Chapter XIII Boundless
Утратившие равновесие.Chapter XIII Boundless
Утратившие равновесие.
***
Коридор расцвечен пестрыми пятнами школьной униформы. Светлые рубашки с короткими рукавами, смешные декоративные галстучки на ушастых представителях обоих полов… Темные брюки и короткие плиссированные юбки, - их обладатели непринужденно общаются, спешат куда-то, прижимая к себе тетради и учебники. Последние этажи корпуса, где расположены кабинеты начальных классов средней школы, наполнены по-весеннему беспечным, звенящим настроением, под стать лучам солнца, озаряющим просторные, светлые холлы, создавая на фоне шахматных клеток паркета причудливые композиции из движущихся теней. Двери кабинетов распахнуты, они ждут учеников. Деловитая суета и гомон за ними – привычный фон, сопровождающий все промежутки до и между уроками. Это свободное время - самое приятное, но даже оно не может обрадовать того, кому нечему радоваться. И клубничное варенье, тайком пронесенное в класс в школьной сумке, и свеженький номер любимой манги - все это перестало, как раньше, доставлять удовольствие, утратило вкус.
Сидя за своей партой, Юико уныло глядит на пустую соседнюю, у окна. Рицка-кун говорил, что ему нравится сидеть у окна. И в первый день, когда шумная толпа учеников ворвалась в закрепленный за ними новый класс, чтобы сразу отвоевать себе личное место, Юико заняла эту парту для Рицки-куна и защищала ее с таким упорством, что, в конце концов, на лакомое место с видом во двор перестали покушаться. А Он так и не пришел. Ни на следующий день, ни через три дня, ни сегодня. Несмотря на все ее просьбы и мольбы шепотом перед сном. Должно быть и Ками-сама не всесилен, раз Рицка-кун до сих пор где-то пропадает. Но ведь с ним все в порядке? Ведь в порядке же? Юико так хочет в это верить.
У Рицки-куна странные знакомые. Те, что приходят к нему иногда. Вроде ребят, которых она видела осенью, когда Рицка-кун только-только перевелся в школу. И ей, Юико, кажется, что это все из-за них. Наверняка, из-за них. Ведь он не мог уйти просто так. Он не оставил бы Юико.
Рука, лежащая на столике, сжимается. На плотно сомкнутые ресницы набегают слезы. Спустя секунду они катятся вниз, прокладывая по щекам мокрые дорожки.
«Он… не ушел бы…
Не ушел… бы…
Юико не верит.»
Зарывшись лицом в ладони, она тихо вздрагивает, подавляя всхлипы. Если девочки узнают, они снова назовут Юико плаксой и будут недовольны. И Яёй-сан, когда придет и увидит, тоже расстроится. Она не любит никого расстраивать. Лучше перестать.
Все-таки всхлипнув разок, Юико торопливо утирает ладошкой следы слез на щеках. Все равно заметно. И нос опух. Стал совсем красный. Лучше сходить в туалетную комнату, ополоснуть лицо. А потом можно будет до начала урока постоять в коридоре у окна. Оттуда видны школьные ворота. Может быть сегодня Рицка-кун все-таки появится?
Приняв решение, Юико поднимается и выходит из класса.
В коридоре шумно. Напротив двери у окна собралась группа одноклассниц, увлеченно обсуждающих что-то. Стараясь быть как можно незаметней, Юико спешит мимо, с облегчением понимая, что они слишком захвачены беседой, чтобы обратить на нее внимание сейчас.
- …а потом Тамино-сенсей сказала, что его хочет видеть директор…
- Директор?!
- Неужели…
- Ты сама это слышала?
- Само собой, - важно заявляет Маки и, вскинув подбородок, обводит торжествующим взглядом обступивших ее подруг.
- Тамино-сенсей сказала, что ин-ци-дент будет разбираться в присутствии директора. Аояги ждут большие проблемы.
Услышав последние слова, Юико резко останавливается. Ноги сами разворачивают и несут ее назад.
- Рицка-кун? Вы видели Рицку-куна?
Всплеск возгласов обрывается. Ученицы расступаются, услышав за спиной неуверенный взволнованный голос. Стиснув пальцами складки новенькой школьной юбки, Юико стоит в метре от них, обегая компанию умоляющим взглядом.
Скривившись, девочка, только что выступавшая в роли осведомленного оратора, нехотя произносит:
- Видели. Сенсей увела его в «директорскую».
Глаза Юико ошеломленно распахиваются. Прерывисто вздохнув, она срывается с места. Бежит вдоль коридора, наталкиваясь на спешащих навстречу ребят, раздвигая образующиеся на пути островки скопления учеников руками. Врезавшись в кого-то, обсыпанная взметнувшимся в воздух ворохом чужих тетрадей, спешит дальше, не обращая внимания на возмущенные окрики.
- Вот дурочка, - раздраженно заключает одна из глядящих ей вслед одноклассниц.
- И не говори, - презрительно сощурившись, поддерживает другая, - жалкое зрелище.
Ноги торопливо сбегают вниз по ступенькам лестницы. Если бы Юико могла летать, она бы летела. Сердце стучит в такт быстрым шагам, не поспевая за мыслями.
«Рицка-кун. Вернулся…»
Выскочив в вестибюль второго этажа, она обводит лихорадочным взглядом висящие на дверях указатели. Кабинет директора средней школы должен быть где-то неподалеку, рядом с учительской. Наверное, он в конце коридора.
Найдя нужную дверь с висящей слева от нее табличкой, Юико останавливается, переводя дыхание, опираясь рукой о стену.
«Рицка-кун? Здесь?»
Подойдя к двери вплотную, Юико приподнимается на цыпочки, заглядывая в узкое вытянутое вертикально окошко наверху. Оно не предназначено для того, чтобы сквозь него смотрели. Предметы в кабинете расплываются, искаженные волнистым узором стекла. Но все же ей удается разглядеть темноволосую макушку Рицки-куна и два нечетких силуэта за ним, напротив окна.
Низкие каблучки сандалий гулко стукаются о пол. Прижавшись лбом к прохладной плоскости двери, Юико стоит, глядя вниз, на пробивающуюся из-под нее полоску света.
«И что дальше? Маки сказала, Рицку-куна ждут проблемы. Что это может значить? Только бы...»
Потрясенная неожиданной мыслью, Юико зажимает рот рукой.
«Неужели из-за того, что Рицка-кун пропустил первую неделю занятий, его выгонят из школы?!»
Всхлипнув, девочка трясет головой.
«Нет… Только не это!»
Из кабинета доносится низкий голос директора, он довольно громкий и четкий, так что можно даже различить слова. Прижавшись к двери ухом, Юико прислушивается, задержав дыхание.
- …разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность…
Дальше вступает женский голос. Кажется, это Тамино-сенсей. Она тоже там? Может она заступится за Рицку-куна? Закусив губу, Юико напряженно вслушивается, пытаясь разобрать хотя бы отдельные фразы. Ничего не слышно! Слишком тихо говорят!
Оторвав ухо от двери, Юико в отчаянии глядит на гладкую деревянную поверхность под своими руками.
«Рицку-куна не должны исключить! Этого не может быть! Просто не может!»
«Как же я буду… без него» .
Ладонь ложится на ручку двери.
Юико не станет просто так стоять и ждать! Она сейчас войдет и скажет, что нельзя выгонять Рицку-куна. Он такой хороший. Он лучше всех! И у него всегда были самые высокие отметки. Это несправедливо!
Ручка с тихим шуршанием поворачивается, слышится щелчок замка.
«Рицку-куна не должны исключить... Не должны…»
***
Сеймей… Возможно, я начинаю понимать, почему у тебя почти не было знакомых среди обычных людей. Я никогда не слышал, чтобы мой брат посещал какие-либо городские мероприятия или встречался с одноклассниками вне школы. Это так сложно - общаться с остальными людьми, когда ты практически выпал из привычного для них круга существования. Когда одной своей частью ты все еще принадлежишь этому суетливому, приземленному, полному условностей и условий миру, а другой - погружен в совершенно иною реальность. Ощущение такое, будто наблюдаешь за своей жизнью из зазеркалья, настолько неуместным и несущественным становится все вокруг. Неужели мой брат чувствовал себя так же? Неужели его, как меня сейчас, раздражали ограниченность и слепота вокруг?...
Сеймей… У меня к тебе столько вопросов... Если бы я только мог поговорить с тобой, как многое мы могли бы сказать друг другу.
- Не хотелось бы создавать из случившегося прецедент, но если мы просто обойдем произошедшее вниманием, это может пойти во вред Аояги-куну и другим ученикам.
Это произнес директор. Крупный, плотный мужчина лет пятидесяти с седеющими висками и резкими, перечерчивающими лоб морщинами. Наверное, он неплохой человек. Наверное, он немало сил вкладывает в свою работу. Но то, о чем он рассуждает: о школьных правилах, об ответственности за мой проступок - эти слова не соотносятся со мной. Словно все здесь говорят о каком-то другом Аояги Рицке, ученике первого класса средней школы. Этим человеком я являюсь уже лишь отчасти.
- Прошу прощения, - неуверенно произносит Шинономе-сенсей. Все это время она стояла справа от стола директора и нервно мяла в руках платок, обеспокоено поглядывая на меня, - мне кажется, учитывая некоторые обстоятельства жизни Аояги-куна, мы как люди, не лишенные доли ответственности за него, могли бы подойти к ситуации с пониманием?
Невольно хмыкаю про себя. «Учитывая обстоятельства моей жизни…» Если бы вы только знали, сенсей, каковы на самом деле эти обстоятельства, то… то, возможно, пропущенная мною неделя учебы перестала бы казаться вам чем-то значимым. Определенно, это не та муха, из которой стоит делать такого большого слона».
- Возможно и так, - сложив сцепленные руки на выступающем из плоскости пиджака животе, директор откидывается в кресле. - Но разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более, что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность….
Безответственность… Гляжу в пол, поводя слегка носком ботинка по тускло отражающему свет окна лакированному паркету. Мне все равно уже, как в итоге это будет называться. Поскорее бы они закончили весь этот спектакль.
В комнате душно, несмотря на открытые окна. Слабый гул работающего кондиционера перекрывается всплесками детских голосов с улицы и привычным шумом утреннего города. Кабинет директора так чист и опрятен, в нем вообще нет несущих в себе жизнь предметов. Только широкий стол, несколько офисных кресел, стеллажи с рядами папок и закрытый глухой шкаф. Ни одной чистой краски, все здесь словно обесцвечено. Стены, чередуясь с провалами огромных окон, кажутся черными, создавая контраст с этими сияющими квадратами. Я, наверное, свихнулся бы, будучи вынужденным проводить в этом помещении из года в год свои дни. И как директор здесь работает?...
- Несомненно, поступки Аояги-куна являются следствием недостаточного надзора со стороны родителей и учителей. При принятии решения нужно учитывать и этот фактор.
Невольно морщусь. А это была Тамино-сенсей. Мой новый классный руководитель. Она чем-то напоминает мне Кацуко-сенсей. Такая же сдержанная, но приятная манера одеваться. Стриженные под каре темные волосы. Сходство, правда, внешностью и ограничивается. Едва нас представили, я осознал, что мне, возможно, сильно не повезло с классным руководителем на следующие несколько лет. Слишком уж тяжелым, скептическим взглядом она наградила меня при знакомстве. Впрочем, существует вероятность, что Тамино-сенсей успела заочно составить негативное мнение об «Аояги Рицке». Должно быть, этот образ в ее глазах отныне украшен непривлекательным штампиком «разгильдяй».
- Сенсей здесь ни при чем, она не виновата, - хмуро и немного устало произношу я, вмешиваясь в разговор. Умолкнув, присутствующие оглядываются на меня. Шинономе-сенсей с некоторой благодарностью, а остальные с удивлением. Понятно. Удивились, что я прервал взрослых. Мне же не задавали вопроса, чтобы я имел право открыть рот.
Прикрываю глаза. Я и впрямь уже устал.
- Если я так сильно нарушил школьные правила, назначьте мне какое-нибудь наказание, я его выполню, и буду учиться дальше.
При слове «наказание» все трое озадаченно переглядываются. Я невольно потираю лоб рукой. Н-да. Необычно прозвучало. А я должно быть переобщался с Соби. На лицах присутствующих четко читается: «Что за странный мальчик».
- Аояги-кун, это радует, что вы…
Директор не успевает закончить фразу. Дверь распахивается и внутрь взволнованным, взъерошенным вихрем врывается… Юико? Как она узнала, что я здесь?! Ее появление обдает меня холодным душем. Реальность, до этого блеклая и рассеянная, вдруг собирается в фокус, а время, ползшее со скоростью улитки, устремляется вперед в бешеном темпе, разделяясь на секунды и мгновения.
Порывисто шагнув к столу директора, Юико резко останавливается, замирая под софитами трех пар глаз. Отступает назад. Вид у нее, как у перепуганного зайчонка. На смерть перепуганного, но решительного. Прежде чем кто-либо успевает опомниться, она стискивает кулачки и выкрикивает так громко, что я невольно зажмуриваюсь, подавляя порыв зажать ладонями уши.
- Не выгоняйте Рицку-куна! Вы не должны его выгонять! Он хороший! Он совсем, совсем-совсем ничего плохого не сделал! Это все ошибка! Очень, очень большая ошибка!
Мои глаза широко распахиваются. Юико пришла, чтобы вступиться за меня? Невероятно!
- Хаватари-сан! – с возмущением и абсолютно синхронно произносят обе учительницы. Смотрят друг на друга. Шинономе-сенсей слегка поджимает губы. Юико больше не ее ученица. Право на возмущенный тон принадлежит уже не ей.
- Хаватари-сан, немедленно покиньте кабинет!- шипит Тамино-сенсей, сверкая глазами. На щеках горит досадливый румянец. Думает, небось, что поведение Юико компрометирует ее в глазах начальника.
- Но ведь… Рицка-кун… - Юико невольно делает еще один шаг назад, слегка съеживается, подтягивая сомкнутые вместе локти к груди, обводит взрослых беспомощным взглядом. На лице проступает потерянное выражение, кажется, она сейчас расплачется, и, тем не менее, Юико вновь встряхивает головой и подается вперед.
- Не исключайте Рицку-куна!…
- Хаватари…-сан! – на выдохе чеканит учитель. - Что вы себе позволяете! – и отрывисто заканчивает, вколачивая слова в пол. - Выйдите… из кабинета!
- Кажется, все ваши ученики, Шинономе-сенсей, не страдают излишней дисциплинированностью, - директор выпрямляется в кресле, ставит локти на стол и делает поощряющий знак кончиками пальцев, - не отвлекайтесь, продолжайте.
Шинономе-сенсей в замешательстве глядит на директора, не замечая подрагивающих вокруг глаз насмешливых морщинок. Это зрелище заставляет меня прийти в себя и встрепенуться. До этого я стоял, словно столб и не знал, как мне реагировать.
- Юико… - состроив страшное выражение на лице, делаю пассы руками в сторону двери, - иди.
Она переводит растерянный взгляд на меня. Моргает.
- Рицка-кун.
Из всех сил пытаясь сохранить серьезный вид, киваю на дверь.
- Подожди меня в коридоре. Все нормально.
- Хорошо… Если ты так говоришь,… - она послушно разворачивается и бредет к выходу. Плечи и Ушки опущены, глаза смотрят в пол. На мгновение останавливается, бросая на меня последний неуверенный взгляд через плечо, затем исчезает за дверью, аккуратно притворив ее снаружи. Оставив людей стоять, застыв в охвативших их совершенно разных чувствах. Тамино-сенсей - кипящей от праведного негодования, Шинономе-сенсей - притихшей и расстроенной, меня – в состоянии сдержанного веселья.
С нежностью смотрю на дверь. Юико… Это просто недоразумение какое-то. Настоящее, подлинное и совершенно чудесное недоразумение. Ухитриться за полминуты сделать из этого чопорного, показательного судилища балаган – это надо иметь талант.
- Аояги-кун…
- Да?- выпрямляюсь, устремляя взгляд на директора. В появлении Юико есть только один существенный минус. Оно выдернуло меня из состояния спасительного вселенского равнодушия, в котором я пребывал последние полчаса, и сделало мир вокруг до крайности реальным и уязвимым. Невидимый прозрачный купол, где я прятался, наблюдая за собой и окружающими, разлетелся блестящими осколками.
Директор наклоняется вперед, сцепляя пальцы в замок, поблескивая очками в тяжелой оправе.
- Я смотрю, вы пользуетесь авторитетом у одноклассников.
Хмуро гляжу на него. Издевается что ли? Каким еще авторитетом?
- Что же нам делать-то с вами?
Он потирает пальцами подбородок, но по насмешке, притаившейся на дне глаз, я понимаю, что решение он уже принял.
- Что ж, на первый раз ограничимся выговором с занесением в личное дело. Но инцидент с пропуском занятий не должен повториться, учтите это, Аояги-кун. На этом все, можете идти.
Правда что ли могу?
Ошеломленно взираю на директора.
Кажется, теперь мне полагается поблагодарить. Выдавливаю из себя какие-то слова и перевожу взгляд на учителей. Шинономе-сенсей, моргнув, вырывается из смущенного оцепенения, торопливо бормочет положенные вежливости и подталкивает меня взглядом к выходу. Да, чтоб я сопротивлялся…
Выскальзываю за дверь, озираюсь по сторонам в поисках Юико. Взгляд устремляется вдоль коридора и почти сразу находит невдалеке съежившуюся фигурку в школьной форме. Обхватив себя руками, словно ей холодно, Юико стоит, прислонившись к стене, глядя себе под ноги. Услышав шаги, поднимает голову.
- Рицка-кун…
- Юико, - срываюсь с места и бегу к ней, видя перед собой только быстро наполняющиеся слезами глаза. Не добежав какого-то метра, замедляю шаг, растерявшись, совершенно не зная, что делать. Юико это решает за меня. Порывисто подается навстречу и обнимает за плечи, уткнувшись носом чуть ли не в макушку. Какая же она все-таки высокая.
