадой уплывает за спину. Начинается спуск, упирающийся в шоссе. Едва насыпь заслоняет собой горизонт, я просто падаю, оползаю на землю, мимолетно ощутив под собой колючие изломы травы. В ней утопают затылок, волосы и щеки. Ее острые стебли, заслоняют по краям обзор, мешая видеть небо. Бездонное небо… Темно-рыжее с синей каймой на западе. Словно мягкие пушинки по нему рассыпаны прозрачные перистые облака, легкие и ажурные как крылья птиц. Еще одного символа свободы, которой у меня никогда не было, но которую я был бы готов отдать без остатка за право одного единственного выбора.
Неподвижно лежу на земле; взгляд, остановившись, уходит в беспредельную высоту. Как это прекрасно… Тот, кто придумал небо, никогда не познает боли утрат. У него всегда будут новые рассветы и закаты, не менее красивые, чем этот.
Отчаяние приходит неотвратимо – накатывает мутной, темной волной. От него щиплет в глазах и сводит судорогой горло. Я солгал самому себе, когда думал уйти отсюда без потерь. Я все потерял в этот вечер. Будущее. Надежду. Рицку.
***
Солнце, наливаясь багровым сиянием, касается горизонта. Устроившись на прежнем месте, Сеймей сидит, прикрыв веки, подставив лицо прохладному ветру. Услышав шаги за спиной, произносит холодно и чуть сурово.
– Ты слишком рано. Тебя могли заметить.
– Ну, ты же не думаешь, что он вернется?
Обежав глазами насыпь, поднявшись по которой ушел Агатсума, Нисей возвращается взглядом к Сеймею. Плавным движением обогнув штангу качелей, прислоняется к ней. Вытягивается во весь рост, заложив руки на спину. Вскинув подбородок, мечтательно жмурится.
– Мне понравилось, – широко улыбнувшись, Нисей чуть поворачивает голову, краем глаза наблюдая за свой Жертвой, – жаль, правда, что он так и не заплакал.
– Подглядывал, – констатирует Сеймей с легким осуждением.
– А то как же, – стремительно обернувшись мягким кошачьим движением, Нисей, ухватившись руками за штагу, чуть свешивается с нее, заглядывая в лицо Сеймея.
– Я же только и делаю, что шпионю для тебя. Немудрено при таком образе жизни обзавестись вредными привычками. К тому же я ни за что не пропустил бы столь дивного представления. Как он корчился, – глаза Нисея заволакивает дымка удовольствия.
– Эти картины я буду хранить в памяти как нечто драгоценное, – напевно произносит он.
Насмешливо вскинув брови, Сеймей наблюдает за Акаме с саркастическим интересом.
– Хм… Твоя искренность в проявлении своих самых отвратительных качеств где-то даже подкупает. Как любая искренность.
Нисей вздыхает в притворном сожалении.
– Ну да. Я плохой мальчик. Можно подумать, ты только сейчас это заметил.
Прикусив губу, он самым нахальным образом улыбается Сеймею, томно приспустив ресницы.
– А ты обращаешься с ним строже, чем со мной.
Сеймей равнодушно передергивает плечами.
– На то есть причины. И тебе они известны.
При этих словах маска легкомысленного лукавства на лице Нисея дает трещину, но спустя мгновение возвращается на место. Сеймей меж тем продолжает, хладнокровно скользя глазами по равнине к далеким огням на горизонте.
– Соби – цепной пес. Таким необходима строгая дисциплина, чтобы всегда знали свое место. Это комнатным собачкам можно многое прощать.
Моментально уловив аналогию, Нисей уязвленно вскидывается
– Это я-то комнатная собачка?!
– Именно, – Сеймей усмехается, склоняя голову, – изнеженный, шумный пекинес. У тебя даже характер столь же скверный, как у них.
Обиженно глядя на свою Жертву, Нисей неуловимо хмурится, но затем по губам его вновь начинает змеиться ехидная улыбочка.
– Нашел с кем сравнить, – через силу усмехается он. – Я что-то не заметил, чтоб ты был недоволен моими бойцовскими качествами. И вообще размер – это не главное.
Иронично вскинув бровь, Сеймей включается в игру.
– И что же главное?
Прелестно улыбнувшись, Нисей вкрадчиво понижает голос, впуская в него чарующие, обольстительные нотки.
– Азарт и хватка.
Вскинув голову, Сеймей беззвучно смеется, прикрыв глаза.
– Ладно. Убедил.
С жадностью наблюдая за этим, Нисей пораженно выдыхает.
– Правда? Ты признаешь, что я лучше Агатсумы?
Перехватив его горящий, жаждущий взгляд, Сеймей серьезнеет. Устало качнув головой, произносит прохладно и терпеливо:
– Нисей. Есть причины, чтобы обращаться с Соби строже, чем с тобой, но нет причин, чтобы относиться к тебе лучше, чем к нему.
Выпрямившись с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах, Нисей надувает губы.
– Ну вот, всегда так.
Равнодушно глядя перед собой, Сеймей поднимается на ноги.
– Идем. У нас много дел. Вскоре мне предстоит один визит – необходимо подготовиться.
Следя глазами за движениями своей Жертвы, Нисей обеспокоенно спрашивает:
– Ты все еще хочешь сделать именно так? Мне это не нравится – это рискованно!
Посмотрев в сторону насыпи, словно повторяя мысленно путь Соби, Сеймей задумчиво поджимает губы.
– Все зашло слишком далеко. Мне придется вмешаться.
Уважительно приподняв брови, Нисей с притворным суеверным ужасом качает головой.
– Знаешь, я не хотел бы быть твоим врагом.
Насмешливо сощурившись, Сеймей одаривает своего Бойца безмятежной улыбкой.
– Вот и не становись им.
продолжение в комментариях...
Забытое прошлое.Chapter XVII. Pastless. Совершенная игрушка-II
Забытое прошлое.
Соби
Солнце медленно и неумолимо движется к горизонту. Я жду уже третий час. Растерянный, измученный ожиданием и дурными предчувствиями, беспокойно меряю шагами заброшенную детскую площадку. Неприкаянно брожу по ней, вытаптывая траву, покрывая липкий, податливый дерн бесчисленными отпечатками ног и белесыми червями окурков.
Тихо поскрипывают потревоженные ветром качели – бурая ржавчина выглядывает из-под осыпающейся, поблекшей краски. Неподвижно замерли щербатые песочницы и покосившиеся скамейки. Деревянные звери, вкопанные в землю, молча наблюдают за моими метаниями. Настороженно, как мне кажется. За то время, что провел здесь, я успел чуть ли не очеловечить эти, похожие на идолы, невысокие фигурки, потрескавшиеся от времени и дождей.
Я все меньше понимаю, что делаю тут. Но не могу уйти. Просто не могу.
Остановившись, запрокидываю голову, глядя в небо. Богатый нежными полутонами оранжевый закат великолепен. Воздух упруг и свеж. Черные, нескладные словно скелеты, башни высоковольтных линий высятся по правую руку. Гротескные и нелепые, они, соединяясь в ленту, устремляются вдаль, повторяя изгиб шоссе, что проходит сразу за каменной насыпью. Эта рукотворная гряда давно заросла густой травой - ее бескрайний ковер, спускаясь с пологого склона, перетекает в плоскую равнину, покрытую островками деревьев и невысокого кустарника. Неяркие огни далеких домов по другую сторону, теснясь и мерцая, выстраиваются в линию, делая просеку похожей на пограничную полосу меж миром людей и неизвестностью, а уродливых стальных гигантов – ее мистическими стражами. Трава волнуется, заходясь несмолкаемым шорохом. Порывы ветра раскачивают качели. Когда-то давно эту местность хотели приспособить под спортивный городок, но проект закрыли из-за близости к линии электропередач. Все, что от него осталось – это фундамент так и не построенного здания, несколько слившихся с поверхностью земли прямоугольников с размытыми границами и забытая детская площадка, затерянная среди деревьев. Это место несколько лет назад нашел и сделал своим Сеймей. Его притягивали поселившееся здесь одиночество и атмосфера медленного тоскующего угасания. Тишина и уединение – непозволительная роскошь в наши дни, как он говорил. Тут Сеймей мог найти и то, и другое. Я не был в этом месте больше года и думал, что никогда не приду сюда вновь. Все изменилось за какие-то несколько секунд.
Резким жестом стащив очки, зажмурившись, ожесточенно тру пальцами переносицу. Это безумие... Если бы у меня еще была возможность очнуться или хотя бы уйти отсюда. Но имя Сеймея будто приковало меня к этому заброшенному квадратному клочку земли. Я даже не могу позвонить Рицке и предупредить, что задерживаюсь, потому что он наверняка спросит: почему и насколько. И я не буду знать, что ответить ему. Не понимаю, чего боюсь больше. Того, что SMS было провокацией, фальшивкой, подброшенной кем-то из Семи Лун, чтобы разделить нас с Рицкой. Или же того, что оно подлинное. В этом случае, я не знаю, чего ждать. Наше будущее, мое служение Рицке, жизнь рядом с ним – все это становится настолько хрупким от одной только мысли, что Сеймей жив. Я боюсь этого. Мне страшно, как никогда прежде. Все, что я обрел, может исчезнуть, если Сеймей захочет добиться этого. И угроза такого исхода заставляет меня, как зверя, тревожно метаться по площадке, словно она клетка, а я ее пленник. Страх потерять Рицку причиняет почти физическую боль.
Замерев, тяжело приваливаюсь к штанге покосившейся трапеции. Отрывисто дыша, стискиваю веки, вжимаясь лбом в холодный металл.
Я не могу потерять его… Этого не должно случиться! Не хочу…
Негромкие шелестящие звуки вклиниваются в общее шепчущее волнение. Они более отчетливые и ритмичные, словно кто-то приближается, бредет по колено в траве. Резко обернувшись, вскидываю голову. Жадно и обреченно всматриваюсь в идущую ко мне фигуру. Темный силуэт в золоте уходящего солнца. Но мне не нужно большего. Я слишком хорошо помню, как выглядел и двигался Сеймей, чтобы не узнать его с первого взгляда. Невозможно ошибиться, это именно Сеймей. Жив… Неотрывно слежу за тем, как он приближается… с невозмутимой неторопливостью... будто давая мне возможность хорошо разглядеть его… Убедиться… Удостовериться… Сеймей… Ни капли не изменился с того момента, как я видел его в последний раз. Темные волосы, Ушки, ледяное спокойствие в глазах… Кисти рук спрятаны в карманах узких синих джинсов. Рукава светлого рельефной вязки свитера с высоким воротником подняты до локтей. Гляжу на его острый профиль, пока Сеймей, чуть склонив голову вперед и словно не замечая меня, проходит мимо, направляясь к качелям. Устаивается на узком ненадежном сиденье, словно на стуле: чуть подавшись вперед, поставив локоть на колено и касаясь пальцами подбородка. Слегка вздрагиваю – Рицка любит сидеть так же. Раньше мне и в голову не приходило проводить параллели. Слегка улыбаясь с едва заметной иронией, Сеймей поднимает на меня внимательный взгляд. Рассматривает с головы до ног, явно находя забавным мое смятение, мое растерянное молчание. Ветер ерошит его волосы. Нога в темном ботинке, перекатываясь с пятки на носок, слегка раскачивает качели, и они тихо поскрипывают, как и минуту назад.
– Вижу, ты мне не рад. Даже обидно…
В его тоне слышится снисходительная усмешка. Сеймей все прекрасно видит и понимает, что я чувствую, глядя на него сейчас. Его голос, такой знакомый, вынуждает очнуться и беспомощно моргнуть. Понимаю вдруг, что до этого стоял, оцепенев, и только смотрел на него без единой мысли в голове. Их и сейчас не слишком много.
Как он может быть жив?.. Почему он жив, а я его не чувствую?
Устав тянуть паузу, Сеймей досадливо вздыхает, качнув головой.
– Я начинаю разочаровываться, Соби. Ты так и будешь молчать? Не задашь ни единого вопроса?– он прищуривается, – Я ждал большего.
Я, наверное, и впрямь выгляжу сейчас очень нелепо. Закостеневший, невольно сгорбившийся, с опущенными плечами. Долгое пребывание на ветру спутало волосы, они спускаются по щекам неопрятными прядями. Но всего хуже взгляд, остановившейся и больной, как у избитой собаки.
Я не должен выглядеть так. Не сейчас. Не перед ним. Мне необходимо собраться.
С усилием выпрямившись, прячу руки в карманы. Опустив голову, прикрываю глаза.
Он хочет, чтобы я спросил о чем-нибудь? Я спрошу…
– Зачем… – услышав звук собственного голоса, неживой и хриплый прерываюсь на мгновение, но потом продолжаю, – Зачем ты вернулся? Ты оставил меня, отдал… Рицке. Что еще тебе нужно?
В его глазах появляется стальной блеск, который он тут же прячет под приспущенными ресницами. Я пропустил положенную прелюдию. Сотню растерянных «как» и «где», и с десяток умоляющих «почему». Я и впрямь желал бы многое у него спросить. И наверняка, он ждал именно этого. В моих же словах была дерзость, практически вызов, за которыми я пытался спрятать свою горечь и боль. «Зачем ты вернулся?», звучит все же не так жалко, как: «Почему ты бросил меня?». Это так глупо, что я все еще хочу понять. Я боготворил Сеймея, но сейчас все иначе. Не понимаю, по какой причине так жадно жду, что он ответит на этот незаданный вопрос: «Почему?..».
Не шелохнувшись, не меняясь в лице, Сеймей игнорирует мой непозволительный тон, но все-таки отвечает:
– Я оставил тебя, потому что так было нужно, Соби. Необходимо было обеспечить твою максимально убедительную реакцию и заставить Семь Лун поверить в мою смерть. И если бы ты подумал, то понял бы это и сам. Теперь обстоятельства изменились, и я вернулся. И, признаться, ожидал, что вопросы будут несколько другого свойства.
Стиснув невольно зубы, гляжу на него в горьком замешательстве. Он действительно не изменился. Все та же безжалостная логика и ни капли сожаления. Сеймей всегда обращался с людьми, как с пешками. Его равнодушие ко мне привычно и понятно. Но, Рицка!… Если верить ему, Сеймей в нем души не чаял…
Неважно, что он сделал со мной. Рицка не заслужил такого! Это… это… предательство…
Отвернувшись, глядя в землю, отвечаю глухо и отрывисто.
– Каких вопросов ты ждешь? Что бы ты ни задумал, ко мне это больше не имеет отношения. Ты меня отдал, – повторяю, как заклятие, – Я больше не твой.
Сеймей чуть выпрямляется, холодно вскидывает бровь.
– Ты так думаешь?
Опасная прохлада в его голосе заставляет все внутри сжаться в противный комок. Я никогда не возражал Сеймею, даже не мог помыслить об этом. Понимая, какой может быть расплата, все-таки говорю.
– Мой хозяин – Рицка.
Слова пустыми оболочками вылетают изо рта. Они имеют смысл, но не имеют силы, и я ощущаю это с мучительной четкостью. Как и Сеймей – он тоже чувствует. Смотрит на меня с хладнокровным интересом, словно я – бабочка, насаженная на иглу. Ее минуты сочтены, но она все еще бьется, разрывая внутренности, продолжая бесполезную борьбу. И наблюдающий за ней человек знает, что сражение проиграно, а бабочка – нет. И это сравнение так поражает меня, что я замираю, застигнутый врасплох. Зато начинает говорить Сеймей... Неторопливо роняя слова. Ни в чем не сомневаясь.
– Мое терпение тоже имеет пределы, Соби. Ты думаешь, мне неизвестно, как в действительности обстоят дела? Ты носишь повязку, а что под ней?
Вздрогнув, поднимаю глаза, он глядит в упор, тяжело и спокойно.
– Мое имя, верно? Лучшее свидетельство того, что ты прекрасно осознаешь, кто твой хозяин. Так что не трать зря мое время.
Втянув в себя воздух, отступаю на шаг, оторопев от такой логики. Как он сказал?
Имя?.. То, что оно до сих пор на месте доказывает, что я все еще считаю себя принадлежащим Сеймею. Делает это очевидным.
В замешательстве опускаю голову. Я полагал, что здесь другая, обратная зависимость. Что имя, как печать, скрепляет принадлежность, а не наоборот. Это было бы слишком невероятно. Но почему же где-то глубоко внутри, я чувствую, что он прав. Я признаю это… Признаю, что пытаюсь отрицать то, что ему ясно без всяких слов.
Потирая пальцами подбородок, Сеймей задумчиво смотрит на меня, словно взвешивая что-то в уме. Определяет меру моей вины.
– Прощаю тебя на первый раз, но это не должно повториться. Тебе известно, я не люблю глупого упрямства, – в глазах Сеймея появляется нехороший блеск, – оно равносильно неповиновению, а этого я не потерплю.
Это чувство – от него хочется бессильно застонать, стиснув зубы. Его уверенность, холод во взгляде с оттенком раздражения – как они знакомы мне. Когда-то давно, я жадно тянулся даже за такими крохами внимания Сеймея, впитывал их, вдыхал, как наркотик. Ясно помню свое болезненное опьянение этим. И теперь оно поднимается на поверхность, отдаваясь слабостью во всем теле. Почему я надеялся, что будет иначе? Я насквозь пропитан памятью о Сеймее, и почти физически чувствую, как сжимаются, идущие сквозь сознание кольца нитей, за которые он тянет сейчас. Подчинение хозяину… В этом моя суть. Тело и разум складывают оружие, не спрашивая, хочу я или нет. Откликаются с предательской охотой. Мне известно, что это такое – чувствовать над собой непререкаемую, всеобъемлющую волю хозяина. Почти сладко. Почти искушение. И преступление против всего, во что я начал верить, благодаря Рицке. Умом я понимаю это. Но Боец во мне уже ждет приказов. Невыносимо...
Неуклюжим, скомканным движением нащупываю в кармане пачку сигарет. Голова словно в тумане. Сейчас я не способен мыслить связно.
Щелкнув зажигалкой, жадно затягиваюсь, глубоко вдыхая обжигающий, едкий дым, так словно это может принести облегчение. Не глядя на меня, Сеймей бросает резко и чуть высокомерно:
– Не кури при мне.
Пальцы, стискивающие сигарету, замирают, затем расслабляются. Скупым жестом выбрасываю ее в траву и гашу подошвой ботинка. Поднимаю на Сеймея мрачный, напряженный взгляд. Зачем он вызвал меня сюда? Что ему нужно?
Он словно и не замечает того, как я смотрю на него. Неторопливо раскачивается, устроившись на качелях вполоборота. Запрокинув голову, касаясь затылком металлического троса, задумчиво глядит в небо.
– Думаю, я должен вернуть тебе кое-что. Это ускорит дело.
Повернув голову, он смотрит на меня с легкой усмешкой.
– Что ты помнишь о той ночи, когда я умер? Ничего?
Эти слова ставят меня в тупик. Что он имеет в виду? Меня не было с ним.
Сеймей уже откровенно усмехается, разглядывая носки ботинок.
– Я хочу, чтобы ты вспомнил, как все было на самом деле, Соби. Вспоминай! Это приказ!
Слова ввинчиваются в разум… Глаза распахиваются. Я вздрагиваю, задохнувшись, разом лишившись воздуха. Это похоже на вспышку. Сознание вскипает ощущениями и образами, они разворачиваются батальными полотнами, воспроизводя ту ночь до мельчайших деталей.
Я вспомнил. Я был тогда вместе с Сеймеем в школе, где раньше учился Рицка. Но мы были там не одни.
***
Едва я увидел его, то сразу захотел убить. За то, что он есть. За то, как он смотрит на Сеймея. Смотрит с оскорбительным, глумливым обожанием. Но этот смазливый, темноволосый хлыщ – истинный Боец Beloved. Он, а не я.
– Я наделил нашего гостя всеми необходимыми характеристиками. Теперь его точно примут за тебя, – сверкнув улыбкой, Акаме Нисей беззаботно уточняет, – вернее его труп.
Прислонившись к стене школьного коридора, Сеймей никак не реагирует на ужимки этого шута. Лишь, подняв глаза, задумчиво хмурится, сквозь приоткрытую дверь разглядывая привязанного к стулу человека, безликую тень, едва различимую в ночной темноте.
– Ты уверен, Нисей? Нельзя допустить ошибки. Я могу поручить это Соби…
– Я не делаю ошибок! – обиженно вскидывается черноволосый. Сеймей переводит на него ставший ледяным взгляд, и Акаме сразу сникает, сдает назад. Но вместо того чтобы просить прощения за свою вольность, улыбнувшись, томно приспускает ресницы.