- Рицка-кун…. ты вернулся, - она тихонько всхлипывает, - куда ты делся? Я так волновалась.
В горле сразу как-то странно пересыхает. Она волновалась за меня. Юико…
- Пойдемте, сэмпай,- краем уха я слышу тихий голосок Шинономе-сенсей. Она уводит свою слегка растерянную коллегу. Думаю, Тамино-сенсей была бы не против провести с Юико разъяснительную беседу на тему того, что можно, а чего нельзя делать в кабинете директора. Похоже, мы слегка нарушили ее планы.
- Прости… - поднимаю глаза, пытаясь поймать взгляд Юико, - я не хотел, чтобы ты беспокоилась.
- Ничего, - она размыкает руки и счастливо смотрит на меня сверху вниз. Слезы как маленькие брильянты блестят в уголках глаз, - главное, ты тут. Ты ведь никуда больше не уйдешь, правда?
Имею ли я право обещать ей такое? Нет…
-Ну, мне же еще и дома иногда бывать нужно, - кривовато усмехаясь, засовываю руки в карманы форменных брюк, - не могу же я в школе ночевать.
Она тихонько смеется, утирая кончиками пальцев набегающие на глаза влажные серебристые дорожки. Затем берет меня за руку.
- Пойдем. Я тебе место заняла. Самое лучшее.
Так начался мой первый день в средней школе. Юико все время ходила за мной по пятам. На уроках, словно опасалась, что я растворюсь в воздухе, поминутно бросала взгляды в мою сторону, вызывая этим насмешки одноклассников. Но мне было все равно. Пусть говорят, что хотят. Вслушиваясь в жизнерадостное щебетание Юико, я не мог сдержать улыбки. Тепло волнами разливалось душе. Она ждала меня, она мне рада. Значение подобного сложно недооценить.
После занятий Юико, не желая расставаться со мной, уговорила нас с Соби и Яёя пойти к ней в гости. «Вечеринка в честь возвращения Рицки-куна», - придумала тоже… Но мне было приятно. Соби шел рядом, курил и едва заметно улыбался, а Юико… трещала без умолку, расписывая, как весело пройдет вечер. Как она будет показывать мне фотографии, сделанные во время каникул… Затем долго уговаривала поехать на экскурсию, запланированную Тамино-сенсей на завтрашний день. Это внеклассное мероприятие, как та заявила, было призвано укрепить дружеские отношения в новом коллективе. Чего там укреплять? Весь наш класс перешел в среднюю школу практически в неизменном составе, так что затея показалась мне лишенной смысла. Но я согласился. Не хотелось огорчать Юико отказом. Я шел рядом с ней и Яёем и думал о том, насколько же это здорово, что мне не пришлось никуда уезжать и отказываться от общения с людьми, которые меня так ждали. Мысль, что мое присутствие способно дарить столько радости, согревала сердце и освещала мир вокруг. Насколько странно было ощущать это. Понимать, что, оказывается, в моих силах делать кого-то счастливым. И вместе с тем, я чувствовал, что, наверное, так и должно быть. Радовать тех, кого любишь – это правильно. Должно быть еще и оттого, что позволяет стать счастливым самому.
День следующий.
Соби.
- Со-тян! Это что, шутка?
Выглянув из-за моего плеча, Кио сквозь прозрачные двери обозревает расположившуюся в соседнем вагоне компанию. Он их лишь сейчас заметил, что ли?
- Только не говори мне, что это совпадение! - едва заметно скривившись от досады, Кио сжимает кулаки. - Ты обещал, что мы поедем одни!
- А мы и едем одни, - усмехнувшись, откидываюсь на сиденье, придерживая рукой сползающий с него сложенный мольберт.
- У Рицки экскурсия в храмовый комплекс возле Никко, мы же едем туда, чтобы зарисовать окрестные ландшафты. Все вполне логично.
- Логично? Ничего подобного! – Кио вновь бросает взгляд в сторону соседнего вагона и добавляет почти жалобно.
- Ты теперь за ним везде таскаешься, что ли?
Улыбаюсь, прослеживая глазами направление взгляда Кио.
- Практически.
Старый пригородный поезд слегка покачивается, колеса стучат. Мимо проплывают железнодорожные столбы, деревья, сквозь просветы в которых виднеются ровные квадраты ухоженных полей. Свежий воздух и кратковременная смена обстановки пойдут на пользу Рицке, я в этом уверен. Для того чтобы успешно сражаться, нужно немало душевных сил. С учетом последних треволнений и того, что нам еще вскоре предстоит, ему полезно будет пополнить запас. Таким образом, идея сегодняшней субботней поездки вместе с классом, пришедшая в голову учительнице Рицки, показалась мне весьма удачной и своевременной.
- Ты чем-то недоволен, Кио? - бросаю на него быстрый насмешливый взгляд. - Ты ведь, кажется, говорил, что тебе неважно куда и когда ехать.
- Да, но… - он вздыхает, - ты, надеюсь, не собираешься везде за ними ходить? Тогда тебя точно примут за извращенца.
- Нет, - с трудом сдерживаю смех, - у нас с тобой несколько другая программа, - вижу, как Кио светлеет на глазах, и завершаю фразу, - я планировал остановиться у озера Дзуйсэндзи. Рицка с классом будет возвращаться обратно той дорогой. Собираюсь его дождаться.
- Вот значит как, - Кио откидывается на скамейку, печально изучая меня глазами. Потом отворачивается и устремляет взгляд в потолок, - хотел бы я знать, что было первично. Поехал бы ты со мной сегодня, если бы у Рит-тяна не было бы экскурсии?
Молчу. Для меня это даже не вопрос. Но если Кио не станет настаивать на ответе, я предпочту не развивать эту тему дальше. Ни к чему хорошему это не приведет.
Повернув голову, наблюдаю сквозь стекло за шумной командой из двух десятков школьников, оккупировавших соседний вагон. Оживленные порывистые движения, смеющиеся лица, Ушки, воодушевленно вздрагивающие в предвкушении нового и необычного. Рицка сильно выделяется на фоне этих беззаботных ребят. Со своего места мне хорошо виден его спокойный профиль, лишь изредка смягчающийся, когда он поворачивает голову, отвечая на реплики сидящей рядом энергично жестикулирующей Юико. Вот уж у кого нет сил сидеть на месте.
Рицка что-то произносит, глядя на нее, и глаза наполняются теплом. Потом он вновь серьезнеет. Смотрит в пол перед собой, затем взгляд скользит по проходу, в направлении нашего с Кио вагона. Рицка слегка поворачивает голову, взгляд взбегает вверх по двери и окну. И резко опускается. Рицка отводит глаза, и в них на мгновение отражается уныние.
Мои губы трогает невольная улыбка. Скучает по мне? С противоположной стороны стекло скорее всего бликует из-за яркого света. Солнце как раз создает нужный угол.
Достаю телефон. Пробежав пальцами по кнопкам, набираю небольшое SMS:
«Рицка, ты слишком суровый. Улыбнись...»
Нажимаю: «Отправить».
Закрываю телефон. Забросив согнутую в локте руку на спинку сиденья, откинувшись на него, наблюдаю за Рицкой и жду результат.
Он слегка вздрагивает. Скашивает глаза вниз, на свой карман. Забирается в него рукой, достает сотовый, раскрывает, выводя на экран полученное сообщение. Ставший слегка напряженным взгляд движется по строчкам, и выражение лица тотчас меняется. Брови взлетают, а в глазах загораются смешинки. Уголок рта предательски дергается, ползет вверх… Рицка вздыхает и, не удержавшись, все-таки расплывается в улыбке, уронив голову. Прикрывает экран мобильного рукой, чтобы кто-нибудь из соседей туда не заглянул. Приподняв ладошку, вновь перечитывает текст.
По моим губам скользит легкая и, наверное, мечтательная улыбка. Верно, Рицка. Я рядом и вижу тебя. Совсем не о чем беспокоиться.
Он едва заметно хмыкает. Вскинув голову, обегает вагон быстрым острожным взглядом и, склонившись к телефону, начинает набирать ответ.
Спустя несколько секунд сотовый в моей руке издает ожидаемый сигнал. Раскрываю телефон. Ну и что там интересно?
Сообщение заставляет меня усмехнуться, вскинув брови.
«Не подсматривай, Соби».
И смайл в конце: двоеточие, тире и латинское «р», образующие вместе озорную рожицу, показывающую язык.
Бросаю взгляд на Рицку. Он сидит, повернувшись к окну, любуясь проплывающим мимо ландшафтом, но едва заметная лукавая улыбка притаилась в уголках губ.
- SMS-ка от Рит-тяна? – Кио наклоняется в мою сторону, с любопытством заглядывая в экран сотового.
Захлопываю телефон. Забавляясь в душе, возвращаю его в карман.
- Не подсматривай, Кио.
***
Я всегда любил тишину и безмолвное величие бескрайних просторов. В этом смысле озеро Дзуйсэндзи, возле которого мы с Кио в итоге обосновались, кажется идеальным местом. Запертое в котловине пологих холмов величественное серебряное зеркало расстилается перед нами, тихо мерцая в солнечных лучах. Оно кажется упавшим на землю осколком неба. Поверхность взрывается россыпями золотых искр. Сияюще желтое на слепяще белом. Далекие берега, окрашенные в пепельные тона с уклоном в голубой и синий, теряются в тающей дрожащей дымке, сотворенной фантастической жарой. Воздух преет, загустевает... Туманом ложится на обнимающие озеро холмы, наделяя их сияющим ореолом, а небо устремляется ввысь, настолько нестерпимо знойное и ослепляющее своей яркостью, что не смеешь поднять взгляд. Посмотрев вверх, можно обжечься до слез в глазах. И лишь гряда облаков на кайме горизонта напоминает, что этот сверкающий мир вокруг нас – изменчив, а воплощения его настроений – текучи, как вода.
С тихим сожалением улыбаюсь про себя. Мне никогда не запечатлеть на своем скромном холсте все окружающее нас великолепие. Как бы я ни старался, сколько бы сил ни вложил в работу, все, что мне, быть может, удастся выразить в ней, это мое восхищение. Возможно, не так уж и мало.
Рядом слышится отрывистый щелчок и пенное шипение. Делая перерыв в работе, Кио плюхается на разложенное на траве, приготовленное для Рицки, одеяло. Задумчиво подносит к губам алюминиевую банку с пивом, устремив мечтательный взгляд вдаль.
- Красотища…
Согласен. Вытираю тонкую кисточку платком, чтобы потом обмыть ее в стаканчике с водой и набрать новый оттенок туши.
Скоро и Рицка все это увидит. День постепенно перебирается на свою вторую половину. Наверное, его экскурсия по основному маршруту скоро подойдет к концу.
- Только жарко очень. Со-тян, ты не хочешь искупаться? – откинувшись на выпрямленные руки, Кио бросает на меня быстрый взгляд через плечо.
- В водах этого озера? – моя кисть срывается с края тушечницы, чтобы устремиться к поверхности листа. - Не смеши меня, Кио. Это национальный парк. Кто же здесь купается?
- А-а… и правда, - он слегка вздыхает и, вспомнив про зажатую в руке банку, вновь делает глоток, - все равно вода, должно быть, еще слишком холодная. Апрель…
Усмехаюсь слегка. Верно. Апрель. А жара такая, будто середина лета. Воздух недвижим, спрессован, близость озера делает его влажным и густым. Несмотря на то, что наш импровизированный лагерь спрятался в тени деревьев, там, где они спускаются к самой воде, касаясь ее корнями, мы оба тем не менее успели слегка взопреть. Кио спасается купленным на станции холодным пивом, усердствуя в этом куда больше меня. Скоро опустошит весь наш запас.
Бросаю взгляд на замершее на горизонте скопление пушистых облаков. В дрожащем мареве эти белые с сизыми прожилками шапки кажутся вершинами далеких гор, вознесенных в небо. Возможно, ближе к вечеру, они заполнят его целиком и закроют солнце. Как бы дождь не пошел. Так часто бывает. После удушающей, всепоглощающей жары, природа спешит омыться благодатной влагой, воплощая свои представления о гармонии.
- Когда приедет Рит-тян? – Кио одним долгим глотком приканчивает банку и метким броском отправляет ее в пакет, в компанию уже пустых таких же.
Скашиваю взгляд на сотовый.
- Через час, возможно. Или чуть больше.
Недолго осталось ждать.
- Понятно, - Кио поднимается на ноги. Обращает на меня преувеличенно жизнерадостный взгляд, - ну что ж. Обратно за работу.
Пройдя мимо, становится к своему мольберту, цепляя черные кружечки наушников плеера. Приглушает громкость очередной быстрой ритмичной композиции, чтобы не мешать мне. Я никогда не слушаю музыку во время работы, и Кио об этом знает. В этом смысле у нас с ним разный подход. Ему подобное отключение от мира помогает сосредоточиться, меня только сбивает. Куда приятнее погрузиться целиком в окружающую атмосферу, слиться с ней, вобрав в себя. Ленивый шепот листвы; плёс дрожащих, едва заметно качающихся волн, ласкающих подножье берега; краткие гортанные крики птиц в кронах деревьев, - зачем подменять чем-то эти звуки, если они так прекрасны? Рицка оценит все это, когда приедет, я уверен. Устав от суеты экскурсии, ему, наверняка, захочется тишины. Здесь ее можно найти в избытке.
Прикрываю глаза. И все-таки я жалею, что меня нет сейчас рядом с ним. Мы с Кио сошли на станцию раньше, чтобы проследовать к месту стоянки через парк. А Рицка с классом отправился дальше, до Никко, откуда начинается экскурсионный маршрут к усыпальнице Тосёго. Все это время я в своих мыслях прослеживал его путь. Представлял, как он идет по городу мимо низеньких пестрых зданий. Как пересекает реку, отделяющую город от храмовой зоны. Шагает по старинному мосту, касаясь рукой окрашенных в яркий красный широких перил. Деревянные доски отзываются глухим гулом под его ногами. Я хотел бы быть в тот момент рядом с ним. Хотел бы видеть выражение его глаз, когда он, поднимаясь на вершину холма по главной аллее, вступит под величественные своды гигантских криптомерий. Их ветвистые кроны, погружающие пространство вокруг в изумрудный сумрак, возносятся ввысь, огромные, тенистые. А могучие стволы, укрытые ярким ковром из мягкого зеленого мха настолько широки, что обхватить их – не хватит нескольких пар рук. Этим деревьям много сотен лет. Рядом с ними ощущаешь себя пылинкой на ладони Бога. Спокойная, незыблемая сила и мудрость, заключенная в них, рождает неизъяснимый трепет в душе. После этого монументальность храмов ощущается как дань этому величию. А красота и воздушность форм – как попытка поспорить с природой в искусстве творения. Золотой и красный на фоне всех оттенков зелени. Вычурность и тонкость резьбы на столбах и перекрытиях массивных ворот Ёмэймон… Пологие скаты крыш, из-под которых на почтительного, ошеломленного зрителя глядят головы драконов, силуэты птиц и мифических животных… Пышность декора, яркость красок и обилие позолоты поражает взгляд и отражает тщеславие покоящегося здесь правителя, что не согласуется со «скромностью», к которой следует стремиться. Поэтому не все готовы с удовольствием признать храмовый комплекс у Никко частью своей истории. По-моему, несправедливое утверждение. Чьи-то амбиции - это тоже история. Единственное, что смущает и вызывает смешанные чувства: слово усыпальница содержит элемент иероглифа сон. Это место создано для того, чтобы пребывать в безмолвии и покое. Какой уж тут покой, если тишина площадей перед храмами и посыпанных гравием дорожек поминутно нарушается звуками шагов. Скопления людей, бесцеремонных в своем любопытстве, ощущаются как нечто инородное, противоречащее духу этого места. По этой причине я предпочел бы миновать его. Куда приятнее свернуть с оживленных широких аллей и следуя по извилистым тропам углубиться в недра необъятного парка, постепенно переходящего в нетронутый лес. Здесь ступени узких лестниц, потрескавшись от времени, обрамляются прожилками мха и стеблей травы. Здесь вереницы каменных божеств провожают путника, застыв у огибаемого дорогой подножья холма. Звонкие ручьи миниатюрными водопадами сбегают с его склонов, чистые, естественные. Или зеркальными темными лентами неспешно текут в рукотворных руслах, спускаясь шахматными каскадами на дно долины. Хрупкие мосты; неброские, увитые плющом беседки и часовенки, затерявшиеся среди исполинов-деревьев - вся эта красота должна существовать только для одного. Может быть для двоих, объединенных общим стремлением к созерцанию. Только так можно ощутить в своей груди дыхание поселившейся здесь вечности; безмятежность, которой пронизано все вокруг… И я действительно жалею, что не могу быть там вместе с Рицкой. Но, по крайней мере, могу порадоваться тому, что все это увидит он.
Рицка.
Пальцы ног слегка покалывает от холода. Озеро еще не согрелась после зимы. Апрель…
Детское сумасбродство это, конечно, бродить вдоль берега по щиколотку в воде в такое время года, но я не смог себе отказать. Закатал джинсы до колен, скинул кеды и носки и, так сказать, «окунул» уставшие от многочасовой ходьбы стопы в ледяные воды прибрежной озерной полосы. Любуясь на расходящиеся во все стороны круги, прошелся по краю лагуны от зарослей камыша до выдающегося вперед мыска, покрытого раскидистыми унылыми ивами. Подошвы подымают со дна взвеси крупного бурого песка. Дурачась, прихватываю пальцами ног застрявшие в нем маленькие черные камешки. Хорошо. Но холодно. Так что лучше я все-таки вылезу.