– Все сделано в лучшем виде, мой господин, – тающим голосом мурлыкает он, – ручаюсь за это.
Вздрогнув от возмущения, отворачиваюсь, чтобы не смотреть на него. Не могу смотреть…
– Хм, – опустив голову, Сеймей скептически изучает взглядом пол. Затем, вздохнув, равнодушно командует: – Соби, проверь.
Послушно снимаюсь с места. Черноволосый провожает меня разъяренным взглядом. Но не смеет поднять его на Сеймея.
Сухо усмехнувшись, вхожу в класс. Этот Акаме даже не умеет контролировать свои эмоции. Совершенно несерьезно.
В классе очень тихо, пусто и как-то неуютно. Это помещение не предназначено для того, чтобы быть таким. Здесь должно быть много света, должны звучать разговоры и смех. А сейчас только черный прямоугольник доски и ровные ряды низких стульчиков и парт говорят о том, что эта комната находится в младшей школе. Ночью все выглядит и воспринимается иначе. А возможно дело в другой выпадающей из общего антуража детали – бесчувственном пленнике, привязанном к детскому стулу. Запястья безжалостно вывернуты и стянуты за спиной, худые колени в темных джинсах почти касаются подбородка. Намертво прикрученный к спинке, он сидит, безвольно наклонившись вперед, поникнув головой. Высокий, худощавый, темноволосый, одетый в одежду Сеймея – почти не отличимый от него, особенно с этими Ушками и хвостом. Идеальная жертва.
Достав зажигалку, наклоняюсь к пленнику. Прикрываю вспыхнувший огонек ладонью, подношу ближе. Яркий танцующий язычок пламени выхватывает из темноты неестественно бледное лицо с плотно закрытыми глазами.
Хм... Этому Нисею пришлось изрядно побегать, чтобы отыскать кого-то, кто был бы настолько похож на хозяина. Как же долго они готовили этот план?
Прошептав нужное заклинание, прикрываю глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям. Нет никакого сомнения – после смерти парня примут за Сеймея. Даже я ошибся бы, если бы не Связь. Приходится признать, это превосходная работа.
Уже выпрямляясь, в последний раз смотрю на жертву. Чуть ли не в анабиозе. Дышит редко и почти незаметно. Бледность кожных покровов говорит об очень слабом кровообращении. Он ничего не почувствует.
Завершив осмотр, оборачиваюсь. Сеймей и его новый Боец еще в коридоре. Тихо обсуждают что-то, не глядя в мою сторону. На миг ощущаю болезненный укол ревности. Сеймей редко разговаривает со мной. В основном только отдает приказы. И сейчас, глядя на них, я чувствую себя лишним, оттесненным назад этим невесть откуда взявшимся выскочкой. Как такое может быть, ведь я сильнее… Разве то, что Сеймей отправил меня проверить работу Акаме, не говорит о том, кому из нас он доверяет больше?
Неотрывно глядя на них, твердо поджимаю губы. Как бы там ни было, если воля Сеймея в том, чтобы принять Акаме, я должен следовать ей. Но отчего же это так нелегко? Что за черное, жгучее чувство поднимается во мне, разжигая горечь в горле? Ненависть? Я ненавижу этого Нисея? Как так могло получиться?
Поймав мой взгляд, хозяин требовательно приподнимает подбородок, отвлекаясь от разговора. Склоняю голову, безмолвно подтверждая, что приказ выполнен. Кивнув, Сеймей отрывается от стены. Делает знак темноволосому следовать за ним. Почтительно отступаю в сторону. Они, вполголоса переговариваясь, входят в класс. На реплики Сеймея Акаме отвечает с шутливым подобострастием, словно издеваясь над своей ролью. А Сеймей будто не придает значения этому. На все реагирует с отстраненной снисходительностью, словно на проделки ребенка.
В замешательстве наблюдаю за этим, неприятно задетый происходящим. Поведение Нисея не укладывается ни в какие рамки. Его фамильярность по отношению к Сеймею балансирует на грани непочтения. Невозможно не заметить такое. Так почему хозяин не поставит этого зарвавшегося типа на место?
Сеймей проходит мимо меня. Устраивается на краешке парты, чуть в стороне, но так чтобы иметь возможность видеть нас обоих. Поднимает взгляд:
– Итак… Соби?
Глядя в пол, отвечаю, помедлив мгновение:
– Все в норме.
Сеймей не сводит с меня глаз, и я дополняю сказанное. Неохотно, но в соответствии с истиной, как того и требует долг.
– Работа выполнена на высоком уровне. Трудно сделать лучше.
Акаме одаривает меня мрачным, раздраженным взглядом. Ему не нужны мои подачки. Не дожидаясь команды, он поднимает с пола принесенную с собой канистру бензина и начинает щедро выливать ее содержимое на голову пленника. Резко пахнущая прозрачная струя ударяет по затылку, каскадами устремляется на плечи. Брызги отскакивают от них, на полу под стулом начинает собираться немалая лужа.
– Не увлекайся! – жестко останавливает его Сеймей. – Я не собираюсь устраивать пожар в собственной школе.
Рука Нисея вздрагивает, он резко отдергивает ее, прекращая свой спектакль. Взгляд, метнувшись на мгновение в мою сторону, возвращается к Сеймею. Заметив этот неосторожный бессознательный порыв, скупо усмехаюсь, внезапно ощутив мрачное удовлетворение. Так значит, ты все же не настолько уверен в себе, как пытаешься показать? Зачем ты покосился на меня, едва осознал свою промашку? Я все еще твой соперник, вот почему. Соперник в борьбе за благосклонность Сеймея. И ты прекрасно это понимаешь.
Акаме отступает на шаг, опуская канистру.
– Если что-то пойдет не так, я всегда смогу справиться с огнем. – Он переводит взгляд на пленника и находит в себе силы хмыкнуть: – А ничего ведь получилось. Смотри, какой красавчик. Я – молодец, верно?
Вскидываю глаза, изумившись такой наглости. Но Сеймей лишь усмехается, укоризненно качнув головой. И при виде его реакции я невольно сжимаю зубы.
Этот парень. Нисей. Я убью его. Никто не будет стоять между мной и Сеймеем!
Кидаю на Акаме быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц.
На его лице примерно схожее выражение. Наверняка, он думает о том же. Только один из нас имеет право находиться рядом с хозяином и принадлежать ему. Другой должен умереть. Мрачно усмехаюсь: и это буду не я.
Сеймей наблюдает за нами. На губах играет чуть заметная улыбка. Кажется, все происходящее забавляет его.
– Ну же… Я хочу, чтобы вы подружились. Нам еще работать вместе…
Мы с Нисеем обмениваемся ненавидящими взглядами. Сеймей хмыкает.
– Ладно, Соби. Убей этого парня,– он кивает на связанного,– сожги его.
На миг во мне вспыхивает острая радость. Он выбрал меня. Не Нисея.
Выступаю вперед. Черноволосый провожает меня раздосадованным взглядом, в его глазах обида. Я докажу насколько лучше его.
– Огонь пречистый. Слезы солнца...
Простираю вперед руку. Бензин вспыхивает. Яростное трескучее пламя охватывает жертву, окружает ее, заключая в полыхающий кокон. Струйки черного дыма рвутся в стороны, это испаряется присутствующая в организме жидкость. Расправленный жир липкими пузырями вскипает на быстро чернеющей, лопающейся коже. Удушливый прогорклый запах горелой плоти заполняет помещение, забивая нос и легкие. Я на мгновение ощущаю тошноту.
Срабатывает система пожаротушения. В коридоре разносится резкий звук сигнализации. Разбрызгиватели оживают под потолком. Перекрещивающиеся струи хлещут вниз, испаряясь над полыхающем куполом. Им не пробить его, температура внутри слишком высока. Лишь когда спекшиеся грудные мышцы почти обнажают ребра, я позволяю пламени потухнуть. Обуглившаяся плоть медленно сползает с остова. Капли барабанят по ней, шипят, исходя вонючим, серым дымом. Дышать становится практически невозможно.
Сеймей сидит на парте, подставив лицо струям воды.
– Смешно... Люди заблуждаются, думая, что мир велик. На самом деле он – закрытая коробка, в которой иногда идет дождь.
Стою, опустив голову. Я промок почти насквозь.
– Уходим. – Со вздохом Сеймей спрыгивает со стола. Проходя мимо трупа, небрежно швыряет к подножью стоящей рядом парты свою школьную сумку.
– Нисей, я буду ждать тебя во дворе. Уничтожь следы нашего вмешательства. Никто ничего не должен найти. И не копайся долго, скоро сюда прибудут пожарные.
– Слушаюсь, Господин, – сладко мурлыкает он, глядя на Сеймея из-под приспущенных ресниц.
Вздрогнув, стискиваю кулаки. Я убью его.
Мы выходим в коридор. Иду следом, устремив глаза в пол. На улице Сеймей прислоняется к высокому каменному забору в тени кустов и задумчиво поводит взглядом по верхним этажам школьного здания.
– Сейчас ты пойдешь домой, ляжешь спать и забудешь все, что имеет отношение к этой ночи. О моей смерти ты узнаешь от третьего лица. Все дальнейшие инструкции найдешь в своем ноутбуке, в завещании, будешь выполнять их в точности. После прочтения уничтожь письмо.
Вскидываю взгляд. Не может быть… Он не может так поступить со мной!
Его слова огненной печатью проникают в сознание, закрепляясь там. Я не имею права этому сопротивляться.
Стискиваю веки, ощущая, что они предательски вздрагивают. Он не может не понимать, что это будет значить. Он не может не знать, как это будет мучительно для меня. Я же буду думать, что он мертв! Сеймей!
Он вдруг касается меня - рука ложится на лоб. Мои глаза распахиваются...
– Этим заклинанием я – Beloved, Аояги Сеймей разрываю свою Связь с тобой, Агатсума Соби. Иди.
И отпускает... Ноги подкашиваются, я падаю на колени, на землю, впиваясь в нее ногтями. Глотаю воздух – нечем дышать. Ощущение такое, что из меня вырвали кусок живой плоти. Душа кровоточит и заходится болью. Сеймей… За что?..
Он холодно глядит на меня сверху вниз.
– Не надо так жалко смотреть на меня, Соби. Это было необходимо. Никто не должен заподозрить, что я жив. К тому же на тебя будет возложена важная миссия. Смотри, не провали ее.
Он отворачивается. В глазах появляется жесткий блеск.