Экскурсия получилась вполне сносной, насколько вообще может быть сносным мероприятие, в котором участвует целая ватага школьников, шумных, непоседливых, совершенно невыносимых. Наблюдая за ребятами, я в тайне жалел Шинономе и Тамино – сенсеев. Вместо того чтобы любоваться здешними красотами им приходилось постоянно быть настороже, чтобы не допустить исчезновения или каких-нибудь иных выходок со стороны своих подопечных. Вот этого я решительно не могу понять. Моим одноклассникам же не пять и даже не десять лет. Как можно быть настолько недисциплинированными? Дурь переходного возраста, помноженная на свежий воздух и количество участников поездки за редким исключением… Гремучая смесь. Лишь один момент доставил мне истинное удовольствие. Когда одна из вороватых, шустрых обезьянок, которые в изобилии водятся в здешних местах, стащила у заводилы нашего класса купленную здесь же, в сувенирной лавке, маленькую подвеску в форме пятиярусной пагоды Годзюното. Крику было… Никогда бы не подумал, что одна единственная девчонка может так громко и визгливо верещать. Но, глядя на нее, во мне проснулось мрачное злорадство, за которое мне даже не было стыдно. Нечего быть настолько до невозможности противной.
Присутствие Юико несколько сглаживало мое унылое состояние. Уморительно серьезная, так сильно старающаяся казаться взрослой, она все равно не могла сдержать восторга при виде украшавших стены зданий причудливых барельефов с изображением цветов и зверей; ажурных, похожих на витое кружево, позолоченных карнизов… Детская непосредственность так и струилась из нее. Юико то и дело теребила меня за руку, тыкая пальцем во все, что казалось ей замечательным и интересным. «Рицка-кун, посмотри туда! Ты только посмотри!…» В каком-то смысле я был ей благодарен за это, но в глубине души все равно мечтал куда-нибудь сбежать. Я хотел поскорее увидеть Соби.
Вспенивая прозрачными бурунчиками поверхность озера, двигаюсь к берегу. Ухватившись за нависающую над водой ветку дерева, как по ступенькам взбираюсь по толстым корням на кромку поросшего травой обрыва. Шлепаюсь на него, свесив вниз ноги, касаясь кончиками пальцев застывшей внизу воды. Раскидистые купола деревьев смыкаются над головой, поверхность озера расстилается передо мной единой ровной гладью. До чего же красиво это место. Соби определенно знал, где остановиться.
Вообще-то я не ожидал, что у меня могут возникнуть проблемы с тем, чтобы остаться с
Соби. Но Тамино-сенсей, ставшая жутко воинственной, едва дело коснулось исполнения ее учительского долга, наотрез отказалась меня отпускать. Дескать, Соби не является моим родственником, а она несет ответственность… Я, конечно, мог бы ее понять, если бы сенсей и правда искренне заботилась обо мне. Но учительницу, похоже, больше беспокоили последствия, которые могут возникнуть в случае, если я опять пропаду. Взрослые - они взрослые и есть.
Ситуация казалась мне безнадежной. Я почти отчаялся, пока топтался у дверей готового к отправке на вокзал местного автобуса и спорил с Тамино-сенсей, пытаясь убедить ее в безосновательности подобных опасений. Я даже думал пустить в ход свои способности Жертвы, но совершенно не мог представить себе, как пробиться сквозь этот панцирь непреклонной настойчивости моего классного руководителя. Положение спас Соби. Какое-то время он просто стоял рядом и слушал, затем положил руку мне на плечо и тихо произнес:
- Позволь мне, Рицка. Сенсей?…
- Тамино-сенсей, я полагаю, - невозмутимым жестом поправив очки, он протянул руку для рукопожатия, - рад с вам познакомиться.
Моргнув от неожиданности, учительница автоматически пожимает предложенную ладонь, глядя на Соби так, словно только что его заметила, а он меж тем продолжает.
- Мое имя Агатсума Соби, я близкий друг Рицки. Шинономе-сенсей хорошо меня знает, верно, сенсей? – Соби поворачивается к стоящей тут же, рядом, учительнице, обращая на нее пристальный взгляд.
Встрепенувшись, та краснеет, тушуется и, в смятении перебегая взглядом с дверей автобуса на песок под своими ногами, выдавливает из себя.
- Э-э… да. Агатсума-сан хороший друг семьи Аояги. Он часто приходит забирать Аояги-куна из школы…
- Вот видите, Тамино-сенсей, - Соби – сама добропорядочность и ответственность,- вы можете не беспокоиться за своего подопечного. Я прослежу, чтобы он благополучно добрался до дома, и в понедельник вовремя пришел на занятия в школу.
Слушаю Соби, и мне хочется от души пнуть его. Какого черта. Я вполне способен сам отвечать за свои действия, и, чтобы ходить в школу, мне не нужен конвоир. Однако черты лица Тамино-сенсей несколько разглаживаются. Из глаз исчезает недоверие, уступая место неуверенности и чему-то еще.
- Я, право, не знаю, - бормочет она, отводя глаза.
Удивленно моргаю. Она что, смутилась? Вот это да.
- Соби-сан, это вы? - встав на сиденье, Юико высовывается из окна автобуса чуть ли не по пояс. Затем, соскочив в проход, вылетает из дверей и виснет на руке у Соби.
- Как я рада вас видеть, Соби-сан! Вы пришли за Рицкой-куном? Вы его забираете? Ой, а можно с вами?!
- Нет. Аояги-кун пойдет один! А вы, Хаватари-сан, будьте добры вернуться в автобус!- решительно отрезает Тамино-сенсей и осекается, сообразив, что своими словами только что отпустила меня.
В уголках губ Соби появляется едва заметная усмешка. Глаза чуть сощуриваются. Глядя на него, не могу отделаться от чувства, что он сейчас неуловимо напоминает мне кого-то. В этом непривычном амплуа взрослого, он невероятно похож на… Кого?
- Благодарю, сенсей. Я надеялся на ваше понимание.
- Э-э… хм…- учительница в замешательстве переводит взгляд с Юико на Соби и, вздохнув, сдается.
- Хорошо. Но в понедельник я жду Аояги-куна на занятиях и, пожалуйста, не опаздывайте, Аояги-кун.
Вот так меня и отпустили. Автобус, зашелестев шинами, уехал. А мы остались стоять на остановке, между спускающимися к воде лодочными причалами и зданиями маленьких кафе.
Первое, что сказал мне Соби, пока мы шли вдоль озера по петлявшей меж тенистых деревьев, уютной дорожке, было: «Прости».
- Да ничего, - хмуро пожимаю плечами, - ты все правильно сделал.
Но Соби не так-то просто обмануть. Его чуткий слух прекрасно улавливает все оттенки моего настроения.
- Сердишься?
Едва заметно морщусь. Ну да. Сержусь. Правда, понятия не имею на кого. Наверное, за время общения с Соби, я просто отвык от этого чувства. Когда с тобой обращаются как с ребенком. И это оказалось неожиданностью. Довольно неприятной, надо признать.
- Просто мне показалось, что ты будешь недоволен, если я заставлю ее согласиться, применив силу.
Мрачно усмехаюсь, уныло глядя перед собой.
- Это верно.
Брови Соби едва заметно сходятся, он кажется расстроенным, но молчит. Засовываю руки в карманы. Пора бы уже выкинуть эту ситуацию из головы. И что же меня в ней так задевает? Наверное, то ощущение беспомощности, которое я ощутил, осознав всю сложность попыток доказать что-то непреклонному в своей убежденности взрослому. С некоторых пор ненавижу быть беспомощным!
- Соби,… - останавливаюсь, понуро глядя в землю, - когда ж я уже вырасту?
Сделав по инерции шаг вперед, он оглядывается на меня. В глазах - удивление, кажется, я озадачил его таким вопросом. Затем выражение лица смягчается. Во взгляде разливается тепло. Опустившись передо мной на одно колено, он забирает мои руки в свои ладони, и тихонько касается губами кончиков пальцев.
- Скоро, Рицка. Ты даже не заметишь, как…
Покачивая прихваченными за задники кедами, пробираюсь меж деревьев и зарослей кустарника к месту стоянки. Стопы утопают в траве, приходится внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не наткнуться на камень или сучек. Солнечные блики скользят по одежде. Оливковые пятна света, проникающего сквозь лесной полог, подрагивают вокруг, плавая по стволам и листьям, в такт ленивым дуновениям ветерка. Сквозь просвет между деревьями вижу поляну, расставленные на ней мольберты и силуэт Соби за одним из них.
Кио, склонившись над сумкой с припасами, вытряхивает оттуда последние крохи.
- Не трудись, Кио, - голос Соби лениво насмешлив, - та банка была последней. Ты выпил все, что мог.
- Вот черт, - Кайдо, сдаваясь, оседает на землю, выпуская пакет. Прищурившись, подымает взгляд на солнце, скривившись так, будто недоволен его нехорошим поведением.
Выбираюсь из зарослей. Прокравшись мимо Соби, приземляюсь на покрывало. Где-то в рюкзаке у меня была припасена книжка. Думал, удастся почитать в дороге. Само собой такой возможности мне никто не дал.
- Если тебе настолько невмоготу, можешь сходить к причалам и пополнить запас, - рука с кистью плавно влетает, Соби невозмутимо поднимает взгляд на открывающуюся с его места панораму озера, чтобы вновь вернуться к холсту.- Здесь недалеко. За полчаса управишься.
- Пожалуй, ты прав, - Кио нехотя подымается на ноги, - а то я не доживу до вечера. Расплавлюсь. Рит-тян, будешь что-нибудь?
- Лимонад, если можно.
Скосив глаза от страницы, провожаю Кио взглядом. Вот он пересекает нашу маленькую, уютную поляну, сворачивает на тропинку, исчезающую в кустах…
- Рицка…
Соби отступает от мольберта, слегка вытягивая вперед руки запястьями вверх.
- Я подумал… Может быть?…
Ага. Захлопываю книжку. Вот от этого я точно не откажусь.
Пока Соби регулирует высоту мольберта, любуюсь на закрепленную на нем кнопками работу. Сколько ни наблюдаю за тем, как Соби работает, он каждый раз ухитряется меня поразить. Как у него выходит так невероятно точно передавать то состояние сонной тишины и спокойствия, наполняющие весь мир вокруг. Я уже с десяток воспоминаний сделал, пытаясь ухватить его…. поймать в объектив это чувство, которое поднимается в душе при виде окружающего нас великолепия. И пока не преуспел. Снимки кажутся лишь бледной тенью. Соби справляется лучше меня. По крайней мере, поверхность озера под осторожными ударами кисти выглядит совсем живой, даром что Соби рисует тушью в монохромной технике. Он оперирует тенями, из части выстраивая целое. Невесомыми линиями и бликами будто изнутри придает картине глубину и резкость. Тонкая россыпь едва заметных звездчатых песчинок позволяет белым пятнам света блуждать по зеркальной озерной глади. Узкие контрастные грани стеблей камыша, покачивая на ветру осколками длинных острых листьев, стремятся вверх. Остальное затопляет свет. Остальное глаз дорисовывает сам. Додумывает, наполняя формой и объемом. Так и кроны деревьев по берегам озера, и треугольная пагода павильона, проступающая меж ними, - все сияет контрастом, заставляя поверить в ослепительность красок оригинала.
- Все готово, Рицка.
Вместо своей домашней скамеечки Соби устанавливает перед собой складной табурет Кио. Взобравшись на этот узенький постамент, на мгновение застываю, ощутив внезапное волнение. Как давно мы не делали этого. Кажется, что в последний раз мы рисовали вместе целую вечность назад.
- У тебя все получится, Рицка, - Соби зарывается носом в волосы на моем затылке, мягко целует, - стоит только начать…
- Угу. Знаю, - обвиваю ладонями запястья протянутых вперед рук. Закрываю глаза.
Начали…
***
«Шесть банок пива на двоих. Это много или мало в такую жару? Увы, такие вещи сложно подгадать. К тому же сам процесс рисования – довольно занятная штука. И пиво здесь является не последним компонентом. Отнюдь не последним».
Усмехнувшись при этой мысли, Кио удобнее перехватывает ручки пластикового пакета, в котором глухо перестукиваются алюминиевые банки. Пиво для него и Со-тяна, лимонад для Ушастика. Кио ничего не забыл? Кажется, нет. Ну и отлично.
Он, правда, задержался в магазине несколько дольше, чем ожидал. Разговорился с молоденькой симпатичной продавщицей, скучавшей у кассы. Та, как узнала, что Кио – художник, пришла в неописуемый восторг, начала сыпать вопросами. Спустя полчаса непринужденной болтовни ни о чем, призналась, что хотела бы попробовать себя в качестве модели и попросила у Кио номер телефона. Само собой, он дал. Почему нет? Ему нравилось работать с натурщиками. Это куда интереснее, чем писать натюрморты и прочие подобные статичные объекты. Кио всегда носил с собой в сумке блокнот, в транспорте или на ходу зарисовывая окружавших его людей. Выражения лиц, жесты, позы… Это создавало любопытное ощущение присутствия. Позволяло на миг стать тем, кого рисуешь, и унести частичку с собой. В своем воображении Кио уже представлял, какой могла бы быть композиция с участием той смешливой девушки. Если она, конечно, не передумает. Что, впрочем, вряд ли. Обаяние Кио, как правило, действует безотказно на всех.
Кио тихонько вздыхает. Доселе лучезарная улыбка становится печальной.
На всех… Кроме Со-тяна разве что. Они так давно знакомы, но Кио так и не удалось приблизиться к нему. Со-тян такой неприступный. Иронично бесстрастный. Совершенно непонятный, неуловимый словно вода. Сколько ни пытайся пробиться сквозь этот невидимый щит из ленивых шуток, обтекаемых, незначительных фраз – все бесполезно. Со-тян остается недосягаемым как звезда. И взгляд его глаз, таких прекрасных, но абсолютно непроницаемых, надежно охраняет глубины души, так что заглянуть в них не представляется никакой возможности. Все это заставляет злиться, падать духом, отчаиваться и снова негодовать. И так по кругу.
Рассеянным жестом поправив пакет, Кио тянется к карману за круглым леденцом на палочке. Сорвав обертку, задумчиво отправляет его за щеку.
«У меня такое чувство, что я никогда его не пойму. Может, поэтому меня к нему так тянет? Загадка, достойная моего личного душевного мазохизма».
Встряхнув головой так, что сережки тихо звякают в ухе, Кио замедляет шаги. Развилка. Кажется, верная тропа - та, что слева. В любом случае, лучше держаться ближе к озеру. Так он точно не заблудится.
Со-тян разбудил в нем жгучий интерес еще, когда они только познакомились. Он тогда был таким суровым, замкнутым, почти колючим. Но картины его были столь прекрасны, что контраст между ними и видимой стороной личности Со-тяна был слишком разительным. Его серьезность, приправленная сарказмом, действовала отрезвляюще на всех, кроме Кио. Его она просто забавляла. В моменты глубокой задумчивости Со-тяна Кио иногда приставал к нему с каким-нибудь вопросом, и тот, очнувшись, поднимал взгляд, моргал, словно пытался понять, кто перед ним и что этот человек от него хочет. А потом, сообразив, что это просто очередная «глупость» кривился и, пробормотав какой-нибудь едкий комментарий, возвращался к работе. Так занятно было наблюдать за этим. Кио искренне веселил его новый странный друг.
А потом наступили плохие дни. После того как Со-тян познакомился с Сеймеем. Он стал просто одержим им. Никого вокруг не видел, вел себя так, словно на этом парне свет клином сошелся. Одно время Кио думал, они любовники. Затем пригляделся, какая ж это любовь? Когда любишь и чувство взаимно – не чуешь ног под собой. Глаза наполняются светом и хочется парить, будто у тебя действительно есть крылья. А Со-тян выглядел так, словно его их лишили. Словно посадили на наркотик, имени которому Кио так и не смог придумать. Если до этого ему казалось, что его друг замкнут и скрытен, то в те дни от него вообще ничего нельзя было добиться. Кио оценил разницу. Но он не сдавался. Больно было смотреть в словно бы скованные льдом, равнодушные ко всему на свете глаза Со-тяна, загоравшиеся лишь, когда в его кармане вздрагивал, издавая сигнал, телефон. На кольца бинтов, скрывавших ту жуткую штуку, «украшавшую» его шею. Кио увидел ее совсем случайно, в душевой при спортивной раздевалке Университета. До этого он все пытал Со-тяна, выспрашивая, что тот прячет под повязкой. Что там? Следы поцелуев? Ай-ай. А лучший друг не в курсе. Как же так?
Но повязка не пропадала. И тогда Кио заподозрил, что там может быть что-то другое. Что-нибудь страшное. И когда узнал, пожалел, что хотел знать вообще.
«Все это неестественно. Совершенно ненормально. Ни один человек в здравом рассудке не позволит сотворить такое с собой! Да что же происходит-то в конце концов?!»- думал он.
Вконец измучавшись, Кио в итоге проследил за Со-тяном. И, наконец, увидел его и Сеймея вместе. То, как Сеймей держал себя с ним, обращался как с тряпкой, поразило Кио до глубины души. И еще больше оскорбило и впилось в сердце холодными иглами то, что Со-тян безропотно сносил такое обращение. Покорно принимал все и молчал. Несколько дней Кио ощущал себя расстроенным и подавленным, затем не выдержал. Сорвался. Высказал Соби все, что думает об этом, и тогда они в первый раз поссорились. Кио впервые почувствовал на своей шкуре, что это такое, когда его друг действительно зол. Со-тян игнорировал его целый месяц. Просто не замечал так, словно Кио перестал существовать. Даже когда Кио, совсем измаявшись, догнал его в коридоре Университета и, развернув к себе, схватив за грудки, практически впечатал затылком в стенку, даже тогда Со-тян просто стоял и слушал отчаянные стенания Кио, равнодушно глядя в пустоту поверх его плеча, спокойно ожидая, когда тот его отпустит. Кио сдался. Спустя неделю приплелся просить прощения. Со-тян простил. А Кио – нет. Пусть он и извинился за свою горячность, но от сказанного не отрекся, и с того момента в нем начала расти и крепнуть ненависть к Сеймею. Чувство, совершенно не свойственное легкой и жизнерадостной натуре Кио. Он никогда бы не подумал, что может так кого-то ненавидеть. Никогда бы не предположил, что в душе может поместиться столько боли и тревоги за одного единственного человека, за Со-тяна, которому на него, на Кио, было совсем плевать. Непонятно, кто кем был больше одержим в то время: Со-тян - Сеймеем или Кио – Со-тяном, но пользы от этого не было никакой. Кио ничем не мог ему помочь. Невозможно спасти человека, если он не хочет, чтобы его спасали. А Со-тян не хотел. Что это, если не мазохизм?