– Все это ненадолго. Я вернусь за тобой.
***
«…вернусь за тобой».
Вздрогнув, открываю глаза. Закат догорает, растягивая тени. Тихий скрип качелей делает преобразившуюся действительность еще более нестерпимой. Как и ветер, рвущий полы рубашки, и несмолкаемый тревожный шепот травы… Все они, эти нечаянные свидетели, служат прекрасной оправой для моих возвратившихся воспоминаний. Для искалеченной, покосившейся реальности. Что она оставила от последнего года моей жизни? Ничего. Почти что ничего. Теперь, когда я знаю, что Сеймей с самого начала не собирался отпускать меня, кем я могу быть для Рицки? Кто я теперь?
– Пришел в себя?
Голос Сеймея резок, но и он не может заставить меня отреагировать сразу. Медленно поворачиваю голову, перевожу на него взгляд, краем сознания отмечая, что он должно быть совершенно пустой и бессмысленный. Открывшаяся правда выжала меня досуха. Полностью.
Нахмурившись, Сеймей поджимает губы, хвост коротко дергается в сторону, выдавая его недовольство.
– Только не надо показательных обмороков, Соби. Я был лучшего мнения о твоей выдержке. Возьми себя в руки. Соберись!
Сухой, жесткий разряд пробивает позвоночник. Выгибает спину – я вытягиваюсь, вскинув голову, и бессильно прикрываю глаза. Сеймей… Зачем ты вернулся?.. Почему ты жив?..
– Значит так, – он начинает недовольно постукивать по колену кончиками пальцев, – у меня нет ни времени, ни желания возиться с тобой и приводить в чувство. Будь добр сделать это сам.
Он чуть прищуривается, разглядывая меня.
– Но, чтобы облегчить тебе эту непосильную задачу, могу сказать, что пока не стану отменять своего приказа относительно Рицки. Он все еще в опасности, и ему нужен Боец. Поэтому пока что останешься рядом с ним. Ты меня слышал, Соби?
Горло сжимается, и вздрагивают зрачки, только тем и выдав мою реакцию. Прекрасно слышал. Ему достаточно было лишь произнести имя Рицки, чтобы вернуть к себе внимание. А то, что Сеймей сказал дальше, подействовало как укол адреналина. Мир пришел в движение, из расплывчатого, неясного фона сделался резким и объемным. Мысли собрались в фокус. Восприятие обострилось, как перед схваткой. Сеймей никогда не бросается словами. И если он говорит, что не намерен отбирать у меня Рицку прямо сейчас, значит – так оно и есть. Однако за заявлениями подобного рода, как правило, всегда следует «но»… И я жду его. Жду свои условия.
Наблюдая за мной, Сеймей в ироничном восхищении приподнимает брови.
– Впечатляет. Вижу, ты и впрямь проникся моим малышом. Он – прелесть, верно?
Выпрямившись, Сеймей откидывается на низкую спинку качелей, скрестив руки на груди. Он доволен тем, что разглядел во мне, это очевидно. Удовлетворение с примесью самодовольства так и струится вокруг него.
– Впрочем, это не удивительно. Его невозможно не полюбить, я и не сомневался в тебе.
Вскинув глаза, встречаюсь с его насмешливым взглядом. Улыбаясь слегка, он смотрит на меня с саркастичным пониманием – так, словно ему абсолютно ясно, что со мной происходит сейчас. Словно он видит все до последней точки, до малейшего оттенка, и мои чувства и мысли для него как на ладони. От этого ощущения становится не по себе. Его понимание совсем не радует, только рождает ярчайшую тревогу. Сеймей предвидел мою реакцию. И, похоже, она была настолько красноречивой, что только слепой не заметил бы. А Сеймей далеко не слеп. Я не хотел бы, чтобы он осознал, насколько сильно я люблю Рицку. Почему-то это кажется мне очень опасным.
– Я выполнял твой приказ. Тут нечему удивляться.
Сеймей чуть качает головой, глядя на меня с неприкрытой иронией.
– А ты совсем не изменился, Соби. Все такой же наивный.
Никак не прокомментировав больше это странное замечание, он отворачивается.
– Кстати – о Рицке, как он?
Это было сказано столь небрежно, что я невольно вскидываю взгляд, всматриваясь в лицо Сеймея. Его безразличие – отчего я не верю в него? Слишком явно, слишком нарочито. Внешне он кажется абсолютно спокойным, на лице замерло благодушно-безмятежное выражение. Откуда мне известно, что Сеймею далеко не все равно? Вряд ли он порадуется, если осознает, что я понял это.
Отвечаю медленно и осторожно, тщательно выбирая слова:
– Рицка… очень повзрослел. Подрос…
Замолкаю, не решаясь говорить что-то еще. Зачем он спросил об этом? Каких ответов он ждет?
Странно улыбнувшись, Сеймей чуть склоняет голову вперед.
– Он скучает по мне?
Поднимаю на него глаза, слегка растерявшись от неожиданности. Едва раскачиваясь, словно в задумчивости, Сеймей глядит куда-то в пустоту. Взгляд, рассеявшись, смягчился, уголки губ чуть приподняты. Что-то в его голосе отдается внутри странной горечью. Не могу понять только, кому она принадлежит. Мне или ему.
– Рицка не забудет тебя, ты ведь и сам знаешь, – признаюсь с внезапной откровенностью.
Погруженный в собственные мысли, Сеймей едва заметно усмехается неожиданно тепло.
– Это верно.
Сжав веки, отворачиваюсь. Слегка охрипший от слез голосок Рицки звучит в голове: «Я не прощу его… Не прощу!»
Это безумие – сочувствовать Сеймею. Он сделал свой выбор сам. Совершил огромную ошибку, когда бросил Рицку, когда отдал меня ему. Но не мне говорить об этом. Я не судья. В моем положении жалость вообще является чем-то немыслимым. И все-таки она есть. Потому что я догадываюсь, что он чувствует на самом деле. И очень хорошо понимаю это.
Слегка вздохнув и будто очнувшись, Сеймей выпрямляется, поднимая голову. Во взгляд возвращается насмешка, он словно подтрунивает над собой. Понимаю, что момент откровенности прошел, и сейчас мне предстоит только слушать. Он, наконец, скажет, зачем я понадобился ему.
– Что ж, Соби, вернемся к нашим делам. Вначале я хотел бы тебя похвалить. Ты блестяще справился с заданием. И даже сделал больше. Эта идея со списками сильнейших Пар пришлась очень кстати. Чем сильнее ослабнет обороноспособность Школы, тем лучше. Так что я хочу, чтобы ты и дальше продолжал реализовывать ваш с Рицкой план. Позже я превращу его в нечто другое и реабилитирую тебя. Можешь себя поздравить с тем, что вскоре станешь эталоном истинного служения и самоотречения. Тебе всегда шел этот образ.
Сжав зубы, слушаю, не глядя на него. Все сказанное Сеймеем мне очень не нравится. И то, «что» он говорит, и то, «как» это делает. Я не хочу, чтобы Рицка становился средством для осуществления его замыслов. Достаточно того, что этим рычагом всегда был я. И наконец… Откуда Сеймею столько известно о наших действиях? Не исключено, что у него есть информаторы в Школе, которые могли бы сообщить ему о моем визите в систему. Но трудно поверить, что Семь Лун так быстро разгадали заданный им ребус. Не так-то просто с первого взгляда увидеть логику в наших нападениях и связать с просмотренной мной тогда информацией. Прошли всего сутки. Как бы ни были хороши аналитики Семи Лун – данных недостаточно, чтобы делать столь далеко идущие выводы. Откуда же он знает?
Склонив голову на бок, Сеймей с усмешкой заглядывает мне в лицо.
– Делай все от тебя зависящее, Соби. Заставь этих ублюдков бояться вас. Но Рицка не должен пострадать. Если с ним хоть что-то случится, если Семь лун приберут его к рукам, то я шкуру с тебя сдеру. Тебе понятно?
Произнося это, он все еще улыбается, но взгляд остр как бритва. Инстинктивно ощутив опасность, которая кроется за ровным, вкрадчивым тоном Сеймея, киваю, подтверждая, что понял его.
– Ну и отлично.
– Сеймей…
– Да? – Он вопросительно приподнимает бровь.
Отведя глаза, стараюсь говорить как можно спокойнее и ровнее.
– Если все, что мы делаем, так или иначе соответствует твоим планам, почему ты просто не отдашь меня Рицке? Если у тебя уже есть Боец… Истинный Beloved. Значит, я тебе больше не нужен. Позволь мне остаться с Рицкой.
Наверное, голос все-таки выдал меня, потому что на губах Сеймея вдруг заиграла жалостливо-снисходительная улыбка. Похоже я позабавил его своей просьбой.
– Хм… Вижу, пребывание возле Рицки заставило тебя забыться. Ты становишься мечтателем, Соби: у Рицки свой Боец.
Вздрагиваю, ощутив, как вдох замирает в легких. Потерянно вскинув голову, встречаюсь с изучающим взглядом Сеймея. Он смотрит на меня, явно наслаждаясь произведенным эффектом. Каждое слово набатом отдается в ушах.
– Именно так. Удивлен, что ты об этом не знаешь. Я видел этого мальчика. Довольно милый. Сильный и послушный, очень на тебя похож. Думаю, они бы понравились друг другу и были бы хорошей Парой.
Пошатнувшись, хватаюсь рукой за металлическую штангу. Привкус желчи во рту почти не ощутим по сравнению с той рваной пустотой, что распахнулась внутри, обдав обжигающим холодом. Боец Loveless… Так значит он найден… Это должно было случиться рано или поздно, но я не хотел верить. Гнал от себя эти мысли. Напрасно. Пришло время расплачиваться за свои иллюзии. Даже если это горько до немоты. Сеймей прав, я забылся. Что такое искусственная Связь, по сравнению с истинной? Болотный огонек рядом с солнцем…. Капля росы рядом с океаном... Едва Рицка ее познает, то никакие чувства ко мне не удержат его. Это судьба, это природа, с этим бесполезно спорить. Я проиграю, даже если Рицка не захочет, чтобы так было. Истинная связь сильнее всего на свете. Даже любви…
Скрестив руки на груди, Сеймей откидывается на спинку качелей. Хвост лениво ходит из стороны в сторону.
– Как видишь, ситуация довольно сложная. Но я рассчитываю, что твой подход к ней будет разумным. Оставайся пока с Рицкой. Делай вид, что ничего не происходит. Действуй как его Страж. И самое главное – не говори о том, что я жив. Это может толкнуть Рицку на необдуманные действия. А я пока не готов светиться.
Делай вид…. Действуй как Стаж… Сеймей, ты даже не представляешь, чего требуешь. Как я могу всего лишь притворяться Бойцом Рицки и не быть им на самом деле? Одна только мысль об этом сводит с ума.
То ли желая сменить тему, или по-своему истолковав мое измученное молчание, Сеймей равнодушно продолжает:
– Не стоит драматизировать свое положение. Я, как хозяин, позабочусь о твоей судьбе. Кампания против Семи Лун вскоре войдет в открытую фазу. Твоя задача будет состоять в том, чтобы устранить с дороги мешающий мелкий мусор и… – он мрачно усмехается, – обезопасить меня от моих же сторонников. Поэтому ты должен научиться хорошо взаимодействовать с Нисеем. У нас еще есть время, чтобы вы успели подготовиться и привыкнуть друг к другу.
«Взаимодействовать»… Это слово проникает сквозь мутную пелену моего отчаяния. Сеймей произнес это так, словно намерен использовать нас обоих одновременно. Хотя подобное было бы слишком невероятным.
Ощутив непонятную тревогу, заставляю себя сосредоточиться на происходящем. Бросаю осторожный взгляд в сторону Сеймея и наталкиваюсь на холодный прищур его глаз.
– Все именно так, как я сказал. Ты и Нисей, оба – Beloved. И оба принадлежите мне. Это делает возможной изложенную мной схему Поединков. С Системой не будет противоречий, поскольку количество Жертв, от чьего Имени она открывается, так или иначе не изменится.
Его губы кривятся в ироничной усмешке.
– Это такое любопытное явление. Я мог бы собрать целую армию чистых Бойцов, если бы они не были настолько редки. Ты будешь сражаться в авто-режиме, но и этого будет достаточно, чтобы лишить наших противников охоты перечить мне и оградить от возможного предательства союзников. Так что готовься. Скоро начнутся наши совместные тренировки.
В смятении качаю головой.
– Сеймей, то, что ты планируешь… Так нельзя поступать.
Он саркастично поводит бровью. В голосе насмешливый лед.
– Нельзя? Почему же, Соби? Приведи хоть один довод.
Это похоже на игру. Но пока он позволяет, я могу говорить. Отвечаю быстро и твердо:
– Вмешательство третьего лица противоречит кодексу Дуэлей. Это недостойно.
Сеймей вскидывает голову. Рассматривает меня пристально и внимательно. Усмешка исчезает из его взгляда, он становится холодным и резким. Опускаю глаза. Зачем я это сказал… До настоящего момента Сеймей воспринимал мои возражения как забавное развлечение для себя. Больше он так не думает. Я перешел дозволенную грань. Отвык.
Неприступно вздернув подбородок, Сеймей поднимается со своего места.
– Недостойно, говоришь? Что есть достоинство, Соби? Для тебя оно в том, чтобы выполнять приказы хозяина, но ты, похоже, забыл об этом.
Он приближается медленно, не спеша. Я стою прямо, насколько позволяет воля. Потому что знаю, что будет дальше. Я должен понести наказание за свой проступок.
Удар быстрый. Жгучий. Под дых. Боль ошеломляет, ослепительной вспышкой взрывая грудь. Чувствуя, как немеют в судороге легкие, складываюсь пополам, в бесполезной попытке сделать вдох. Задыхаясь, падаю на колени. Возвышаясь надо мной, Сеймей достает сложенный платок. Встряхивает, раскрывая, и брезгливо протирает им костяшки. Неторопливо обходя по кругу, холодно и надменно наблюдает за мной. Затем, наклонившись, наматывает волосы на свой кулак и вздергивает вверх голову, чтобы видеть лицо, искаженное от едва сдерживаемого кашля.
– Кажется, я не учел, что у моего приказа будут такие досадные побочные эффекты. Раньше тебе не приходило в голову обсуждать мои решения. Это следует искоренить, пока подобные вещи не сделались твоей дурной привычкой.
Щелчок. Я узнаю этот звук. Так выстреливает из рукояти лезвие раскладного ножа Сеймея. Он подносит его к моему лицу, и на зеркальной поверхности я краем глаза вижу свое отражение.
Наверное, именно это позволяет мне собраться. Опасность и предчувствие новой боли. Ощущения, от которых я отвык.
– Не думаю, что это разумно, – я с трудом выталкиваю слова. – Рицка заметит следы. Он станет задавать вопросы…
Рука Сеймея останавливается. Он медлит, чуть поводя лезвием в паре сантиметров от моего лица.
Телефонный звонок, как звук из другого мира, врывается в реальность – пронзительный и чуждый окружающему шуршанию и шелесту. Рука невольно дергается к карману.
– Это Рицка, – сглотнув, сжимаю веки. – Сеймей, я должен ответить.
– Должен? – Он приподнимает бровь: – Ты, по-моему, немного занят… или ты думаешь иначе?
– Я дал Рицке слово всегда отвечать на звонки. Если я проигнорирую вызов, он поймет, что что-то не так.
Помолчав, Сеймей вздыхает с усталым раздражением. Телефон продолжает надрываться, требуя внимания к себе. Зажмурившись, считаю секунды.
– Сеймей…
Он отпускает меня. Лезвие ножа, скользнув по подбородку, прижимается к шее.
– Отвечай. Но учти. Если мне что-нибудь не понравится в том, что ты скажешь, пеняй на себя.
Замерев на коленях, задрав подбородок и опасаясь дернуться, на ощупь нахожу телефон. Торопливо раскрываю его, поднося к уху.
– Соби!
Голос Рицки, встревоженный и далекий, раздается из динамика. Не отводя руки, Сеймей, отступает на шаг и, сощурившись, смотрит в мое лицо. Он все слышит.
– Да, Рицка. Я здесь.
– Соби, где ты ходишь?! Мы весь вечер ждем тебя!
Сглотнув, ощущая кожей холодное прикосновение стали, прикрываю веки.
– Прости.
Рицка тихонько вздыхает, видимо исчерпав весь свой запас возмущения. Мысленно вздрогнув, понимаю вдруг, что не я один могу сказать сейчас что-нибудь не то. Хотя если рядом Кио…
– Когда ты придешь? – тихонько спрашивает Рицка. – Почему ты так долго вообще?
– Мои дела заняли несколько больше времени, чем я ожидал. Я скоро вернусь, Рицка. Очень скоро, – намеренно обещаю то, чего не должен, чтобы не оставить Сеймею выбора, кроме как отпустить меня. Лезвие чуть вздрагивает, Сеймей едва заметно сдвигает брови, по-видимому, тоже уловив этот нюанс.
– Ну, хорошо, – Рицка чуть мнется, затем раздается какое-то шуршание, видимо он прикрывает телефон ладонью.
– Соби, эти твои дела… Они, надеюсь, никак не связаны с… Ты ведь не наделал глупостей, нет?
Да, Рицка… Если бы ты знал, сколько…
– Нет, – слегка дергаюсь. За мгновение до ответа лезвие ощутимо приникло к коже, чуть ли не врезалось в нее. – Я не стал бы ничего предпринимать без твоего приказа, Рицка.
Глазами скольжу вверх по руке Сеймея, перемещая напряженный взгляд на его лицо.
– Не волнуйся, я не буду совершать опрометчивых поступков.
Глядя мне в глаза, Сеймей насмешливо выгибает бровь и, секунду помедлив, аккуратно отводит нож от моего горла. Лезвие с тихим шелестом уходит в рукоять. Получив возможность двигаться, с облегчением оседаю вперед. Беззвучно дышу раскрытым ртом, растирая зудящую кожу на шее.
– Хочется в это верить, – ворчливо резюмирует Рицка, и Сеймей иронично покачивает головой из стороны в сторону, поддерживая эту мысль.
– Возвращайся скорее. Мы, между прочим, до сих пор не ели. Тебя ждем.
Вскидываю брови, невольно тронутый этим.
– Если так, то не надо ждать меня. Незачем.
– Со-би… – тянет он с этой своей усталой терпеливой укоризной. Я даже вижу сейчас его лицо. Ресницы сомкнуты, а сведенные к переносице брови чуть подрагивают. Рицка…
– Я не буду есть без тебя, – говорит он упрямо. – Лучше нигде не задерживайся.
– Слушаюсь, – чуть усмехаюсь, но улыбка тут же пропадает от мысли, что я не имею больше права на подлинный смысл этого слова. Теперь он принадлежит совсем другому человеку. Невыносимый контраст.
– Жду, – кратко отвечает Рицка и отключается.
И сразу же мне становится настолько холодно и неуютно. Вокруг будто разом потемнело. Словно все время, пока мы разговаривали по телефону - пусть и с ножом у горла, но я находился под защитой Рицки. А теперь - снова один. Наедине с Сеймеем. Опустив голову, сижу на коленях, ожидая его решения. Он так и не успел наказать меня. Захочет продолжить?
– Поднимайся, Соби. – Усмехнувшись, Сеймей прячет руки в карманы. – Момент упущен. Теперь в этом нет никакого смысла. Можешь сказать спасибо Рицке.
Встаю на ноги, все еще глядя в землю. Я не намерен больше возражать ему. Я обещал Рицке вернуться домой как можно скорее и потому сделаю все, чтобы больше не провоцировать Сеймея. Чтобы получить возможность уйти отсюда без потерь, чтобы дать ему возможность отпустить меня.
– Он никогда не умел обращаться со своими вещами. Совсем испортил. Но ничего… Я вскоре займусь тобой.
Вздрогнув, прикрываю глаза. Должно быть, я действительно изменился. Из-за бережного отношения Рицки отвык от того, чтобы «быть вещью» - стал слишком человеком. Раньше, что бы ни делал со мной Сеймей – это приносило лишь физическую боль. Теперь все иначе. Я стал уязвим.
– На этом все. Ты будешь получать указания тем же образом что и сегодня. После прочтения уничтожай их. Можешь идти.
– Слушаюсь.
Медленно кивнув с положенным почтением, поворачиваюсь и ухожу. Ноги путаются в траве.
– И… Соби… – окликает меня Сеймей. Он любит так делать. Сначала отпустить, а потом потянуть за поводок. Останавливаюсь и оборачиваюсь, бросая взгляд через плечо.