«Если сравнить то, каким он был меньше года назад, то изменения просто поразительные».
Ясно, конечно, чья это заслуга. Этот паренек, младший Аояги, ухитрился сделать то, чего Кио не смог за столько лет знакомства с Соби. Впору бы впасть в полнейшее уныние. Впору начать сходить с ума от ревности, если не отдавать должного значимости перемен. Одно только смущает и вызывает отторжение. Новая одержимость Со-тяна носит прямо-таки угрожающие размеры и характер. Вот уж никогда бы не подумал, что его друг -едофил. Он везде ходит за этим мальчиком, просто роздыху ему не дает. Со-тян совершенно ни в чем не знает меры. Как долго еще Рит-тян сможет выносить этот натиск и постоянное давление, прежде чем не сорвется и не начнет бунтовать?
Пока что малыш неплохо держится. Ему, похоже, нравится, а может быть льстит такое внимание со стороны взрослого. Но что, если ему надоест? Что, если он устанет и, в конце концов, захочет свободы? Из какой канавы Кио тогда вытаскивать Со-тяна, с какого моста снимать?... Об этом страшно даже думать.
«Зачем я взвалил на себя все это? Иногда кажется, оно мне не по силам. Порой так устаешь от мыслей, что хочется бросить… Оставить… Уйти… Но затем взглянешь украдкой на спокойный, безупречный в своей резковатой гармонии профиль Со-тяна, на руки, что так искусно воплощают в холстах его яркий, незаурядный талант, и понимаешь - не сможешь. Не оставишь. Не бросишь и не уйдешь. Наверное, это какой-то рок…»
Сбавив освещенность на несколько делений, плечи вдруг накрывает тень. Подняв голову, Кио задумчиво глядит на небо.
«Хм. Похоже, погода меняется».
Ветер поднялся. Шумит в верхушках деревьев и гонит по небу то и дело скрывающие солнце облака. Едва заметные вначале, теперь они заполняют собой горизонт, наплывают, наливаясь угрожающим сизым сумраком.
«Дождь что ли собирается? Надо сказать Со-тяну.»
Прибавив шаг, Кио спускается по узеньким каменным ступенькам. Выворачивает из-за полукруглого, поросшего с северной стороны густым зеленым мхом валуна. Кио почти на месте. Вот уже и поляна показалась. В просветы между деревьями можно заметить треножники мольбертов, силуэт Со-тяна за тем, что справа и…
Шаги невольно замедляются. Рот приоткрывается в неверии, брови ползут вверх да там и остаются. Пакет с покупками сам собой выскальзывает из руки, оседая в траву у края дорожки. Сделав пару быстрых, почти бессознательных шагов вперед, Кио замирает у входа на площадку, скрытый ветками кустарника. Не отрываясь, смотрит вперед, на стоящие к нему спиной знакомые силуэты.
«Немыслимо! Со-тян позволяет ему держать свои руки, когда рисует! Да он на милю никого к своим работам не подпускает, а тут!.... Да что же это творится то на свете?!...»
Стиснув зубы, Кио с едва слышным тоскливым стоном шлепается на землю, роняя голову.
Обхватив ее руками, с усилием пропускает сквозь пальцы непослушные светлые прядки.
«Не могу поверить, что все зашло так далеко. Со-тян сошел с ума? Вмешиваться в его работу, держать его запястья, это все равно, что связывать руки пианиста в момент исполнения пьесы. Как Со-тян может такое позволять?!»
Закусив костяшки пальцев, Кио уныло глядит в землю. Глядит и не различает ничего перед собой.
«Не понимаю, что с ним происходит. Это просто переходит всякие границы. Если б собственными глазами не увидел – не поверил бы».
Со-тян так трепетно относится к своему творчеству. Неужели он настолько помешался на этом ребенке, что даже качество исполнения работ перестало заботить его? Что из-за прихоти он готов пустить насмарку целый день своих трудов? Должно же было остаться хоть что-то святое и неприкосновенное.
Все это как-то слишком. Но если Кио вмешается и скажет об этом, разве кто-то станет его слушать? Со-тян никогда не слушает. Его вообще не волнует мнение Кио.
«Ну и что мне делать теперь? Войти и притвориться, что все в порядке вещей? Я так не могу…»
Вжавшись лбом в колени, Кио обхватывает их руками.
«Буду сидеть тут весь оставшийся вечер. Все равно Со-тяну безразлично существую я или нет. Если не вернусь, никто даже не заметит».
продолжение в комментариях...
Утратившие равновесие.Chapter XIII Boundless
Утратившие равновесие.
***
Коридор расцвечен пестрыми пятнами школьной униформы. Светлые рубашки с короткими рукавами, смешные декоративные галстучки на ушастых представителях обоих полов… Темные брюки и короткие плиссированные юбки, - их обладатели непринужденно общаются, спешат куда-то, прижимая к себе тетради и учебники. Последние этажи корпуса, где расположены кабинеты начальных классов средней школы, наполнены по-весеннему беспечным, звенящим настроением, под стать лучам солнца, озаряющим просторные, светлые холлы, создавая на фоне шахматных клеток паркета причудливые композиции из движущихся теней. Двери кабинетов распахнуты, они ждут учеников. Деловитая суета и гомон за ними – привычный фон, сопровождающий все промежутки до и между уроками. Это свободное время - самое приятное, но даже оно не может обрадовать того, кому нечему радоваться. И клубничное варенье, тайком пронесенное в класс в школьной сумке, и свеженький номер любимой манги - все это перестало, как раньше, доставлять удовольствие, утратило вкус.
Сидя за своей партой, Юико уныло глядит на пустую соседнюю, у окна. Рицка-кун говорил, что ему нравится сидеть у окна. И в первый день, когда шумная толпа учеников ворвалась в закрепленный за ними новый класс, чтобы сразу отвоевать себе личное место, Юико заняла эту парту для Рицки-куна и защищала ее с таким упорством, что, в конце концов, на лакомое место с видом во двор перестали покушаться. А Он так и не пришел. Ни на следующий день, ни через три дня, ни сегодня. Несмотря на все ее просьбы и мольбы шепотом перед сном. Должно быть и Ками-сама не всесилен, раз Рицка-кун до сих пор где-то пропадает. Но ведь с ним все в порядке? Ведь в порядке же? Юико так хочет в это верить.
У Рицки-куна странные знакомые. Те, что приходят к нему иногда. Вроде ребят, которых она видела осенью, когда Рицка-кун только-только перевелся в школу. И ей, Юико, кажется, что это все из-за них. Наверняка, из-за них. Ведь он не мог уйти просто так. Он не оставил бы Юико.
Рука, лежащая на столике, сжимается. На плотно сомкнутые ресницы набегают слезы. Спустя секунду они катятся вниз, прокладывая по щекам мокрые дорожки.
«Он… не ушел бы…
Не ушел… бы…
Юико не верит.»
Зарывшись лицом в ладони, она тихо вздрагивает, подавляя всхлипы. Если девочки узнают, они снова назовут Юико плаксой и будут недовольны. И Яёй-сан, когда придет и увидит, тоже расстроится. Она не любит никого расстраивать. Лучше перестать.
Все-таки всхлипнув разок, Юико торопливо утирает ладошкой следы слез на щеках. Все равно заметно. И нос опух. Стал совсем красный. Лучше сходить в туалетную комнату, ополоснуть лицо. А потом можно будет до начала урока постоять в коридоре у окна. Оттуда видны школьные ворота. Может быть сегодня Рицка-кун все-таки появится?
Приняв решение, Юико поднимается и выходит из класса.
В коридоре шумно. Напротив двери у окна собралась группа одноклассниц, увлеченно обсуждающих что-то. Стараясь быть как можно незаметней, Юико спешит мимо, с облегчением понимая, что они слишком захвачены беседой, чтобы обратить на нее внимание сейчас.
- …а потом Тамино-сенсей сказала, что его хочет видеть директор…
- Директор?!
- Неужели…
- Ты сама это слышала?
- Само собой, - важно заявляет Маки и, вскинув подбородок, обводит торжествующим взглядом обступивших ее подруг.
- Тамино-сенсей сказала, что ин-ци-дент будет разбираться в присутствии директора. Аояги ждут большие проблемы.
Услышав последние слова, Юико резко останавливается. Ноги сами разворачивают и несут ее назад.
- Рицка-кун? Вы видели Рицку-куна?
Всплеск возгласов обрывается. Ученицы расступаются, услышав за спиной неуверенный взволнованный голос. Стиснув пальцами складки новенькой школьной юбки, Юико стоит в метре от них, обегая компанию умоляющим взглядом.
Скривившись, девочка, только что выступавшая в роли осведомленного оратора, нехотя произносит:
- Видели. Сенсей увела его в «директорскую».
Глаза Юико ошеломленно распахиваются. Прерывисто вздохнув, она срывается с места. Бежит вдоль коридора, наталкиваясь на спешащих навстречу ребят, раздвигая образующиеся на пути островки скопления учеников руками. Врезавшись в кого-то, обсыпанная взметнувшимся в воздух ворохом чужих тетрадей, спешит дальше, не обращая внимания на возмущенные окрики.
- Вот дурочка, - раздраженно заключает одна из глядящих ей вслед одноклассниц.
- И не говори, - презрительно сощурившись, поддерживает другая, - жалкое зрелище.
Ноги торопливо сбегают вниз по ступенькам лестницы. Если бы Юико могла летать, она бы летела. Сердце стучит в такт быстрым шагам, не поспевая за мыслями.
«Рицка-кун. Вернулся…»
Выскочив в вестибюль второго этажа, она обводит лихорадочным взглядом висящие на дверях указатели. Кабинет директора средней школы должен быть где-то неподалеку, рядом с учительской. Наверное, он в конце коридора.
Найдя нужную дверь с висящей слева от нее табличкой, Юико останавливается, переводя дыхание, опираясь рукой о стену.
«Рицка-кун? Здесь?»
Подойдя к двери вплотную, Юико приподнимается на цыпочки, заглядывая в узкое вытянутое вертикально окошко наверху. Оно не предназначено для того, чтобы сквозь него смотрели. Предметы в кабинете расплываются, искаженные волнистым узором стекла. Но все же ей удается разглядеть темноволосую макушку Рицки-куна и два нечетких силуэта за ним, напротив окна.
Низкие каблучки сандалий гулко стукаются о пол. Прижавшись лбом к прохладной плоскости двери, Юико стоит, глядя вниз, на пробивающуюся из-под нее полоску света.
«И что дальше? Маки сказала, Рицку-куна ждут проблемы. Что это может значить? Только бы...»
Потрясенная неожиданной мыслью, Юико зажимает рот рукой.
«Неужели из-за того, что Рицка-кун пропустил первую неделю занятий, его выгонят из школы?!»
Всхлипнув, девочка трясет головой.
«Нет… Только не это!»
Из кабинета доносится низкий голос директора, он довольно громкий и четкий, так что можно даже различить слова. Прижавшись к двери ухом, Юико прислушивается, задержав дыхание.
- …разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность…
Дальше вступает женский голос. Кажется, это Тамино-сенсей. Она тоже там? Может она заступится за Рицку-куна? Закусив губу, Юико напряженно вслушивается, пытаясь разобрать хотя бы отдельные фразы. Ничего не слышно! Слишком тихо говорят!
Оторвав ухо от двери, Юико в отчаянии глядит на гладкую деревянную поверхность под своими руками.
«Рицку-куна не должны исключить! Этого не может быть! Просто не может!»
«Как же я буду… без него» .
Ладонь ложится на ручку двери.
Юико не станет просто так стоять и ждать! Она сейчас войдет и скажет, что нельзя выгонять Рицку-куна. Он такой хороший. Он лучше всех! И у него всегда были самые высокие отметки. Это несправедливо!
Ручка с тихим шуршанием поворачивается, слышится щелчок замка.
«Рицку-куна не должны исключить... Не должны…»
***
Сеймей… Возможно, я начинаю понимать, почему у тебя почти не было знакомых среди обычных людей. Я никогда не слышал, чтобы мой брат посещал какие-либо городские мероприятия или встречался с одноклассниками вне школы. Это так сложно - общаться с остальными людьми, когда ты практически выпал из привычного для них круга существования. Когда одной своей частью ты все еще принадлежишь этому суетливому, приземленному, полному условностей и условий миру, а другой - погружен в совершенно иною реальность. Ощущение такое, будто наблюдаешь за своей жизнью из зазеркалья, настолько неуместным и несущественным становится все вокруг. Неужели мой брат чувствовал себя так же? Неужели его, как меня сейчас, раздражали ограниченность и слепота вокруг?...
Сеймей… У меня к тебе столько вопросов... Если бы я только мог поговорить с тобой, как многое мы могли бы сказать друг другу.
- Не хотелось бы создавать из случившегося прецедент, но если мы просто обойдем произошедшее вниманием, это может пойти во вред Аояги-куну и другим ученикам.
Это произнес директор. Крупный, плотный мужчина лет пятидесяти с седеющими висками и резкими, перечерчивающими лоб морщинами. Наверное, он неплохой человек. Наверное, он немало сил вкладывает в свою работу. Но то, о чем он рассуждает: о школьных правилах, об ответственности за мой проступок - эти слова не соотносятся со мной. Словно все здесь говорят о каком-то другом Аояги Рицке, ученике первого класса средней школы. Этим человеком я являюсь уже лишь отчасти.
- Прошу прощения, - неуверенно произносит Шинономе-сенсей. Все это время она стояла справа от стола директора и нервно мяла в руках платок, обеспокоено поглядывая на меня, - мне кажется, учитывая некоторые обстоятельства жизни Аояги-куна, мы как люди, не лишенные доли ответственности за него, могли бы подойти к ситуации с пониманием?
Невольно хмыкаю про себя. «Учитывая обстоятельства моей жизни…» Если бы вы только знали, сенсей, каковы на самом деле эти обстоятельства, то… то, возможно, пропущенная мною неделя учебы перестала бы казаться вам чем-то значимым. Определенно, это не та муха, из которой стоит делать такого большого слона».
- Возможно и так, - сложив сцепленные руки на выступающем из плоскости пиджака животе, директор откидывается в кресле. - Но разумно ли списывать такое поведение на «обстоятельства»? Тем более, что Аояги-кун отказывается объяснить причины своего отсутствия. Это выглядит как безответственность….
Безответственность… Гляжу в пол, поводя слегка носком ботинка по тускло отражающему свет окна лакированному паркету. Мне все равно уже, как в итоге это будет называться. Поскорее бы они закончили весь этот спектакль.
В комнате душно, несмотря на открытые окна. Слабый гул работающего кондиционера перекрывается всплесками детских голосов с улицы и привычным шумом утреннего города. Кабинет директора так чист и опрятен, в нем вообще нет несущих в себе жизнь предметов. Только широкий стол, несколько офисных кресел, стеллажи с рядами папок и закрытый глухой шкаф. Ни одной чистой краски, все здесь словно обесцвечено. Стены, чередуясь с провалами огромных окон, кажутся черными, создавая контраст с этими сияющими квадратами. Я, наверное, свихнулся бы, будучи вынужденным проводить в этом помещении из года в год свои дни. И как директор здесь работает?...
- Несомненно, поступки Аояги-куна являются следствием недостаточного надзора со стороны родителей и учителей. При принятии решения нужно учитывать и этот фактор.
Невольно морщусь. А это была Тамино-сенсей. Мой новый классный руководитель. Она чем-то напоминает мне Кацуко-сенсей. Такая же сдержанная, но приятная манера одеваться. Стриженные под каре темные волосы. Сходство, правда, внешностью и ограничивается. Едва нас представили, я осознал, что мне, возможно, сильно не повезло с классным руководителем на следующие несколько лет. Слишком уж тяжелым, скептическим взглядом она наградила меня при знакомстве. Впрочем, существует вероятность, что Тамино-сенсей успела заочно составить негативное мнение об «Аояги Рицке». Должно быть, этот образ в ее глазах отныне украшен непривлекательным штампиком «разгильдяй».
- Сенсей здесь ни при чем, она не виновата, - хмуро и немного устало произношу я, вмешиваясь в разговор. Умолкнув, присутствующие оглядываются на меня. Шинономе-сенсей с некоторой благодарностью, а остальные с удивлением. Понятно. Удивились, что я прервал взрослых. Мне же не задавали вопроса, чтобы я имел право открыть рот.
Прикрываю глаза. Я и впрямь уже устал.
- Если я так сильно нарушил школьные правила, назначьте мне какое-нибудь наказание, я его выполню, и буду учиться дальше.
При слове «наказание» все трое озадаченно переглядываются. Я невольно потираю лоб рукой. Н-да. Необычно прозвучало. А я должно быть переобщался с Соби. На лицах присутствующих четко читается: «Что за странный мальчик».
- Аояги-кун, это радует, что вы…
Директор не успевает закончить фразу. Дверь распахивается и внутрь взволнованным, взъерошенным вихрем врывается… Юико? Как она узнала, что я здесь?! Ее появление обдает меня холодным душем. Реальность, до этого блеклая и рассеянная, вдруг собирается в фокус, а время, ползшее со скоростью улитки, устремляется вперед в бешеном темпе, разделяясь на секунды и мгновения.
Порывисто шагнув к столу директора, Юико резко останавливается, замирая под софитами трех пар глаз. Отступает назад. Вид у нее, как у перепуганного зайчонка. На смерть перепуганного, но решительного. Прежде чем кто-либо успевает опомниться, она стискивает кулачки и выкрикивает так громко, что я невольно зажмуриваюсь, подавляя порыв зажать ладонями уши.