Он стоит, насмешливо склонив голову к плечу. Руки скрещены на груди. Взгляд из-под ресниц... очень опасный.
– Соблюдай дистанцию с Рицкой. Я не желаю, чтобы ты выполнял мой приказ слишком уж рьяно. Делай только то, что необходимо, – его губы угрожающе поджимаются, – не более.
Наверное, я слишком измучен, чтобы чувства, пробивающиеся сквозь маску спокойствия, выдали меня сейчас. Сеймей…
– Как скажете, Повелитель. Что-то еще?
– Нет, – глаза чуть сощуриваются. Почувствовал мою горькую иронию? – Иди.
Поворачиваюсь и наконец, ухожу. Ощущая его задумчивый взгляд на своей спине. Главное идти прямо. Главное не подать виду. Главное хотя бы дойти до места, где он уже не сможет видеть меня.
Поднявшись по крутой насыпи, прохожу под гудящими высоко над головой нитями проводов. Монотонный низкий гул отдается в воздухе тугим, звенящим напряжением. Поддерживающий их гигантский стальной уродец безжизненной мрачной громадой уплывает за спину. Начинается спуск, упирающийся в шоссе. Едва насыпь заслоняет собой горизонт, я просто падаю, оползаю на землю, мимолетно ощутив под собой колючие изломы травы. В ней утопают затылок, волосы и щеки. Ее острые стебли, заслоняют по краям обзор, мешая видеть небо. Бездонное небо… Темно-рыжее с синей каймой на западе. Словно мягкие пушинки по нему рассыпаны прозрачные перистые облака, легкие и ажурные как крылья птиц. Еще одного символа свободы, которой у меня никогда не было, но которую я был бы готов отдать без остатка за право одного единственного выбора.
Неподвижно лежу на земле; взгляд, остановившись, уходит в беспредельную высоту. Как это прекрасно… Тот, кто придумал небо, никогда не познает боли утрат. У него всегда будут новые рассветы и закаты, не менее красивые, чем этот.
Отчаяние приходит неотвратимо – накатывает мутной, темной волной. От него щиплет в глазах и сводит судорогой горло. Я солгал самому себе, когда думал уйти отсюда без потерь. Я все потерял в этот вечер. Будущее. Надежду. Рицку.
***
Солнце, наливаясь багровым сиянием, касается горизонта. Устроившись на прежнем месте, Сеймей сидит, прикрыв веки, подставив лицо прохладному ветру. Услышав шаги за спиной, произносит холодно и чуть сурово.
– Ты слишком рано. Тебя могли заметить.
– Ну, ты же не думаешь, что он вернется?
Обежав глазами насыпь, поднявшись по которой ушел Агатсума, Нисей возвращается взглядом к Сеймею. Плавным движением обогнув штангу качелей, прислоняется к ней. Вытягивается во весь рост, заложив руки на спину. Вскинув подбородок, мечтательно жмурится.
– Мне понравилось, – широко улыбнувшись, Нисей чуть поворачивает голову, краем глаза наблюдая за свой Жертвой, – жаль, правда, что он так и не заплакал.
– Подглядывал, – констатирует Сеймей с легким осуждением.
– А то как же, – стремительно обернувшись мягким кошачьим движением, Нисей, ухватившись руками за штагу, чуть свешивается с нее, заглядывая в лицо Сеймея.
– Я же только и делаю, что шпионю для тебя. Немудрено при таком образе жизни обзавестись вредными привычками. К тому же я ни за что не пропустил бы столь дивного представления. Как он корчился, – глаза Нисея заволакивает дымка удовольствия.
– Эти картины я буду хранить в памяти как нечто драгоценное, – напевно произносит он.
Насмешливо вскинув брови, Сеймей наблюдает за Акаме с саркастическим интересом.
– Хм… Твоя искренность в проявлении своих самых отвратительных качеств где-то даже подкупает. Как любая искренность.
Нисей вздыхает в притворном сожалении.
– Ну да. Я плохой мальчик. Можно подумать, ты только сейчас это заметил.
Прикусив губу, он самым нахальным образом улыбается Сеймею, томно приспустив ресницы.
– А ты обращаешься с ним строже, чем со мной.
Сеймей равнодушно передергивает плечами.
– На то есть причины. И тебе они известны.
При этих словах маска легкомысленного лукавства на лице Нисея дает трещину, но спустя мгновение возвращается на место. Сеймей меж тем продолжает, хладнокровно скользя глазами по равнине к далеким огням на горизонте.
– Соби – цепной пес. Таким необходима строгая дисциплина, чтобы всегда знали свое место. Это комнатным собачкам можно многое прощать.
Моментально уловив аналогию, Нисей уязвленно вскидывается
– Это я-то комнатная собачка?!
– Именно, – Сеймей усмехается, склоняя голову, – изнеженный, шумный пекинес. У тебя даже характер столь же скверный, как у них.
Обиженно глядя на свою Жертву, Нисей неуловимо хмурится, но затем по губам его вновь начинает змеиться ехидная улыбочка.
– Нашел с кем сравнить, – через силу усмехается он. – Я что-то не заметил, чтоб ты был недоволен моими бойцовскими качествами. И вообще размер – это не главное.
Иронично вскинув бровь, Сеймей включается в игру.
– И что же главное?
Прелестно улыбнувшись, Нисей вкрадчиво понижает голос, впуская в него чарующие, обольстительные нотки.
– Азарт и хватка.
Вскинув голову, Сеймей беззвучно смеется, прикрыв глаза.
– Ладно. Убедил.
С жадностью наблюдая за этим, Нисей пораженно выдыхает.
– Правда? Ты признаешь, что я лучше Агатсумы?
Перехватив его горящий, жаждущий взгляд, Сеймей серьезнеет. Устало качнув головой, произносит прохладно и терпеливо:
– Нисей. Есть причины, чтобы обращаться с Соби строже, чем с тобой, но нет причин, чтобы относиться к тебе лучше, чем к нему.
Выпрямившись с видом человека, оскорбленного в лучших чувствах, Нисей надувает губы.
– Ну вот, всегда так.
Равнодушно глядя перед собой, Сеймей поднимается на ноги.
– Идем. У нас много дел. Вскоре мне предстоит один визит – необходимо подготовиться.
Следя глазами за движениями своей Жертвы, Нисей обеспокоенно спрашивает:
– Ты все еще хочешь сделать именно так? Мне это не нравится – это рискованно!
Посмотрев в сторону насыпи, словно повторяя мысленно путь Соби, Сеймей задумчиво поджимает губы.
– Все зашло слишком далеко. Мне придется вмешаться.
Уважительно приподняв брови, Нисей с притворным суеверным ужасом качает головой.
– Знаешь, я не хотел бы быть твоим врагом.
Насмешливо сощурившись, Сеймей одаривает своего Бойца безмятежной улыбкой.
– Вот и не становись им.
продолжение в комментариях...
-
-
12.10.2011 в 21:29Я почти не помню, как добрался до дома. Вид из окна пригородного автобуса, толчея в метро – все слилось в единый фон, смазанный и нечеткий. Моя память не сохранила подробностей – люди бесформенными яркими пятнами скользили вокруг, иногда наплывали, обретая резкость, и снова отступали, проваливаясь в никуда вместе с воспоминаниями о них. И только звуки меня преследовали. Пронзительные гудки, грохот колес, резкие голоса, произносящие бессмысленные фразы... Я и правда не помню – кажется, я бредил, пока возвращался к Рицке. И только у самой двери очнулся. Внезапно пришел в себя, осознав, что каким-то непостижимым образом добрался до дома и даже поднялся на свой этаж. Дверь в мельчайших деталях предстала перед глазами: серая, шероховатая, с трещинками на старом покрытии. Вздохнув, я прислонился к ней лбом. Сейчас мне предстоит войти внутрь и провести вечер с Рицкой и Кио. Хотя я хотел бы, чтобы там был только Рицка. Если бы я мог, то с порога бросился бы ему в ноги. Обнял, прижал к себе так сильно, как только возможно. Чтобы ощутить его тепло и попытаться забыться в нем. Хоть на мгновение забыться. Я бы этого хотел. Но не могу поступить так. Рицку подобное поведение напугает, а потому мне сейчас придется притворяться, что ничего не изменилось. Придется лгать. Лгать каждым словом и жестом. Сеймей… За одно только это, я мог бы возненавидеть тебя.
Отстранившись, открываю глаза. Уже стемнело, синие сумерки укутали город. Зажглись фонари и окна домов. Из-под двери пробивается узкая полоска желтого света. Такой же тонкий лучик источает замочная скважина. Достав связку, перекрываю этот поток. Утопив ключ в отверстие, поворачиваю… Раздавшийся металлический лязг, заставляет меня вздрогнуть, настолько оглушительным он кажется. Никогда не замечал, насколько громкий звук издает мой замок. И вдруг заметил. Должно быть от того, что подобен оголенному нерву сейчас.
Тяну на себя дверь. Жмурюсь от слишком яркого с непривычки света. Меня ждут. Даже стол накрыли. И Рицка уже на ногах. Должно быть, он вскочил, как только услышал, что в замке вращается ключ. Радость на лице Рицки мучительно остро согревает мне сердце. Но это выражение тут же сменяется другим – встревоженным. По движению губ понимаю, что он хотел выпалить мое имя, но вместо этого произносит нечто другое.
– Что… Что такое?.. Что-нибудь случилось, Соби, что с тобой?!
– Ничего, – тепло улыбаюсь ему, закрывая за собой дверь, – я вернулся. Простите, что так долго.
– Ну наконец-то, – Кио хмыкает, бросая на Рицку ободряющий взгляд, – а то я уж было решил, что нам предстоит провести с Рит-тяном романтический вечер вдвоем.
– И не надейся, Кио, – усмехнувшись, опускаюсь на одно колено, чтобы расшнуровать ботинки.
Рицка стоит у стола, склонив голову набок, и пристально смотрит на меня, будто не слыша нашей шутливой перепалки. В глазах сомнение, и это причиняет мне боль.
– Рицка… – поднявшись на ноги, потерянно застываю у двери.
Он чуть встряхивает головой, словно отгоняя наваждение. Взгляд меняется, теплеет. На губах появляется слабая улыбка, которая крепнет, пока Рицка подходит ближе, все выше поднимая голову, глядя на меня снизу вверх.
– Ну, ты и гулять, Соби, – смущенно и чуть грубовато произносит он, жадно оглядывая меня с головы до ног.