- Не выгоняйте Рицку-куна! Вы не должны его выгонять! Он хороший! Он совсем, совсем-совсем ничего плохого не сделал! Это все ошибка! Очень, очень большая ошибка!
Мои глаза широко распахиваются. Юико пришла, чтобы вступиться за меня? Невероятно!
- Хаватари-сан! – с возмущением и абсолютно синхронно произносят обе учительницы. Смотрят друг на друга. Шинономе-сенсей слегка поджимает губы. Юико больше не ее ученица. Право на возмущенный тон принадлежит уже не ей.
- Хаватари-сан, немедленно покиньте кабинет!- шипит Тамино-сенсей, сверкая глазами. На щеках горит досадливый румянец. Думает, небось, что поведение Юико компрометирует ее в глазах начальника.
- Но ведь… Рицка-кун… - Юико невольно делает еще один шаг назад, слегка съеживается, подтягивая сомкнутые вместе локти к груди, обводит взрослых беспомощным взглядом. На лице проступает потерянное выражение, кажется, она сейчас расплачется, и, тем не менее, Юико вновь встряхивает головой и подается вперед.
- Не исключайте Рицку-куна!…
- Хаватари…-сан! – на выдохе чеканит учитель. - Что вы себе позволяете! – и отрывисто заканчивает, вколачивая слова в пол. - Выйдите… из кабинета!
- Кажется, все ваши ученики, Шинономе-сенсей, не страдают излишней дисциплинированностью, - директор выпрямляется в кресле, ставит локти на стол и делает поощряющий знак кончиками пальцев, - не отвлекайтесь, продолжайте.
Шинономе-сенсей в замешательстве глядит на директора, не замечая подрагивающих вокруг глаз насмешливых морщинок. Это зрелище заставляет меня прийти в себя и встрепенуться. До этого я стоял, словно столб и не знал, как мне реагировать.
- Юико… - состроив страшное выражение на лице, делаю пассы руками в сторону двери, - иди.
Она переводит растерянный взгляд на меня. Моргает.
- Рицка-кун.
Из всех сил пытаясь сохранить серьезный вид, киваю на дверь.
- Подожди меня в коридоре. Все нормально.
- Хорошо… Если ты так говоришь,… - она послушно разворачивается и бредет к выходу. Плечи и Ушки опущены, глаза смотрят в пол. На мгновение останавливается, бросая на меня последний неуверенный взгляд через плечо, затем исчезает за дверью, аккуратно притворив ее снаружи. Оставив людей стоять, застыв в охвативших их совершенно разных чувствах. Тамино-сенсей - кипящей от праведного негодования, Шинономе-сенсей - притихшей и расстроенной, меня – в состоянии сдержанного веселья.
С нежностью смотрю на дверь. Юико… Это просто недоразумение какое-то. Настоящее, подлинное и совершенно чудесное недоразумение. Ухитриться за полминуты сделать из этого чопорного, показательного судилища балаган – это надо иметь талант.
- Аояги-кун…
- Да?- выпрямляюсь, устремляя взгляд на директора. В появлении Юико есть только один существенный минус. Оно выдернуло меня из состояния спасительного вселенского равнодушия, в котором я пребывал последние полчаса, и сделало мир вокруг до крайности реальным и уязвимым. Невидимый прозрачный купол, где я прятался, наблюдая за собой и окружающими, разлетелся блестящими осколками.
Директор наклоняется вперед, сцепляя пальцы в замок, поблескивая очками в тяжелой оправе.
- Я смотрю, вы пользуетесь авторитетом у одноклассников.
Хмуро гляжу на него. Издевается что ли? Каким еще авторитетом?
- Что же нам делать-то с вами?
Он потирает пальцами подбородок, но по насмешке, притаившейся на дне глаз, я понимаю, что решение он уже принял.
- Что ж, на первый раз ограничимся выговором с занесением в личное дело. Но инцидент с пропуском занятий не должен повториться, учтите это, Аояги-кун. На этом все, можете идти.
Правда что ли могу?
Ошеломленно взираю на директора.
Кажется, теперь мне полагается поблагодарить. Выдавливаю из себя какие-то слова и перевожу взгляд на учителей. Шинономе-сенсей, моргнув, вырывается из смущенного оцепенения, торопливо бормочет положенные вежливости и подталкивает меня взглядом к выходу. Да, чтоб я сопротивлялся…
Выскальзываю за дверь, озираюсь по сторонам в поисках Юико. Взгляд устремляется вдоль коридора и почти сразу находит невдалеке съежившуюся фигурку в школьной форме. Обхватив себя руками, словно ей холодно, Юико стоит, прислонившись к стене, глядя себе под ноги. Услышав шаги, поднимает голову.
- Рицка-кун…
- Юико, - срываюсь с места и бегу к ней, видя перед собой только быстро наполняющиеся слезами глаза. Не добежав какого-то метра, замедляю шаг, растерявшись, совершенно не зная, что делать. Юико это решает за меня. Порывисто подается навстречу и обнимает за плечи, уткнувшись носом чуть ли не в макушку. Какая же она все-таки высокая.
- Рицка-кун…. ты вернулся, - она тихонько всхлипывает, - куда ты делся? Я так волновалась.
В горле сразу как-то странно пересыхает. Она волновалась за меня. Юико…
- Пойдемте, сэмпай,- краем уха я слышу тихий голосок Шинономе-сенсей. Она уводит свою слегка растерянную коллегу. Думаю, Тамино-сенсей была бы не против провести с Юико разъяснительную беседу на тему того, что можно, а чего нельзя делать в кабинете директора. Похоже, мы слегка нарушили ее планы.
- Прости… - поднимаю глаза, пытаясь поймать взгляд Юико, - я не хотел, чтобы ты беспокоилась.
- Ничего, - она размыкает руки и счастливо смотрит на меня сверху вниз. Слезы как маленькие брильянты блестят в уголках глаз, - главное, ты тут. Ты ведь никуда больше не уйдешь, правда?
Имею ли я право обещать ей такое? Нет…
-Ну, мне же еще и дома иногда бывать нужно, - кривовато усмехаясь, засовываю руки в карманы форменных брюк, - не могу же я в школе ночевать.
Она тихонько смеется, утирая кончиками пальцев набегающие на глаза влажные серебристые дорожки. Затем берет меня за руку.
- Пойдем. Я тебе место заняла. Самое лучшее.
Так начался мой первый день в средней школе. Юико все время ходила за мной по пятам. На уроках, словно опасалась, что я растворюсь в воздухе, поминутно бросала взгляды в мою сторону, вызывая этим насмешки одноклассников. Но мне было все равно. Пусть говорят, что хотят. Вслушиваясь в жизнерадостное щебетание Юико, я не мог сдержать улыбки. Тепло волнами разливалось душе. Она ждала меня, она мне рада. Значение подобного сложно недооценить.
После занятий Юико, не желая расставаться со мной, уговорила нас с Соби и Яёя пойти к ней в гости. «Вечеринка в честь возвращения Рицки-куна», - придумала тоже… Но мне было приятно. Соби шел рядом, курил и едва заметно улыбался, а Юико… трещала без умолку, расписывая, как весело пройдет вечер. Как она будет показывать мне фотографии, сделанные во время каникул… Затем долго уговаривала поехать на экскурсию, запланированную Тамино-сенсей на завтрашний день. Это внеклассное мероприятие, как та заявила, было призвано укрепить дружеские отношения в новом коллективе. Чего там укреплять? Весь наш класс перешел в среднюю школу практически в неизменном составе, так что затея показалась мне лишенной смысла. Но я согласился. Не хотелось огорчать Юико отказом. Я шел рядом с ней и Яёем и думал о том, насколько же это здорово, что мне не пришлось никуда уезжать и отказываться от общения с людьми, которые меня так ждали. Мысль, что мое присутствие способно дарить столько радости, согревала сердце и освещала мир вокруг. Насколько странно было ощущать это. Понимать, что, оказывается, в моих силах делать кого-то счастливым. И вместе с тем, я чувствовал, что, наверное, так и должно быть. Радовать тех, кого любишь – это правильно. Должно быть еще и оттого, что позволяет стать счастливым самому.
День следующий.
Соби.
- Со-тян! Это что, шутка?
Выглянув из-за моего плеча, Кио сквозь прозрачные двери обозревает расположившуюся в соседнем вагоне компанию. Он их лишь сейчас заметил, что ли?
- Только не говори мне, что это совпадение! - едва заметно скривившись от досады, Кио сжимает кулаки. - Ты обещал, что мы поедем одни!
- А мы и едем одни, - усмехнувшись, откидываюсь на сиденье, придерживая рукой сползающий с него сложенный мольберт.
- У Рицки экскурсия в храмовый комплекс возле Никко, мы же едем туда, чтобы зарисовать окрестные ландшафты. Все вполне логично.
- Логично? Ничего подобного! – Кио вновь бросает взгляд в сторону соседнего вагона и добавляет почти жалобно.
- Ты теперь за ним везде таскаешься, что ли?
Улыбаюсь, прослеживая глазами направление взгляда Кио.
- Практически.
Старый пригородный поезд слегка покачивается, колеса стучат. Мимо проплывают железнодорожные столбы, деревья, сквозь просветы в которых виднеются ровные квадраты ухоженных полей. Свежий воздух и кратковременная смена обстановки пойдут на пользу Рицке, я в этом уверен. Для того чтобы успешно сражаться, нужно немало душевных сил. С учетом последних треволнений и того, что нам еще вскоре предстоит, ему полезно будет пополнить запас. Таким образом, идея сегодняшней субботней поездки вместе с классом, пришедшая в голову учительнице Рицки, показалась мне весьма удачной и своевременной.
- Ты чем-то недоволен, Кио? - бросаю на него быстрый насмешливый взгляд. - Ты ведь, кажется, говорил, что тебе неважно куда и когда ехать.
- Да, но… - он вздыхает, - ты, надеюсь, не собираешься везде за ними ходить? Тогда тебя точно примут за извращенца.
- Нет, - с трудом сдерживаю смех, - у нас с тобой несколько другая программа, - вижу, как Кио светлеет на глазах, и завершаю фразу, - я планировал остановиться у озера Дзуйсэндзи. Рицка с классом будет возвращаться обратно той дорогой. Собираюсь его дождаться.
- Вот значит как, - Кио откидывается на скамейку, печально изучая меня глазами. Потом отворачивается и устремляет взгляд в потолок, - хотел бы я знать, что было первично. Поехал бы ты со мной сегодня, если бы у Рит-тяна не было бы экскурсии?
Молчу. Для меня это даже не вопрос. Но если Кио не станет настаивать на ответе, я предпочту не развивать эту тему дальше. Ни к чему хорошему это не приведет.
Повернув голову, наблюдаю сквозь стекло за шумной командой из двух десятков школьников, оккупировавших соседний вагон. Оживленные порывистые движения, смеющиеся лица, Ушки, воодушевленно вздрагивающие в предвкушении нового и необычного. Рицка сильно выделяется на фоне этих беззаботных ребят. Со своего места мне хорошо виден его спокойный профиль, лишь изредка смягчающийся, когда он поворачивает голову, отвечая на реплики сидящей рядом энергично жестикулирующей Юико. Вот уж у кого нет сил сидеть на месте.
Рицка что-то произносит, глядя на нее, и глаза наполняются теплом. Потом он вновь серьезнеет. Смотрит в пол перед собой, затем взгляд скользит по проходу, в направлении нашего с Кио вагона. Рицка слегка поворачивает голову, взгляд взбегает вверх по двери и окну. И резко опускается. Рицка отводит глаза, и в них на мгновение отражается уныние.
Мои губы трогает невольная улыбка. Скучает по мне? С противоположной стороны стекло скорее всего бликует из-за яркого света. Солнце как раз создает нужный угол.
Достаю телефон. Пробежав пальцами по кнопкам, набираю небольшое SMS:
«Рицка, ты слишком суровый. Улыбнись...»
Нажимаю: «Отправить».
Закрываю телефон. Забросив согнутую в локте руку на спинку сиденья, откинувшись на него, наблюдаю за Рицкой и жду результат.
Он слегка вздрагивает. Скашивает глаза вниз, на свой карман. Забирается в него рукой, достает сотовый, раскрывает, выводя на экран полученное сообщение. Ставший слегка напряженным взгляд движется по строчкам, и выражение лица тотчас меняется. Брови взлетают, а в глазах загораются смешинки. Уголок рта предательски дергается, ползет вверх… Рицка вздыхает и, не удержавшись, все-таки расплывается в улыбке, уронив голову. Прикрывает экран мобильного рукой, чтобы кто-нибудь из соседей туда не заглянул. Приподняв ладошку, вновь перечитывает текст.
По моим губам скользит легкая и, наверное, мечтательная улыбка. Верно, Рицка. Я рядом и вижу тебя. Совсем не о чем беспокоиться.
Он едва заметно хмыкает. Вскинув голову, обегает вагон быстрым острожным взглядом и, склонившись к телефону, начинает набирать ответ.
Спустя несколько секунд сотовый в моей руке издает ожидаемый сигнал. Раскрываю телефон. Ну и что там интересно?
Сообщение заставляет меня усмехнуться, вскинув брови.
«Не подсматривай, Соби».
И смайл в конце: двоеточие, тире и латинское «р», образующие вместе озорную рожицу, показывающую язык.
Бросаю взгляд на Рицку. Он сидит, повернувшись к окну, любуясь проплывающим мимо ландшафтом, но едва заметная лукавая улыбка притаилась в уголках губ.
- SMS-ка от Рит-тяна? – Кио наклоняется в мою сторону, с любопытством заглядывая в экран сотового.
Захлопываю телефон. Забавляясь в душе, возвращаю его в карман.
- Не подсматривай, Кио.
***
Я всегда любил тишину и безмолвное величие бескрайних просторов. В этом смысле озеро Дзуйсэндзи, возле которого мы с Кио в итоге обосновались, кажется идеальным местом. Запертое в котловине пологих холмов величественное серебряное зеркало расстилается перед нами, тихо мерцая в солнечных лучах. Оно кажется упавшим на землю осколком неба. Поверхность взрывается россыпями золотых искр. Сияюще желтое на слепяще белом. Далекие берега, окрашенные в пепельные тона с уклоном в голубой и синий, теряются в тающей дрожащей дымке, сотворенной фантастической жарой. Воздух преет, загустевает... Туманом ложится на обнимающие озеро холмы, наделяя их сияющим ореолом, а небо устремляется ввысь, настолько нестерпимо знойное и ослепляющее своей яркостью, что не смеешь поднять взгляд. Посмотрев вверх, можно обжечься до слез в глазах. И лишь гряда облаков на кайме горизонта напоминает, что этот сверкающий мир вокруг нас – изменчив, а воплощения его настроений – текучи, как вода.
С тихим сожалением улыбаюсь про себя. Мне никогда не запечатлеть на своем скромном холсте все окружающее нас великолепие. Как бы я ни старался, сколько бы сил ни вложил в работу, все, что мне, быть может, удастся выразить в ней, это мое восхищение. Возможно, не так уж и мало.
Рядом слышится отрывистый щелчок и пенное шипение. Делая перерыв в работе, Кио плюхается на разложенное на траве, приготовленное для Рицки, одеяло. Задумчиво подносит к губам алюминиевую банку с пивом, устремив мечтательный взгляд вдаль.
- Красотища…
Согласен. Вытираю тонкую кисточку платком, чтобы потом обмыть ее в стаканчике с водой и набрать новый оттенок туши.
Скоро и Рицка все это увидит. День постепенно перебирается на свою вторую половину. Наверное, его экскурсия по основному маршруту скоро подойдет к концу.
- Только жарко очень. Со-тян, ты не хочешь искупаться? – откинувшись на выпрямленные руки, Кио бросает на меня быстрый взгляд через плечо.
- В водах этого озера? – моя кисть срывается с края тушечницы, чтобы устремиться к поверхности листа. - Не смеши меня, Кио. Это национальный парк. Кто же здесь купается?
- А-а… и правда, - он слегка вздыхает и, вспомнив про зажатую в руке банку, вновь делает глоток, - все равно вода, должно быть, еще слишком холодная. Апрель…
Усмехаюсь слегка. Верно. Апрель. А жара такая, будто середина лета. Воздух недвижим, спрессован, близость озера делает его влажным и густым. Несмотря на то, что наш импровизированный лагерь спрятался в тени деревьев, там, где они спускаются к самой воде, касаясь ее корнями, мы оба тем не менее успели слегка взопреть. Кио спасается купленным на станции холодным пивом, усердствуя в этом куда больше меня. Скоро опустошит весь наш запас.
Бросаю взгляд на замершее на горизонте скопление пушистых облаков. В дрожащем мареве эти белые с сизыми прожилками шапки кажутся вершинами далеких гор, вознесенных в небо. Возможно, ближе к вечеру, они заполнят его целиком и закроют солнце. Как бы дождь не пошел. Так часто бывает. После удушающей, всепоглощающей жары, природа спешит омыться благодатной влагой, воплощая свои представления о гармонии.
- Когда приедет Рит-тян? – Кио одним долгим глотком приканчивает банку и метким броском отправляет ее в пакет, в компанию уже пустых таких же.
Скашиваю взгляд на сотовый.
- Через час, возможно. Или чуть больше.
Недолго осталось ждать.
- Понятно, - Кио поднимается на ноги. Обращает на меня преувеличенно жизнерадостный взгляд, - ну что ж. Обратно за работу.
Пройдя мимо, становится к своему мольберту, цепляя черные кружечки наушников плеера. Приглушает громкость очередной быстрой ритмичной композиции, чтобы не мешать мне. Я никогда не слушаю музыку во время работы, и Кио об этом знает. В этом смысле у нас с ним разный подход. Ему подобное отключение от мира помогает сосредоточиться, меня только сбивает. Куда приятнее погрузиться целиком в окружающую атмосферу, слиться с ней, вобрав в себя. Ленивый шепот листвы; плёс дрожащих, едва заметно качающихся волн, ласкающих подножье берега; краткие гортанные крики птиц в кронах деревьев, - зачем подменять чем-то эти звуки, если они так прекрасны? Рицка оценит все это, когда приедет, я уверен. Устав от суеты экскурсии, ему, наверняка, захочется тишины. Здесь ее можно найти в избытке.
Прикрываю глаза. И все-таки я жалею, что меня нет сейчас рядом с ним. Мы с Кио сошли на станцию раньше, чтобы проследовать к месту стоянки через парк. А Рицка с классом отправился дальше, до Никко, откуда начинается экскурсионный маршрут к усыпальнице Тосёго. Все это время я в своих мыслях прослеживал его путь. Представлял, как он идет по городу мимо низеньких пестрых зданий. Как пересекает реку, отделяющую город от храмовой зоны. Шагает по старинному мосту, касаясь рукой окрашенных в яркий красный широких перил. Деревянные доски отзываются глухим гулом под его ногами. Я хотел бы быть в тот момент рядом с ним. Хотел бы видеть выражение его глаз, когда он, поднимаясь на вершину холма по главной аллее, вступит под величественные своды гигантских криптомерий. Их ветвистые кроны, погружающие пространство вокруг в изумрудный сумрак, возносятся ввысь, огромные, тенистые. А могучие стволы, укрытые ярким ковром из мягкого зеленого мха настолько широки, что обхватить их – не хватит нескольких пар рук. Этим деревьям много сотен лет. Рядом с ними ощущаешь себя пылинкой на ладони Бога. Спокойная, незыблемая сила и мудрость, заключенная в них, рождает неизъяснимый трепет в душе. После этого монументальность храмов ощущается как дань этому величию. А красота и воздушность форм – как попытка поспорить с природой в искусстве творения. Золотой и красный на фоне всех оттенков зелени. Вычурность и тонкость резьбы на столбах и перекрытиях массивных ворот Ёмэймон… Пологие скаты крыш, из-под которых на почтительного, ошеломленного зрителя глядят головы драконов, силуэты птиц и мифических животных… Пышность декора, яркость красок и обилие позолоты поражает взгляд и отражает тщеславие покоящегося здесь правителя, что не согласуется со «скромностью», к которой следует стремиться. Поэтому не все готовы с удовольствием признать храмовый комплекс у Никко частью своей истории. По-моему, несправедливое утверждение. Чьи-то амбиции - это тоже история. Единственное, что смущает и вызывает смешанные чувства: слово усыпальница содержит элемент иероглифа сон. Это место создано для того, чтобы пребывать в безмолвии и покое. Какой уж тут покой, если тишина площадей перед храмами и посыпанных гравием дорожек поминутно нарушается звуками шагов. Скопления людей, бесцеремонных в своем любопытстве, ощущаются как нечто инородное, противоречащее духу этого места. По этой причине я предпочел бы миновать его. Куда приятнее свернуть с оживленных широких аллей и следуя по извилистым тропам углубиться в недра необъятного парка, постепенно переходящего в нетронутый лес. Здесь ступени узких лестниц, потрескавшись от времени, обрамляются прожилками мха и стеблей травы. Здесь вереницы каменных божеств провожают путника, застыв у огибаемого дорогой подножья холма. Звонкие ручьи миниатюрными водопадами сбегают с его склонов, чистые, естественные. Или зеркальными темными лентами неспешно текут в рукотворных руслах, спускаясь шахматными каскадами на дно долины. Хрупкие мосты; неброские, увитые плющом беседки и часовенки, затерявшиеся среди исполинов-деревьев - вся эта красота должна существовать только для одного. Может быть для двоих, объединенных общим стремлением к созерцанию. Только так можно ощутить в своей груди дыхание поселившейся здесь вечности; безмятежность, которой пронизано все вокруг… И я действительно жалею, что не могу быть там вместе с Рицкой. Но, по крайней мере, могу порадоваться тому, что все это увидит он.
Рицка.
Пальцы ног слегка покалывает от холода. Озеро еще не согрелась после зимы. Апрель…
Детское сумасбродство это, конечно, бродить вдоль берега по щиколотку в воде в такое время года, но я не смог себе отказать. Закатал джинсы до колен, скинул кеды и носки и, так сказать, «окунул» уставшие от многочасовой ходьбы стопы в ледяные воды прибрежной озерной полосы. Любуясь на расходящиеся во все стороны круги, прошелся по краю лагуны от зарослей камыша до выдающегося вперед мыска, покрытого раскидистыми унылыми ивами. Подошвы подымают со дна взвеси крупного бурого песка. Дурачась, прихватываю пальцами ног застрявшие в нем маленькие черные камешки. Хорошо. Но холодно. Так что лучше я все-таки вылезу.
Экскурсия получилась вполне сносной, насколько вообще может быть сносным мероприятие, в котором участвует целая ватага школьников, шумных, непоседливых, совершенно невыносимых. Наблюдая за ребятами, я в тайне жалел Шинономе и Тамино – сенсеев. Вместо того чтобы любоваться здешними красотами им приходилось постоянно быть настороже, чтобы не допустить исчезновения или каких-нибудь иных выходок со стороны своих подопечных. Вот этого я решительно не могу понять. Моим одноклассникам же не пять и даже не десять лет. Как можно быть настолько недисциплинированными? Дурь переходного возраста, помноженная на свежий воздух и количество участников поездки за редким исключением… Гремучая смесь. Лишь один момент доставил мне истинное удовольствие. Когда одна из вороватых, шустрых обезьянок, которые в изобилии водятся в здешних местах, стащила у заводилы нашего класса купленную здесь же, в сувенирной лавке, маленькую подвеску в форме пятиярусной пагоды Годзюното. Крику было… Никогда бы не подумал, что одна единственная девчонка может так громко и визгливо верещать. Но, глядя на нее, во мне проснулось мрачное злорадство, за которое мне даже не было стыдно. Нечего быть настолько до невозможности противной.
Присутствие Юико несколько сглаживало мое унылое состояние. Уморительно серьезная, так сильно старающаяся казаться взрослой, она все равно не могла сдержать восторга при виде украшавших стены зданий причудливых барельефов с изображением цветов и зверей; ажурных, похожих на витое кружево, позолоченных карнизов… Детская непосредственность так и струилась из нее. Юико то и дело теребила меня за руку, тыкая пальцем во все, что казалось ей замечательным и интересным. «Рицка-кун, посмотри туда! Ты только посмотри!…» В каком-то смысле я был ей благодарен за это, но в глубине души все равно мечтал куда-нибудь сбежать. Я хотел поскорее увидеть Соби.
Вспенивая прозрачными бурунчиками поверхность озера, двигаюсь к берегу. Ухватившись за нависающую над водой ветку дерева, как по ступенькам взбираюсь по толстым корням на кромку поросшего травой обрыва. Шлепаюсь на него, свесив вниз ноги, касаясь кончиками пальцев застывшей внизу воды. Раскидистые купола деревьев смыкаются над головой, поверхность озера расстилается передо мной единой ровной гладью. До чего же красиво это место. Соби определенно знал, где остановиться.
Вообще-то я не ожидал, что у меня могут возникнуть проблемы с тем, чтобы остаться с
Соби. Но Тамино-сенсей, ставшая жутко воинственной, едва дело коснулось исполнения ее учительского долга, наотрез отказалась меня отпускать. Дескать, Соби не является моим родственником, а она несет ответственность… Я, конечно, мог бы ее понять, если бы сенсей и правда искренне заботилась обо мне. Но учительницу, похоже, больше беспокоили последствия, которые могут возникнуть в случае, если я опять пропаду. Взрослые - они взрослые и есть.
Ситуация казалась мне безнадежной. Я почти отчаялся, пока топтался у дверей готового к отправке на вокзал местного автобуса и спорил с Тамино-сенсей, пытаясь убедить ее в безосновательности подобных опасений. Я даже думал пустить в ход свои способности Жертвы, но совершенно не мог представить себе, как пробиться сквозь этот панцирь непреклонной настойчивости моего классного руководителя. Положение спас Соби. Какое-то время он просто стоял рядом и слушал, затем положил руку мне на плечо и тихо произнес:
- Позволь мне, Рицка. Сенсей?…
- Тамино-сенсей, я полагаю, - невозмутимым жестом поправив очки, он протянул руку для рукопожатия, - рад с вам познакомиться.
Моргнув от неожиданности, учительница автоматически пожимает предложенную ладонь, глядя на Соби так, словно только что его заметила, а он меж тем продолжает.
- Мое имя Агатсума Соби, я близкий друг Рицки. Шинономе-сенсей хорошо меня знает, верно, сенсей? – Соби поворачивается к стоящей тут же, рядом, учительнице, обращая на нее пристальный взгляд.
Встрепенувшись, та краснеет, тушуется и, в смятении перебегая взглядом с дверей автобуса на песок под своими ногами, выдавливает из себя.
- Э-э… да. Агатсума-сан хороший друг семьи Аояги. Он часто приходит забирать Аояги-куна из школы…
- Вот видите, Тамино-сенсей, - Соби – сама добропорядочность и ответственность,- вы можете не беспокоиться за своего подопечного. Я прослежу, чтобы он благополучно добрался до дома, и в понедельник вовремя пришел на занятия в школу.
Слушаю Соби, и мне хочется от души пнуть его. Какого черта. Я вполне способен сам отвечать за свои действия, и, чтобы ходить в школу, мне не нужен конвоир. Однако черты лица Тамино-сенсей несколько разглаживаются. Из глаз исчезает недоверие, уступая место неуверенности и чему-то еще.
- Я, право, не знаю, - бормочет она, отводя глаза.
Удивленно моргаю. Она что, смутилась? Вот это да.
- Соби-сан, это вы? - встав на сиденье, Юико высовывается из окна автобуса чуть ли не по пояс. Затем, соскочив в проход, вылетает из дверей и виснет на руке у Соби.
- Как я рада вас видеть, Соби-сан! Вы пришли за Рицкой-куном? Вы его забираете? Ой, а можно с вами?!
- Нет. Аояги-кун пойдет один! А вы, Хаватари-сан, будьте добры вернуться в автобус!- решительно отрезает Тамино-сенсей и осекается, сообразив, что своими словами только что отпустила меня.
В уголках губ Соби появляется едва заметная усмешка. Глаза чуть сощуриваются. Глядя на него, не могу отделаться от чувства, что он сейчас неуловимо напоминает мне кого-то. В этом непривычном амплуа взрослого, он невероятно похож на… Кого?
- Благодарю, сенсей. Я надеялся на ваше понимание.
- Э-э… хм…- учительница в замешательстве переводит взгляд с Юико на Соби и, вздохнув, сдается.
- Хорошо. Но в понедельник я жду Аояги-куна на занятиях и, пожалуйста, не опаздывайте, Аояги-кун.
Вот так меня и отпустили. Автобус, зашелестев шинами, уехал. А мы остались стоять на остановке, между спускающимися к воде лодочными причалами и зданиями маленьких кафе.
Первое, что сказал мне Соби, пока мы шли вдоль озера по петлявшей меж тенистых деревьев, уютной дорожке, было: «Прости».
- Да ничего, - хмуро пожимаю плечами, - ты все правильно сделал.
Но Соби не так-то просто обмануть. Его чуткий слух прекрасно улавливает все оттенки моего настроения.
- Сердишься?
Едва заметно морщусь. Ну да. Сержусь. Правда, понятия не имею на кого. Наверное, за время общения с Соби, я просто отвык от этого чувства. Когда с тобой обращаются как с ребенком. И это оказалось неожиданностью. Довольно неприятной, надо признать.
- Просто мне показалось, что ты будешь недоволен, если я заставлю ее согласиться, применив силу.
Мрачно усмехаюсь, уныло глядя перед собой.
- Это верно.
Брови Соби едва заметно сходятся, он кажется расстроенным, но молчит. Засовываю руки в карманы. Пора бы уже выкинуть эту ситуацию из головы. И что же меня в ней так задевает? Наверное, то ощущение беспомощности, которое я ощутил, осознав всю сложность попыток доказать что-то непреклонному в своей убежденности взрослому. С некоторых пор ненавижу быть беспомощным!
- Соби,… - останавливаюсь, понуро глядя в землю, - когда ж я уже вырасту?
Сделав по инерции шаг вперед, он оглядывается на меня. В глазах - удивление, кажется, я озадачил его таким вопросом. Затем выражение лица смягчается. Во взгляде разливается тепло. Опустившись передо мной на одно колено, он забирает мои руки в свои ладони, и тихонько касается губами кончиков пальцев.
- Скоро, Рицка. Ты даже не заметишь, как…
Покачивая прихваченными за задники кедами, пробираюсь меж деревьев и зарослей кустарника к месту стоянки. Стопы утопают в траве, приходится внимательно смотреть себе под ноги, чтобы не наткнуться на камень или сучек. Солнечные блики скользят по одежде. Оливковые пятна света, проникающего сквозь лесной полог, подрагивают вокруг, плавая по стволам и листьям, в такт ленивым дуновениям ветерка. Сквозь просвет между деревьями вижу поляну, расставленные на ней мольберты и силуэт Соби за одним из них.
Кио, склонившись над сумкой с припасами, вытряхивает оттуда последние крохи.
- Не трудись, Кио, - голос Соби лениво насмешлив, - та банка была последней. Ты выпил все, что мог.
- Вот черт, - Кайдо, сдаваясь, оседает на землю, выпуская пакет. Прищурившись, подымает взгляд на солнце, скривившись так, будто недоволен его нехорошим поведением.
Выбираюсь из зарослей. Прокравшись мимо Соби, приземляюсь на покрывало. Где-то в рюкзаке у меня была припасена книжка. Думал, удастся почитать в дороге. Само собой такой возможности мне никто не дал.
- Если тебе настолько невмоготу, можешь сходить к причалам и пополнить запас, - рука с кистью плавно влетает, Соби невозмутимо поднимает взгляд на открывающуюся с его места панораму озера, чтобы вновь вернуться к холсту.- Здесь недалеко. За полчаса управишься.
- Пожалуй, ты прав, - Кио нехотя подымается на ноги, - а то я не доживу до вечера. Расплавлюсь. Рит-тян, будешь что-нибудь?
- Лимонад, если можно.
Скосив глаза от страницы, провожаю Кио взглядом. Вот он пересекает нашу маленькую, уютную поляну, сворачивает на тропинку, исчезающую в кустах…
- Рицка…
Соби отступает от мольберта, слегка вытягивая вперед руки запястьями вверх.
- Я подумал… Может быть?…
Ага. Захлопываю книжку. Вот от этого я точно не откажусь.
Пока Соби регулирует высоту мольберта, любуюсь на закрепленную на нем кнопками работу. Сколько ни наблюдаю за тем, как Соби работает, он каждый раз ухитряется меня поразить. Как у него выходит так невероятно точно передавать то состояние сонной тишины и спокойствия, наполняющие весь мир вокруг. Я уже с десяток воспоминаний сделал, пытаясь ухватить его…. поймать в объектив это чувство, которое поднимается в душе при виде окружающего нас великолепия. И пока не преуспел. Снимки кажутся лишь бледной тенью. Соби справляется лучше меня. По крайней мере, поверхность озера под осторожными ударами кисти выглядит совсем живой, даром что Соби рисует тушью в монохромной технике. Он оперирует тенями, из части выстраивая целое. Невесомыми линиями и бликами будто изнутри придает картине глубину и резкость. Тонкая россыпь едва заметных звездчатых песчинок позволяет белым пятнам света блуждать по зеркальной озерной глади. Узкие контрастные грани стеблей камыша, покачивая на ветру осколками длинных острых листьев, стремятся вверх. Остальное затопляет свет. Остальное глаз дорисовывает сам. Додумывает, наполняя формой и объемом. Так и кроны деревьев по берегам озера, и треугольная пагода павильона, проступающая меж ними, - все сияет контрастом, заставляя поверить в ослепительность красок оригинала.
- Все готово, Рицка.
Вместо своей домашней скамеечки Соби устанавливает перед собой складной табурет Кио. Взобравшись на этот узенький постамент, на мгновение застываю, ощутив внезапное волнение. Как давно мы не делали этого. Кажется, что в последний раз мы рисовали вместе целую вечность назад.
- У тебя все получится, Рицка, - Соби зарывается носом в волосы на моем затылке, мягко целует, - стоит только начать…
- Угу. Знаю, - обвиваю ладонями запястья протянутых вперед рук. Закрываю глаза.
Начали…
***
«Шесть банок пива на двоих. Это много или мало в такую жару? Увы, такие вещи сложно подгадать. К тому же сам процесс рисования – довольно занятная штука. И пиво здесь является не последним компонентом. Отнюдь не последним».
Усмехнувшись при этой мысли, Кио удобнее перехватывает ручки пластикового пакета, в котором глухо перестукиваются алюминиевые банки. Пиво для него и Со-тяна, лимонад для Ушастика. Кио ничего не забыл? Кажется, нет. Ну и отлично.
Он, правда, задержался в магазине несколько дольше, чем ожидал. Разговорился с молоденькой симпатичной продавщицей, скучавшей у кассы. Та, как узнала, что Кио – художник, пришла в неописуемый восторг, начала сыпать вопросами. Спустя полчаса непринужденной болтовни ни о чем, призналась, что хотела бы попробовать себя в качестве модели и попросила у Кио номер телефона. Само собой, он дал. Почему нет? Ему нравилось работать с натурщиками. Это куда интереснее, чем писать натюрморты и прочие подобные статичные объекты. Кио всегда носил с собой в сумке блокнот, в транспорте или на ходу зарисовывая окружавших его людей. Выражения лиц, жесты, позы… Это создавало любопытное ощущение присутствия. Позволяло на миг стать тем, кого рисуешь, и унести частичку с собой. В своем воображении Кио уже представлял, какой могла бы быть композиция с участием той смешливой девушки. Если она, конечно, не передумает. Что, впрочем, вряд ли. Обаяние Кио, как правило, действует безотказно на всех.