– И тебе «здравствуй», – мягко усмехаюсь я, и в глазах Рицки на мгновение мелькает недоверие, но тут же пропадает. Он закрывает глаза. Я наклоняюсь и ласково целую его в лоб, и замираю, не решаясь на что-то большее.
– Ну, вы, хватит миловаться, – прищуривается Кио, легко хлопая ладонью по столу.
– Со-тян, я на тебя обижен, между прочим. Пригласил в гости, потом заставил идти за продуктами и самому готовить еду, а теперь еще и голодом моришь. Непорядок.
Все это он выпаливает веселой скороговоркой, должно быть, чтобы разрядить возникшую неловкость. Обернувшись к Кио, Рицка отвечает на его беззлобный демарш благодарной улыбкой. Потом берет меня за руку и тянет за собой.
– Идем, Соби. Ну что ты у двери стоишь? Мы так есть хотим, что скоро за мебель возьмемся. И если у нас после этого заболит живот, то ты и будешь виноват.
-
-
12.10.2011 в 21:31Остаток вечера пролетел незаметно. Уплетая ими же приготовленный ужин, Рицка и Кио дурачились, словно старые друзья. Как я подозреваю от облегчения. И это странно осознавать. Быть может, пока меня не было, Рицка сильно нервничал, а когда он такой – взвинченный и беспокойный, его состояние передается всем вокруг. Наверное, Кио его утешал, иначе чем объяснить то, что они так резко сблизились? Только общие переживания, разделенные и объединяющие, способны настолько быстро сдружить людей. И, кажется, причиной тому стал я. Меня не было всего несколько часов, но, похоже, все это время Рицка не находил себе места. Неужели он чувствовал неладное, даже находясь так далеко?
Во время ужина я был достаточно убедителен, чтобы заставить их отвлечься. Слушал жизнерадостный голосок Рицки. Смеялся шуткам Кио. Та давящая чернота, что залегла под сердцем после встречи с Сеймеем, тяжело и горько вздрагивала в такт биению пульса. Но это не мешало мне улыбаться. Нежно трепать Рицку по Ушкам. Отбиваться от Кио, на вытянутой руке перемещая по воздуху тарелку, пока тот, покушаясь на содержимое, с не меньшим упорством пытался до нее добраться. Для меня это был «праздник на крови». Пока кто-то убивался и жалко скулил внутри, мир вокруг сиял и искрился смехом. И это было правильно. По-другому, не должно было быть.
Потом мы выпроводили Кио, и Рицка, виновато пряча глаза, сказал, что должен идти домой. Мать разрешила ему задержаться у меня, но она не одобрит, если он останется ночевать повторно. Я понимаю. Рицка не хочет перенапрягать новые, хрупкие связи, с таким трудом установленные им с Аояги-сан. Когда они окрепнут, можно будет позволить себе что-то большее, а пока следует довольствоваться малым и радоваться тому, что имеешь. Когда окрепнут… К тому моменту меня может уже не быть рядом с Рицкой. Будет ли это иметь для него тогда какое-нибудь значение?
Одевшись, я отправился провожать Рицку.
Иду теперь рядом, слушаю его рассуждения о предстоящих нам завтра Поединках. Отвечаю на вопросы, разъясняя некоторые непонятные ему тонкости. Мне нравится, когда он ведет себя столь рассудительно, по-взрослому. Перекладывая в папке листики с анкетами, Рицка идет, уткнувшись в них. Сравнивает, сверяет… Маленький военно-полевой совет на ходу – это так забавно и мило, очень в духе Рицки. Поднимая на меня глаза, он что-то говорит, постукивая кончиком пальца по той или иной строчке. Я слушаю, отвечаю, но какая-то часть меня, вознесшись над всем этим, наблюдает за ним с грустной улыбкой. Эта часть знает, насколько бессмысленны теперь наши усилия. Для Рицки борьба против Семи Лун по-прежнему реальна. Она должна вырвать у судьбы наше общее будущее. Будущее, которое уже забрал Сеймей. Нити наших жизней – моя и Рицки, струятся рядом, но моя вскоре оборвется и упадет, а принадлежащая Рицке устремится дальше, сияя. И если и есть что-то более похожее на описание смерти, то я вряд ли смог бы это что-то найти. Я так себя и чувствую. Словно время начало обратный отчет, и с падением последней песчинки, Рицка уйдет. А после... исчезну я. Все, что от меня останется – это пустая оболочка, способная лишь выполнять приказы. Но большего уже будет не нужно.
– Соби, о чем ты думаешь? Ты совсем не слушаешь меня!
Опустив глаза, встречаюсь с обиженным взглядом Рицки.
– Это не так, – улыбнувшись, пересказываю ему дословно все, что он говорил за последнюю минуту.
– Верно, – он отчего-то смущается и отводит глаза. Смотрит на дорогу и, вдруг вскинув брови, озадаченно трет рукой лоб. – Надо же, как быстро мы дошли до дома. Я и не заметил.
Проследив направление взгляда Рицки, понимаю, что он прав. Вначале мы шли по улице от остановки, затем свернули на знакомую аллею и стоим теперь практически возле его дома. Покатая крыша чернеет на фоне ночного неба. Свет окон, рассеченный высоким кустарником на неровные, косые полосы проходит сквозь него, как через трафарет.
– Мне пора, – Рицка торопливо запихивает папку с анкетами в рюкзак, – остальное завтра обсудим, ладно, Соби?
– Хорошо, – обреченно наблюдаю за его действиями, – как скажешь, Рицка.
Закинув рюкзак за спину, он быстро оглядывается, нет ли прохожих. Подойдя на шаг, привстает на цыпочки, чтобы поцеловать, перед тем как уйти. Обнимаю его. Опустив голову, касаюсь губ, бережно вбирая их своими. Ласкаю чутко и нежно, ощущая, как что-то дрожит и стонет в груди. И медленно умирает от охватившей душу тоски. Сейчас я целую Рицку, но спустя секунду он отстранится, пожелает мне «Спокойной ночи» и убежит домой. А я вернусь к себе и останусь там в одиночестве. Я знаю, как это будет. Ночью в моей квартире всегда очень темно и тихо. И пусто. И на этот раз там не будет Рицки, чтобы наполнить эту пустоту, чтобы прогнать ее.
Едва я войду, она окружит меня и раздавит – как стылый мороз, высосет остатки жизни. Я не хочу… не хочу быть один!
Расслабившись и тая, Рицка замирает в моих объятиях, закрывает от удовольствия глаза. Сладко вздохнув мне в губы, тихонько трогает их в последний раз и, скользнув вниз, встает на ноги. Подается назад, но я не отпускаю. Не могу. Обхватив его руками, судорожно прижимаю к себе…
Прошу тебя, не уходи…
Рицка вздрагивает от удивления и затихает.
– Соби? Ты что?
Стиснув веки, роняю голову, беззвучно хватая воздух. Я должен позволить ему уйти. Но я просто не в состоянии. Расцепить руки сейчас – выше моих сил. Рицка…
Он чуть дергается, я слишком сильно сжал его в объятьях.
– Соби, да что с тобой?! Отпусти…
Вслушиваясь во встревоженный голос Рицки, тяжело и отрывисто дышу ему в макушку. Сердце бьется как безумное, вступив в схватку с рассудком. Слова Сеймея пульсируют в голове.
Я хожу… по краю. По тонкому, как волос, лезвию. Еще мгновение и будет поздно делать вид, что все в порядке.
Мне был дан приказ…
Руки разжимаются механически. Рицка резво отскакивает назад. Пошатнувшись, ощущаю себя, словно дерево, из которого вырвали сердцевину. Мертвый остов из коры дрожит на ветру, зияя открытой раной.
– Соби? – Глядя на меня, Рицка делает шаг обратно. Глаза – как блестящие озера… Из волнения и тревоги.
– Все в порядке, – улыбаюсь, поднимая на него взгляд. – С тобой трудно расстаться, Рицка.
Стою, уронив руки. Я должен уйти. Я скоро не выдержу.
Его брови, приподнявшись, сдвигаются в беспокойстве.
– Но ведь это… только на ночь… – коротко втянув воздух, он резко подается ко мне, поймав запястье. – Только на ночь, верно?!
– Да, – подтверждаю, вкладывая в голос всю уверенность, какую могу, – прости, если напугал тебя. Просто я буду скучать.
– Но тогда… – Скользнув глазами по моему лицу, он оборачивается, оглядываясь на окна своего дома. – Может быть?..
– Не стоит, – перехватив его руку, прижимаю запястье к губам, почти ненавидя себя за эти слова. Он предлагает остаться, а я отказываюсь. Что я делаю, бог ты мой?!
Отпускаю его ладонь.
– Я пойду.
– Соби! – Рванувшись следом, он крепко вцепляется в отворот рубашки, заставив остановиться. Смяв ткань в кулаке, смотрит в землю, сжимая зубы.
– Ты можешь объяснить мне, что с тобой? Днем ты был как-то… проще, – он поднимает взгляд, внимательный и серьезный. – Не думай, что я не заметил. Что-то случилось, ведь так?
Вскинув брови, гляжу на него с невольной печалью. Как я собираюсь скрывать от него произошедшее сегодня? Мы оба стали слишком зоркими. И прозрачными. Тонкие струны Связи дрожат, издавая неслышимый звон за гранью ощущений.
– Ничего, Рицка, тебе показалось.
Будто пропустив сказанное мимо ушей, он сурово сдвигает брови.
– Значит не скажешь?
С легкой улыбкой качаю головой.
– Нет. Не о чем говорить.
Его губы с обидой поджимаются.
– Может мне приказать тогда?
Заметив, как я вздрогнул, Рицка стискивает пальцами складки одежды.
– Черт… Прости, – со вздохом он роняет голову. – Ты просто не представляешь себе, что это такое – не понимать, что с тобой. Я ненавижу это!
Закрыв глаза, слушаю его голос. Расстроенный. Дрожащий. Это насилие. Все что происходит с нами. Я бы что угодно сделал, чтобы Рицка никогда не знал печали и тревог. А теперь сам служу их источником. И даже не имею права загладить свою вину и объясниться. Это насилие, Сеймей…
Наклонившись к Рицке, запускаю ладонь в волосы. Они такие теплые и так ласкают пальцы… Прижавшись лбом к виску, шепчу на ухо, вкладывая в голос всю свою нежность.
– Тебе не о чем волноваться, Рицка. Я люблю тебя, и так всегда будет.