Кио тихонько вздыхает. Доселе лучезарная улыбка становится печальной.
На всех… Кроме Со-тяна разве что. Они так давно знакомы, но Кио так и не удалось приблизиться к нему. Со-тян такой неприступный. Иронично бесстрастный. Совершенно непонятный, неуловимый словно вода. Сколько ни пытайся пробиться сквозь этот невидимый щит из ленивых шуток, обтекаемых, незначительных фраз – все бесполезно. Со-тян остается недосягаемым как звезда. И взгляд его глаз, таких прекрасных, но абсолютно непроницаемых, надежно охраняет глубины души, так что заглянуть в них не представляется никакой возможности. Все это заставляет злиться, падать духом, отчаиваться и снова негодовать. И так по кругу.
Рассеянным жестом поправив пакет, Кио тянется к карману за круглым леденцом на палочке. Сорвав обертку, задумчиво отправляет его за щеку.
«У меня такое чувство, что я никогда его не пойму. Может, поэтому меня к нему так тянет? Загадка, достойная моего личного душевного мазохизма».
Встряхнув головой так, что сережки тихо звякают в ухе, Кио замедляет шаги. Развилка. Кажется, верная тропа - та, что слева. В любом случае, лучше держаться ближе к озеру. Так он точно не заблудится.
Со-тян разбудил в нем жгучий интерес еще, когда они только познакомились. Он тогда был таким суровым, замкнутым, почти колючим. Но картины его были столь прекрасны, что контраст между ними и видимой стороной личности Со-тяна был слишком разительным. Его серьезность, приправленная сарказмом, действовала отрезвляюще на всех, кроме Кио. Его она просто забавляла. В моменты глубокой задумчивости Со-тяна Кио иногда приставал к нему с каким-нибудь вопросом, и тот, очнувшись, поднимал взгляд, моргал, словно пытался понять, кто перед ним и что этот человек от него хочет. А потом, сообразив, что это просто очередная «глупость» кривился и, пробормотав какой-нибудь едкий комментарий, возвращался к работе. Так занятно было наблюдать за этим. Кио искренне веселил его новый странный друг.
А потом наступили плохие дни. После того как Со-тян познакомился с Сеймеем. Он стал просто одержим им. Никого вокруг не видел, вел себя так, словно на этом парне свет клином сошелся. Одно время Кио думал, они любовники. Затем пригляделся, какая ж это любовь? Когда любишь и чувство взаимно – не чуешь ног под собой. Глаза наполняются светом и хочется парить, будто у тебя действительно есть крылья. А Со-тян выглядел так, словно его их лишили. Словно посадили на наркотик, имени которому Кио так и не смог придумать. Если до этого ему казалось, что его друг замкнут и скрытен, то в те дни от него вообще ничего нельзя было добиться. Кио оценил разницу. Но он не сдавался. Больно было смотреть в словно бы скованные льдом, равнодушные ко всему на свете глаза Со-тяна, загоравшиеся лишь, когда в его кармане вздрагивал, издавая сигнал, телефон. На кольца бинтов, скрывавших ту жуткую штуку, «украшавшую» его шею. Кио увидел ее совсем случайно, в душевой при спортивной раздевалке Университета. До этого он все пытал Со-тяна, выспрашивая, что тот прячет под повязкой. Что там? Следы поцелуев? Ай-ай. А лучший друг не в курсе. Как же так?
Но повязка не пропадала. И тогда Кио заподозрил, что там может быть что-то другое. Что-нибудь страшное. И когда узнал, пожалел, что хотел знать вообще.
«Все это неестественно. Совершенно ненормально. Ни один человек в здравом рассудке не позволит сотворить такое с собой! Да что же происходит-то в конце концов?!»- думал он.
Вконец измучавшись, Кио в итоге проследил за Со-тяном. И, наконец, увидел его и Сеймея вместе. То, как Сеймей держал себя с ним, обращался как с тряпкой, поразило Кио до глубины души. И еще больше оскорбило и впилось в сердце холодными иглами то, что Со-тян безропотно сносил такое обращение. Покорно принимал все и молчал. Несколько дней Кио ощущал себя расстроенным и подавленным, затем не выдержал. Сорвался. Высказал Соби все, что думает об этом, и тогда они в первый раз поссорились. Кио впервые почувствовал на своей шкуре, что это такое, когда его друг действительно зол. Со-тян игнорировал его целый месяц. Просто не замечал так, словно Кио перестал существовать. Даже когда Кио, совсем измаявшись, догнал его в коридоре Университета и, развернув к себе, схватив за грудки, практически впечатал затылком в стенку, даже тогда Со-тян просто стоял и слушал отчаянные стенания Кио, равнодушно глядя в пустоту поверх его плеча, спокойно ожидая, когда тот его отпустит. Кио сдался. Спустя неделю приплелся просить прощения. Со-тян простил. А Кио – нет. Пусть он и извинился за свою горячность, но от сказанного не отрекся, и с того момента в нем начала расти и крепнуть ненависть к Сеймею. Чувство, совершенно не свойственное легкой и жизнерадостной натуре Кио. Он никогда бы не подумал, что может так кого-то ненавидеть. Никогда бы не предположил, что в душе может поместиться столько боли и тревоги за одного единственного человека, за Со-тяна, которому на него, на Кио, было совсем плевать. Непонятно, кто кем был больше одержим в то время: Со-тян - Сеймеем или Кио – Со-тяном, но пользы от этого не было никакой. Кио ничем не мог ему помочь. Невозможно спасти человека, если он не хочет, чтобы его спасали. А Со-тян не хотел. Что это, если не мазохизм?
«Если сравнить то, каким он был меньше года назад, то изменения просто поразительные».
Ясно, конечно, чья это заслуга. Этот паренек, младший Аояги, ухитрился сделать то, чего Кио не смог за столько лет знакомства с Соби. Впору бы впасть в полнейшее уныние. Впору начать сходить с ума от ревности, если не отдавать должного значимости перемен. Одно только смущает и вызывает отторжение. Новая одержимость Со-тяна носит прямо-таки угрожающие размеры и характер. Вот уж никогда бы не подумал, что его друг -едофил. Он везде ходит за этим мальчиком, просто роздыху ему не дает. Со-тян совершенно ни в чем не знает меры. Как долго еще Рит-тян сможет выносить этот натиск и постоянное давление, прежде чем не сорвется и не начнет бунтовать?
Пока что малыш неплохо держится. Ему, похоже, нравится, а может быть льстит такое внимание со стороны взрослого. Но что, если ему надоест? Что, если он устанет и, в конце концов, захочет свободы? Из какой канавы Кио тогда вытаскивать Со-тяна, с какого моста снимать?... Об этом страшно даже думать.
«Зачем я взвалил на себя все это? Иногда кажется, оно мне не по силам. Порой так устаешь от мыслей, что хочется бросить… Оставить… Уйти… Но затем взглянешь украдкой на спокойный, безупречный в своей резковатой гармонии профиль Со-тяна, на руки, что так искусно воплощают в холстах его яркий, незаурядный талант, и понимаешь - не сможешь. Не оставишь. Не бросишь и не уйдешь. Наверное, это какой-то рок…»
Сбавив освещенность на несколько делений, плечи вдруг накрывает тень. Подняв голову, Кио задумчиво глядит на небо.
«Хм. Похоже, погода меняется».
Ветер поднялся. Шумит в верхушках деревьев и гонит по небу то и дело скрывающие солнце облака. Едва заметные вначале, теперь они заполняют собой горизонт, наплывают, наливаясь угрожающим сизым сумраком.
«Дождь что ли собирается? Надо сказать Со-тяну.»
Прибавив шаг, Кио спускается по узеньким каменным ступенькам. Выворачивает из-за полукруглого, поросшего с северной стороны густым зеленым мхом валуна. Кио почти на месте. Вот уже и поляна показалась. В просветы между деревьями можно заметить треножники мольбертов, силуэт Со-тяна за тем, что справа и…
Шаги невольно замедляются. Рот приоткрывается в неверии, брови ползут вверх да там и остаются. Пакет с покупками сам собой выскальзывает из руки, оседая в траву у края дорожки. Сделав пару быстрых, почти бессознательных шагов вперед, Кио замирает у входа на площадку, скрытый ветками кустарника. Не отрываясь, смотрит вперед, на стоящие к нему спиной знакомые силуэты.
«Немыслимо! Со-тян позволяет ему держать свои руки, когда рисует! Да он на милю никого к своим работам не подпускает, а тут!.... Да что же это творится то на свете?!...»
Стиснув зубы, Кио с едва слышным тоскливым стоном шлепается на землю, роняя голову.
Обхватив ее руками, с усилием пропускает сквозь пальцы непослушные светлые прядки.
«Не могу поверить, что все зашло так далеко. Со-тян сошел с ума? Вмешиваться в его работу, держать его запястья, это все равно, что связывать руки пианиста в момент исполнения пьесы. Как Со-тян может такое позволять?!»
Закусив костяшки пальцев, Кио уныло глядит в землю. Глядит и не различает ничего перед собой.
«Не понимаю, что с ним происходит. Это просто переходит всякие границы. Если б собственными глазами не увидел – не поверил бы».
Со-тян так трепетно относится к своему творчеству. Неужели он настолько помешался на этом ребенке, что даже качество исполнения работ перестало заботить его? Что из-за прихоти он готов пустить насмарку целый день своих трудов? Должно же было остаться хоть что-то святое и неприкосновенное.
Все это как-то слишком. Но если Кио вмешается и скажет об этом, разве кто-то станет его слушать? Со-тян никогда не слушает. Его вообще не волнует мнение Кио.
«Ну и что мне делать теперь? Войти и притвориться, что все в порядке вещей? Я так не могу…»
Вжавшись лбом в колени, Кио обхватывает их руками.
«Буду сидеть тут весь оставшийся вечер. Все равно Со-тяну безразлично существую я или нет. Если не вернусь, никто даже не заметит».
продолжение в комментариях...
Кончик тончайшей кисти, приникая к бумаге, углубляет тени под лениво покачивающимися на воде изогнутыми листьями кувшинок. Эти штрихи, похожие на микроскопические запятые, сразу же вливаются в общий фон, становясь его неотъемлемой, необходимой частью, так что на миг ощущаешь удивление. Как же ты не понимал еще секунду назад, что этих тонких, почти незаметных черточек так недоставало данному участку картины, чтобы придать ему законченность и достоверность. Мои глаза не в состоянии уловить такие нюансы, а Соби может различать их и умело использует эту, отточенную годами практики, способность. Каждым движением руки, он привносит в свою картину все больше осязаемости и жизни. И когда наблюдаешь за этим – сознаешь насколько это кропотливый труд. У меня точно не вышло бы заниматься чем-то подобным. Не хватило бы терпения. Но сейчас не важен конечный результат. Сам процесс куда важнее.
Растворяюсь в окутывающем нас всеобъемлющем чувстве. Рука плывет следом за кистью Соби, устремляясь к поверхности листа. Все-таки это восхитительно – иметь возможность рисовать вместе с ним. Каждый раз неизменно радуюсь, что эта идея однажды пришла мне в голову.
Я думал, мне будет трудно настроиться и поймать нужное состояние, но едва я обвил руками запястья Соби, то буквально провалился в него. Или он в меня. Не разобрать. Позволяя нашим рукам свободно скользить, порхая над поверхностью листа, двигаясь и дыша в такт, мы купались друг в друге. Незабываемые ощущения. Упоение с привкусом тайны, существующее только для двоих. Для Пары. То, к чему мы стремимся. То, чем мы пытаемся стать. И в такие моменты я чувствую, каково это быть единым существом. Быть неделимым с кем-то. Идти об руку по одной тропе. Необъяснимое сплетение душ. Невероятная ясность сознания и слаженность мыслей. Связь… Мои горечь и сожаление… Потому что стоит мне отпустить руки Соби, я снова буду один, запертый в себе. Я снова стану половиной. Осколком, который осознает, что он не целен только, когда утрачивает недостающую часть себя. Все познается в сравнении. А мне теперь есть с чем сравнивать.
Тихонько вздыхаю, глядя перед собой. Кисть Соби плывет по бумаге, выписывая узкий полукруглый завиток выглядывающей из прибрежной воды коряги. Сухо касается острым кончиком, разбавляя влажную еще ровную линию штрихами и пятнышками, придающими искривленному топляку рельефность и объем. Отстраненно размышляю о том, что этой части картины чего-то недостает. Слишком много там пустого места. Здорово было бы, если бы на торчащем вверх длинном сучке сидела какая-нибудь птица. Сорокопут, например. Такой небольшой, юркий. С длинным узким хвостом.
- Вот так?
Кисть в руке Соби совершает несколько плавных взмахов, и узкий кончик ветки увенчивается неброским силуэтом. Изящные изгибы крыльев… Острый нос на округлой точеной голове, вытянутый хвост….
Сорокопут. Совсем такой, каким я видел его в своем воображении. И на том же самом месте….
Оборачиваюсь, вскидывая потрясенный взгляд на Соби. У него вид такой, словно он сам с трудом верит в то, что только что случилось.
- Это невероятно, Рицка, – сияющим взглядом Соби смотрит на холст,- я смог его увидеть. Непостижимо…
Как же?… В немом изумлении смотрю на рисунок. Как я это сделал? Я же ничего вообще не предпринимал, только представил себе птицу на той коряге и все!
Уголки губ вздрагивают, расплываясь в удивленной, радостной улыбке. Голова начинает слегка кружиться от поднимающегося в душе воодушевлении и восторга. Работает! Я не знаю как, но оно работает! Я создал в своем сознании образ и сумел передать его Соби! Это действительно непостижимо!
Руки Соби обхватывают, обнимают, он крепко прижимает меня к себе. Кажется, он изумлен и рад не меньше меня.
Ты понимаешь, что это значит, Соби? Мы сумели добиться того, ради чего я все это затеял! Я хотел научиться взаимодействовать с тобой, не подавляя воли! Не сковывая мыслей! И, наконец, сумел создать обратную связь!
Счастливо вздыхаю, сжимая его руки, замершие на моих плечах. Мысли бунтуют в голове, и разум не успевает за ними. Я сделал это… Нет. Мы сделали!
Неужели нам еще есть, куда двигаться? Неужели это еще не все, на что мы способны? Узы, подобные нашим, не могут не иметь ограничений, но никем не установлено, насколько крепки эти границы? Вдруг словно «невозможно» означает всего лишь «непроверенно»?
Стискиваю веки. Насколько же соблазнительна эта мысль. Насколько она мучительно желанна. Я так хочу, чтобы Соби принадлежал мне полностью и до конца. Так хочу уничтожить все преграды между нами. Ощущать его каждое мгновение. Знать что он только мой целиком и без остатка! И не просто знать, а чувствовать это всем своим существом. Это желание вскипает в груди… жжет, это просто невыносимо! Иногда, кажется, оно вот-вот разорвет душу на части! Вот как сейчас, например…
Поверхность холста плывет перед глазами, вспыхивая играющими на нем солнечными бликами. Реальность настолько остра, настолько объемна…
Повернувшись, утыкаюсь носом в рубашку Соби, хватаюсь за его руки, словно боюсь не устоять на ногах. Соби… Я не понимаю, что со мной происходит. Возможно, захожу слишком далеко в своих желаниях. Но могу ли я хоть ненадолго поддаться этому соблазну? Хоть на минуту представить, что способен сделать тебя своим.
В голове нарастает странный гул, как бывает, когда закладывает уши. Все вокруг теряет четкость, но обретает звучание и выпуклость. Кожа наливается сухим жаром, словно у меня вдруг поднялась температура. Задыхаюсь от странной тесноты в груди. Мне не хватает воздуха. Пульс быстрыми лихорадочными толчками стучит в висках.
- Соби…
Оторвавшись от мольберта, он опускает глаза вниз, и мы сцепляемся взглядами, словно прокладываем незримый мост. Зрачки Соби ошеломленно расширяются, в них отражаются кружащиеся моем сознании блики. Не понимая, что делаю, медленно, словно в вязком дурмане тяну вниз его руки, и Соби следует за ними. Волосы всплескиваются в воздухе. Он падает на одно колено, не отводя от моего лица широко распахнутых глаз.
Качнувшись вперед, нависаю над ним. Разум заполняется звенящим туманом, он расстилается вокруг, свивается кольцами, трепещущий и пульсирующий в такт бешеному грохоту моего сердца.
- Принадлежи… Мне…
Ставшая призрачной реальность вращается, размываясь протяжными полосами.
- Служи… Мне…
Гул в ушах нарастает, заполняя все вокруг…
- Стань моим, Соби… Я принимаю …. Вбираю тебя… в себя.
Наклоняясь, я почти оседаю вниз. Глаза Соби, огромные как дрожащие синие звезды, двигаются навстречу, губы раскрываются. С них срывается тихий жаждущий стон. Соби тянется наверх, ближе… Брови сведены, ресницы вздрагивают в ожидании. В взволнованном ждущем томлении. Это притяжение почти неодолимо. Еще немного…. Поцелуй…
Всего один…
Сейчас…
- Со-тян!!!! Что ты творишь?! Что вы делаете?! Вы с ума сошли!!
Слишком громкий сейчас, негодующий голос полосует пространство, превращая светящийся мир в лохмотья. Взрезает воздух, заставив нас прянуть в стороны.
- Кио!....- полный муки возглас Соби больше походит на сдавленный страдающий стон.
Сколько в нем боли….
Это действительно больно… Моргаю, держась за скрутившую спазмом грудь. Глухой давящий туман заполняет голову, я с трудом осознаю происходящее вокруг. Словно сквозь пыльное потемневшее стекло вижу Соби и что-то гневно ему втолковывающего Кио.
Не удержавшись на ногах, оседаю на землю. Оглушенный, растерянный, трясу головой в бесполезных попытках прийти в себя. Мысли разбегаются и мне никак не собрать их в нечто связное.
- Ты когда-нибудь будешь думать головой, Со-тян? Что если бы вас кто-нибудь увидел?