Цепляясь пальцами за одежду, он льнет ко мне, измученно вскинув голову.
– Но тогда в чем дело?! – почти умоляюще выдыхает он. – Я же чувствую, что что-то не так. Почему ты не скажешь, Соби?!
Обнимаю его, скольжу губами по волосам, до боли сжав веки.
– Тебе кажется, Рицка. Ничего не случилось.
Сдавленно выдохнув, продолжаю.
– И не случится, пока я нужен тебе.
И это правда. Хоть она так невероятно звучит…
Уловив в последних словах нечто странное для себя, Рицка поворачивает голову. Чуть отстраняется, чтобы видеть меня.
– Соби… Что значит: «Пока нужен?»… Почему ты так сказал? Ты же не думаешь, что я оставлю тебя когда-нибудь?
Тепло улыбаюсь, обегая взглядом его лицо. Оставишь, Рицка. Ты просто не знаешь еще, что это такое – истинная Связь. Когда стараниями Сеймея ты обретешь своего Бойца, у тебя не возникнет сомнений, кого выбрать. И в этом не будет твоей вины.
Вздрогнув от какой-то мысли, он резко привстает на носках, взволнованно заглядывая в глаза.
– Ты не веришь мне?!
– Что ты? Разве я могу? – Легко взъерошив его волосы, прошу: – Прости.
Он растерянно замолкает, отпуская отвороты рубашки. Руки опадают вниз. В последний раз поведя носом по виску, осторожно касаюсь щеки губами.
– Иди, – выпрямившись, отступаю на шаг, – тебя ждут дома. Не хочу, чтобы Аояги-сан запретила приходить ко мне из-за того, что ты слишком поздно возвращаешься.
Расстроено глядя на меня, он медленно кивает. Губы вздрагивают, поджимаясь. Отвернувшись, Рицка убегает. Так быстро, словно не может больше выносить происходящее. С тоской провожаю его глазами. Болезненно вздрагиваю, услышав, как хлопает входная дверь. Вот и все. Вскинув голову, устало закрываю глаза. Я отпустил его. Как и должен был. Но сделал это настолько неправильно! Так нелепо… И все потому, что не смог справиться с собой. Что бы я ни говорил затем, Рицке от этого становилось только больнее и хуже. Моя вина…
-
-
12.10.2011 в 21:31Отрывисто выдыхаю, сдавливая пальцами фильтр. Ночной ветер нежно касается щек и относит в сторону сигаретный дым. От него трепещут пряди волос и начинают звенеть листья деревьев. Иллюзия рассеивается, оставив привкус горечи. Я должен уйти отсюда. Мне здесь нечего делать. Больше нечего.
Затянувшись, выбрасываю сигарету. Бросив последний, тоскующий взгляд в сторону дома Рицки, разворачиваюсь и ухожу. Звук шагов гулко разносится вокруг. Не хочу думать ни о чем. Не хочу.
***
Я еще долго брел, не разбирая дороги. Просто шел, глядя под ноги. Мне было безразлично куда идти. Холод сковал разум, и сердце ровно билось, щемяще вздрагивая каждый раз перед тем, как вновь вытолкнуть кровь в вены. Время распалось на отрезки дорог и соединяющие их перекрестки. Мне не хотелось возвращаться к себе. Но это вышло само собой. Ноги вынесли меня к остановке, и среди прочих на табло, я разглядел номер знакомого автобуса. Я не стал сопротивляться этому совпадению. Ночевать на улице не было смысла. Как не было его отныне и в прочих моих действиях.
Поднявшись на свой этаж, я на мгновение ощутил терпкий вкус déjà vu. Я уже поднимался сегодня по этой лестнице вот так же, бездумно. И чувствовал себя не лучше. Должно быть, эти ощущения теперь буду преследовать меня постоянно.
Дверь тихо скрипнула, отворяясь. Из нее смотрела темнота квартиры. Живая темнота. Она ждала меня, чтобы забрать себе. Покорившись, шагаю в нее. Закрываю за собой, дверь. Прислоняюсь спиной. Устало выдохнув, поднимаю глаза. Нет. Она не полная... Не та, что еще ждет впереди. В этой – смазанными пятнами проступают очертания предметов. Так и не собранный стол, низкие скамеечки. Прямоугольник кровати чернеет у стены. И только окно, словно зависнув в воздухе, сияет призрачным светом. Оно само кажется его источником, и, сбегая по раме, свет стелется по полу синей дорожкой, разбитой на косые квадраты.
Отрываюсь от двери. Разувшись, ухожу вглубь комнаты, огибая безликую в темноте мебель. Подойдя к кровати, зажигаю ночник. Освещение верхних ламп было бы сейчас нестерпимо резким. Оно как лучи рентгена прошло бы насквозь, сделав прозрачной душу. Я к этому не готов.
Тяжело опустившись на кровать, откидываюсь на нее, закрыв глаза. И тут же понимаю, что совершил ошибку. Постель пахнет Рицкой. Впитала его запах, или мне это кажется?
Крепко сжав веки, лежу неподвижно. Воспоминания вскрывают разум, теснятся, наплывая. Одно за другим. Теплые руки Рицки, его глаза, его улыбка, вкус губ… Этот голос, чуть хриплый и по-мальчишески ломкий, звенящий… Его нежность, храбрость и чистота – все это больше не мое. Он стал моей частью. Плотью от плоти моей. Но я должен забыть об этом, потому что… должен. Иначе сойду с ума.
Плечи сводит внезапной судорогой. Рвано вздохнув, перекатываюсь на бок, вжимаясь лицом в постель. Горло жжет от горечи. Сердце кричит беззвучно, раненое… пронзенное болью. Всплеск черного отчаяния, сдерживаемого мною все это время, затопляет разум и выносит из него все мысли, утаскивая в мутную, темную бездну тоски. Я понимаю, что плачу только когда чувствую, что ткань покрывала под щекой совсем намокла. Это отрезвляет меня. Сдвинувшись в сторону, отрывисто утираю лицо ладонью. Это безумие, я не должен!… Упав на спину, вздергиваю подбородок вверх, ощущая как одинокие капли против воли срываются с уголков глаз, скатываясь по вискам.
Достаточно.
Резко выдохнув, сажусь на постели. Рывком поднявшись с нее, быстро иду к балкону, на ходу вытаскивая сигареты. Одергиваю смявшуюся рубашку перед тем как выйти на свежий ночной воздух. Дверь с тихим шорохом отъезжает в сторону. Выскальзываю наружу и, прикрыв ее за собой, опускаюсь на циновку, прислоняясь спиной к стене.
Огонек зажигалки ровно вспыхивает в темноте. Неторопливо раскуриваю сигарету, выпуская краем рта струйки синего дыма в прохладный воздух. Затянувшись, откидываюсь назад, прижимаясь затылком к шершавым доскам, и прикрываю глаза.
Все это бессмысленно. Не имеет значения, что происходит со мной, надо как-то смягчить положение. Как бы я ни старался, Рицка чувствует, что со мной что-то не так, и это ранит его. Я должен что-нибудь с этим сделать.
Сняв очки и положив их в нагрудный карман, устало растираю лицо ладонью.
Мне велено продолжать относиться к Рицке, как к своему хозяину, делать то, что я должен. Эти слова можно толковать по-разному. Боец не должен огорчать свою Жертву. Если использовать казуистику как оружие, то даже при столь жестких условиях, можно выиграть немного жизненного пространства. Ровно столько, чтобы не отказывать нам обоим в тех крохах тепла, которые мне позволено дарить теперь. Чтобы продолжать относиться к Рицке так, как я хочу и как он ожидает. Я смогу найти утешение в этом – этого должно хватить, чтобы справиться с собственной болью и скрыть ее от Рицки. Я сумею. Я должен!.. Иначе рискую отравить для него сомнением даже то время, что нам отпущено. Это было бы слишком расточительно.
Ровно затягиваясь, курю, глядя перед собой сквозь покатые балки перил. Деревянный настил балкона заслоняет собой склон холма, но даже с этого места мне виден далекий горизонт, полный огней. Небо светится над ним – где-то там кипит жизнь, в которой нет никакого смысла.
А в моей – есть?
Словно споткнувшись о последнюю мысль, тяжело вздыхаю, пожимая губы. Подавшись вперед, опираюсь локтями о колени, прикрыв ладонью глаза.
Это никуда не годится. То, о чем я думал все это время. Любовь Рицки изменила меня, позволила поверить в возможность служения без оков. Его великодушие дарило мне свободу. Помогло открыть в себе нечто новое. Радость в преклонении перед тем, кем дорожишь больше всего на свете. Сознание своей ценности. Уверенность, что тебе никогда не прикажут ничего, способного унизить. Неудивительно, что мне так больно при мысли, что все это вскоре уйдет в прошлое.
Мне не на что жаловаться и не о чем сожалеть. Рядом с Рицкой я обрел столько счастья, сколько выпадает на долю не каждого человека. Я умею быть благодарным и выплачу свой долг сполна – никогда не заставлю Рицку разрываться между истиной Связью и собой. Едва он перестанет нуждаться во мне, я уйду. Вновь стану вещью Сеймея, как этого требует мой долг перед ним. И так будет правильно – нужно, чтобы продолжить жить. Это не трудно, у меня столько практики.
Горько усмехаюсь, делая затяжку. Вскинув голову, смотрю на едва проступающие звезды.
Сенсей полагает, что это благо для Бойца – быть вещью. Сколько раз, когда я только начинал служить Сеймею, способность бездумно, безоглядно повиноваться приказам спасала мой рассудок, потому как безупречность в служении – единственное, что имеет значение. Это сделало меня неуязвимым, твердым словно сталь. То, что не был способен сделать я, без колебаний совершал Боец Beloved, если на то была воля хозяина. В этом честь. В этом спасение. Не могло быть разницы в приказах. Убить или вскрыть себе вены… Меч не думает о том, кого он разит, он повинуется руке, держащей его. До сегодняшнего дня я надеялся, что это будет рука Рицки.
Смяв окурок о торец балкона, выбрасываю его вниз. Поднявшись на ноги, ухожу в дом.
Все так… Я надеялся. Покоренный, плененный чистотой и милосердием Рицки, купался в его доброте и заботе. Мечтал принадлежать ему до конца своих дней. Но даже если этому не суждено сбыться, я всегда должен помнить о том, кто я есть. Боец, предназначение которого – служить Господину. Я не забуду об этом… Сеймей.