Кого он имеет в виду? Себя что ли? Сам же и вмешался в…. Во что?...
Смутное осознание половодьем прорывает плотину разума, возвращая к реальности. По коже бежит странный холодок.
Что это было только что? Наваждение?! Что я делал? К чему призывал Соби? Я пытался сделать его своим?
Втягиваю воздух.
Пытался. Никак иначе случившееся не объяснить.
Я действительно мог сделать это? Правда, мог?
- Поражаюсь тебе, Со-тян. Ты хоть осознаешь, что чуть было не натворил?!
Стискиваю веки. Пальцы сжимаются, сминая стебли травы.
Нет…
Что ТЫ натворил, Кио…
Я же понятия не имею, что это было за состояние, и как его вызвать вновь. Мои способности Жертвы возрастают, но начинают носить совершенно непредсказуемый характер. Прорываются наружу в самые неожиданные моменты и непонятным мне образом. Я не умею… не представляю, как это контролировать! Не знаю уж, что должно было сейчас случиться, но, возможно, я больше не сумею повторить подобное! Что если это был наш с Соби единственный шанс?!
Мне становится обидно… Горько… До слез… Смаргивая их, смотрю на Кио, ощущая, как горло жжет от давящей, саднящей желчи. Шатаясь, поднимаюсь на ноги.
-Ты!... Почему ты все время лезешь, куда не просят?!
Вздрогнув, Кио оборачивается. Совершенно опешив, онемев, смотрит на меня и проступающие во взгляде удивление и растерянность, вызывают во мне желание швырнуть чем-нибудь в его глупую голову.
- Ты ничего!... Вообще ничего не понимаешь! - стискиваю кулаки, ощущая как огонь, порожденный прожигающей меня насквозь досадой, ослепляет, застилает глаза гневом.
- Как ты смеешь вмешиваться?! Чтоб ты!... Чтоб ты провалился!!!
- Рит-тян! – с изумлением и обидой в голосе выдыхает Кио.
Встряхнув головой, резко разворачиваюсь. Ноги срываются на бег. Последнее, что слышу - это летящий мне вдогонку возглас Соби.
- Рицка!
Но я не останавливаюсь. Несусь куда-то. Вперед. Не разбирая дороги. Ветки хлещут по лицу. А жгучие слезы струятся по щекам.
Ненавижу… Ненавижу этого кретина! Что он наделал! Что он сделал?!!!
Споткнувшись о невидимый в густой траве корень дерева, теряю равновесие. Лишившись вдруг сил, падаю на землю. В мох. Зарываюсь в него лицом, плечи вздрагивают в рыданиях.
Сзади слышится шелестящий звук быстрых шагов. Он нарастает, приближаясь, и вдруг стихает совсем рядом. Соби осторожно опускается возле меня на колени. Ладони нерешительно проходятся по волосам.
- Рицка…
Догнал все-таки. Можно было догадаться, что он бросится следом.
- Уедем отсюда… - всхлипнув, поворачиваю голову на бок. Пустым взглядом смотрю на покачивающийся в нескольких сантиметрах от лица тонкий стебелек травинки. Жесткая лесная подстилка покалывает щеку, впитывая сбегающие вниз по виску слезинки.
- Не могу его видеть…
- Хорошо. Мы уйдем, - ласковые руки Соби бережно поглаживают волосы, разделяя их на прядки, - мы можем вернуться к причалам, и оттуда сесть на автобус.
- Нет, - чуть дергаю головой в отрицании, - я никого не хочу сейчас видеть. Хочу побыть один. Давай пойдем пешком…
- Хм, - Соби бросает быстрый взгляд на затянутое плотными низкими облаками небо, едва заметно хмурится, прикидывая что-то, - думаю, у нас еще есть около часа в запасе. Мы можем дойти через парк.
Он поднимается на ноги.
- Подожди меня здесь, Рицка. Я быстро соберусь и приду за тобой.
Смутная тень, скользнув по лицу, исчезает. Шаги удаляются и смолкают. Остаюсь в тишине, наедине с шелестом листвы и собственными мыслями.
Перевернувшись на спину, устало прикрываю глаза. Силюсь вспомнить хоть что-то из произошедшего несколько минут назад и не могу. Как же быстро меркнут в создании эти воспоминания. Испаряются и тонут в густой дымке забытья. Словно все это было сном, который помнишь, пока видишь, но стоит проснуться, он сразу улетучивается из головы или становится блеклым и рассеянным.
Но это был не сон. Я в этом уверен. Если бы нам не помешали, кто знает, чем бы все закончилось? Вдруг я смог бы дать Соби свое имя?
Горько усмехаюсь. Имя. Которое пока даже не проступило нигде. Соби говорит, что судьба Стражей определяется еще до их рождения, но я не верю, что это может быть так.
«Нам никогда не дается желание без того, чтобы не давались силы осуществить его». Верно?
Во мне есть силы, теперь я знаю это. Осталось только понять «как»…
Все-таки мне следовало уговорить Рицку поехать на автобусе. Сделанный мной прогноз оказался слишком оптимистичным. Природа распорядилась своим временем иначе, и теперь мы бежим сквозь ставший негостеприимным, наполненным мрачным тревожным ожиданием парк. Ветер порывами обрушивается на верхушки деревьев, раскачивает их, срывая молодую листву. Заставляет ветки стонать и гнуться, схлестываясь в невольной борьбе… Толкает в спину и бросает пряди волос в лицо.
Быстро темнеющее небо над головой ворочается, затянутое плотным покрывалом грозовых облаков. Горизонт пульсирует яркими вспышками молний, донося до нас глухие утробные раскаты грома, похожие на недовольное ворчание. Звук нарастает неровным рокотанием, пока не прорывается оглушительными ударами, заставляющими Рицку вздрагивать и в испуге вжимать голову в плечи.
Ноги торопливо взбивают сухой гравий дорожки. Ему недолго еще оставаться таковым.
- Мы не успеем Соби, - задыхаясь от быстрого бега, Рицка оборачивается, вскидывая взгляд на небо. - Погода портится слишком быстро. Вот-вот гроза начнется.
Словно в ответ на эти слова первые тяжелые капли ударяют о землю. Холодными уколами пронизывая одежду, падают на плечи и голову. Спустя несколько секунд циклон настигает нас, обрушивая с небес ливневые потоки. Накрывает долину, погружая все вокруг в трепещущий промозглый хаос.
- Че-ерт! – Рицка закрывает макушку руками, пригибая голову. Пространство вокруг шевелится и мерцает. Холодные струи дождя колотят по плечам и спине, в одно мгновение заставив промокнуть насквозь.
- Надо спрятаться где-нибудь… Хоть под деревьями…
- Подожди, Рицка, - хватаю его за руку и, вырвавшись вперед, тяну за собой, - есть идея получше.
Впереди развилка. За ней я вижу мост. Пересекая овраг, он врастает каменными опорами в его склоны. Вытесанные из дерева дуги моста опираются на эти, похожие на овальные бочки, основания, не позволяя капризной почве нарушить многовековую устойчивость конструкции.
- Вниз!... Скорее! – забрасывая глубже на плечо тяжелый мольберт, крепче сжимаю запястье Рицки.
Добежав до конца дорожки, где мокрый гравий переходит в потемневшие от воды, гладкие доски настила моста, огибаю столбы перил, увенчанные исказившимися в оскале массивными звериными головами, гневно глядящими в никуда огромными свирепыми глазищами. Практически съезжаю вниз по покрытому травой рыхлому склону оврага. Ощутив под ногами твердую поверхность опоры моста, оборачиваюсь, вскидывая вверх руки.
- Давай, Рицка. Я ловлю тебя.
Застыв у края, он глядит на уходящий на многометровую глубину отвесный склон оврага. Отрывисто втягивает носом влажный воздух и решительно подается вперед. Сбегает вниз, притормаживая все ускоряющееся движение подошвами кед, выбивая из почвы мелкие камни. Поймав его, рывком втаскиваю под мост, закрывая собой. Вцепившись в рукава рубашки, он вжимается лбом мне в плечо, мелко вздрагивая.
- Черт. На мгновение мне показалось, я промахнусь мимо этой штуки.
Выступающая из под моста полоска каменного основания настолько узка, что во время спуска у меня тоже на миг создалось такое ощущение.
- Что ты, Рицка, - успокаивающе улыбаясь, убираю с его лба мокрую челку, - я бы не позволил такому случиться.
- Да. Знаю, - он отстраняется, переводя дыхание, - это я так… просто…
Скинув с плеча мольберт, прислоняю его к покатой деревянной «стенке». Сложенная из плотно подогнанных каменных кубов площадка маловата, но чтобы спрятаться от непогоды достаточно. Устремляясь к противоположному берегу, полотно моста вырастает из каменного фундамента, выгибаясь темным куполом. Он делит мир на две части. За его пределами свирепствует ненастье. Потоки воды, полосуя пространство, уносятся вниз на дно поросшего низким кустарникам оврага. Собираются в мутный ручей, что, огибая корни, устремляется вдоль извилистого русла.
- Надеюсь, Кио успел спрятаться где-нибудь. Мы же оставили его там, возле озера.
Остановившись у края площадки, глядя вниз, Рицка едва заметно ежится. Обхватив себя руками, потирает ладонями плечи. Похоже, он замерз. Ветер, задувая короткими знобящими порывами, бросает под мост пригоршни дождя. Он и меня заставляет вздрагивать от холода. А Рицка такой маленький и он совсем промок.
- Не волнуйся за Кио, - проверив, насколько устойчиво стоит прислоненный к опоре моста мольберт, примеряюсь к нему взглядом, - когда я уходил, Кио как раз уже начал собираться. Сейчас он, скорее всего, в автобусе. Или укрылся в каком-нибудь кафе.
Рицка резко оборачивается, услышав громкий треск. Его глаза раскрываются, становятся круглыми как блюдца.
-Соби… ты…что делаешь? Зачем ты ломаешь свой мольберт?!
Надавив подошвой ботинка на изрядно покосившийся «треножник», отрывистым коротким ударом превращаю его в бесформенную груду обломков.
- Ерунда. Достану другой.
Опустившись на одного колено, собираю получившиеся острые куски древесины, составляю шалашиком. Сырые, конечно, же. Но только снаружи. Гореть будут.
- Соби?… - Рицка, приблизившись, заглядывает мне через плечо. Осекается, когда я простираю руку над будущим костровищем.
- Огонь, дарующий тепло, восстань и вспыхни!
Сила слов вздрагивает во мне. Трепещущий лепесток пламени выплескивается ввысь, обнимает получившиеся поленья, принимая предложенный дар. Костер с тихим шипением занимается, исходя светлым дымом.
- Иди сюда, Рицка, - раскрыв сумку, вытаскиваю из нее одеяло, - снимай футболку и садись. Тебе надо согреться.
- Хм, - пряча улыбку, Рицка берется за край мокрой майки и пропускает ее через голову.
- Соби, а ты в курсе, что здесь нельзя разводить костры?
Усмехаюсь. В курсе. И если в радиусе километра найдется хоть один служащий парка, которому взбредет в голову мне об том напомнить, я, возможно, выделю секунд десять на угрызения совести.
- Все, кто намерен на этом настаивать, могут мерзнуть в свое удовольствие,- помогаю Рицке устроиться на своей сумке, укутываю его в плед, накрыв плечи.
Забираю футболку и, накинув на свой тубус с работами, разворачиваю к огню. Пусть сохнет.
- Здорово как, - зарывшись в одеяло, Рицка вытягивает озябшие ладошки к костру. Влага уже выпарилась, и он полностью разгорелся, потрескивая и полыхая сияющим пламенем. Дрожащие оранжевые отсветы пляшут на квадратах камней и покатых перекрытиях моста.
- Иногда я забываю, что ты у нас волшебник.
- Это не так, Рицка, - поднявшись, останавливаюсь у края площадки. Опираясь локтем на возносящуюся покатую балку возле моей головы, гляжу на дождь, - я просто умею управлять словами.
Рицка хмыкает.
- На мой взгляд, это почти одно и то же.
Возможно. Улыбаюсь про себя. Рядом, в метре от нас беснуется стихия. Раскачиваясь, стонут трепещущие под напором дождя ветви деревьев. Но Рицке тепло и спокойно сейчас. Чем не колдовство?
- Соби, а ты?
- Что? – оборачиваюсь. Рицка выбирается из одеяла.
- Ты разве не будешь греться? Ты ведь тоже вымок весь.
И действительно немного замерз. Прокатывающиеся вдоль оврага потоки холодного воздуха заставляют пламя костра биться и танцевать, а меня вздрагивать в легком ознобе.
- Все в порядке, Рицка. Я вполне могу обойтись. К тому же двоим здесь не поместиться.
- Значит, будем греться вместе, - он поднимается, - давай сюда свою рубашку и садись. Еще не хватало, чтоб ты простудился.
«Греться вместе?» Он же не имеет в виду…
Медлю в сомнении. Затем прикасаюсь к пуговицам.
- Мне эта идея не кажется разумной, Рицка.
- А мне кажется! - он упрямо вскидывает голову. - Вот будет замечательно, если вместо того, чтобы произносить заклинания, ты начнешь чихать и кашлять.
Кивает на сумку.
- Садись.
Опускаюсь на указанное импровизированное сиденье, обеспокоено наблюдая за тем, как Рицка расправляет мою рубашку, накинув ее поверх своей футболки. Если он и, правда, собрался сделать то, о чем я думаю, то…
Стащив с себя одеяло, он укрывает им мои плечи, затем устраивается на коленях, поджав ноги. Повернувшись, деловито поправляет плед, чтобы он укутывал нас обоих. Словно котенок, сворачивается уютным мягким калачиком, прижимаясь щекой к основанию шеи.
- Так ведь лучше, верно? И теплее…
- Да, - осторожно вздохнув, прикрываю глаза, - так лучше.
Все как я и думал. Рицка даже не догадывается, каким испытаниям подвергает меня иногда. Насколько волнует его близость. Толкает на опрометчивые поступки и кружит голову. Вот и сейчас… Соприкосновение тел… Теплая упругость его кожи… Лучше не думать… Рицка, конечно, еще очень юн, чтобы брать в расчет подобные вещи, но… Что же он делает со мной?...
- Соби… я все размышляю о том, что случилось там… с Кио…
Рицка плотнее запахивает одеяло, беспокойно мнет края в руках.
- Не знаю, что на меня нашло. Я не должен был кричать на него.
Как за спасательный круг хватаюсь за возможность поговорить.
- Вряд ли он придал этому такое уж большое значение.
- Ты так думаешь? – Рицка недоверчиво косится на меня. - Я же видел выражение его лица. Он выглядел обиженным.
- Ну, Кио вообще очень эмоционален, - слегка улыбаюсь, - к тому же мы все, и я в том числе, были немного не в себе в тот момент. Мне показалось… - задумчиво гляжу на непроницаемую завесу дождя поверх макушки Рицки, - на какой-то миг мне показалось, что вот-вот случится чудо.
Рицка резко выпрямляется. Впивается взглядом в мое лицо.
- Чудо?- он бессознательно касается рукой своей шеи, в том самом месте, где мое имя скрывают бинты.
Верно. Именно об этом я и думал тогда. И, по-видимому, не только я один.
- Это невозможно, Рицка,- с трудом выдавливаю из себя слабую улыбку, хотя в груди что-то надламывается, при виде того, как от этих слов тускнеет и становится все более мрачным его взгляд.
Рицка отворачивается. Смотрит на пляшущие в полуметре от него огненные язычки костра.
- Невозможно? Почему?
Прикрываю глаза. Как объяснить тринадцатилетнему существу, что не все в мире подвластно нашим желаниям?
- Имена, Рицка. Они у нас разные. Хотим мы того или нет.
- По-твоему ничего нельзя сделать? – его голос едва различим. - Мы ведь прошли через столь многое вместе. Наша Связь – настоящая. Я знаю это. Неужели недостаточно, чтобы…
Рицка недоговаривает, но и так понятно, что он хотел сказать. Запрокидываю голову, брызги отскакивающих от гранитных плит капель едва ощутимо касаются лица.
- Наша Связь – это то, что мы создали сами. А имена Стражам предназначаются свыше. Приняв свое, я дал клятву…- на мгновение прерываюсь. Горький спазм пережимает горло, - клятву верности Сеймею. Я не могу переступить через это.
- А я!? – Рицка вскидывается, в глазах на мгновение мелькает злость и отчаяние. - Как быть со мной?!
Кажется, он едва сдерживается, чтобы не оттолкнуть меня и не вскочить на ноги. Обхватываю его руками, предупреждая этот порыв.
- Рицка…
- Нет, ты объясни мне!- он сверкает глазами и в голосе на мгновенье проступают слезы. - Если ты поклялся в верности Сеймею, то каким боком здесь я?!
Он встряхивает головой, отчаянно стискивая кулаки.
- Кто я, по-твоему?!
- Мой Агнец… - беспомощно выдыхаю, ощущая, насколько нелепо это звучит на фоне всего остального. Но что еще я могу ему ответить? – Я люблю тебя, Рицка.
Еще более неуместные слова. Он горько усмехается.
- Но чтобы у нас было единое имя, одной любви недостаточно, да?
Это звучит как упрек. По сути, сказанное им и является. Узы - самая большая драгоценность, что только может существовать для Бойца и Жертвы, но нам, чтобы мы ни делали, не замкнуть эту цепь до конца. Имя Сеймея на моей груди навсегда останется препятствием. Я это понимаю. И Рицка осознает тоже. Но мне всегда казалось, что он слишком далек от всех этих вещей, чтобы придавать им значение. Что ему неважно, каково происхождение нашей связи, главное, что она существует. Но вдруг я ошибался? Я мог бы догадаться, что когда-нибудь того, что есть, будет уже недостаточно, если не для меня, то хотя бы для него. Мог бы предвидеть это, когда мы объединились в первый раз, рисуя вместе. Вкусив малой доли того упоения, которое дарит Связь, так сложно не желать ощутить его целиком. И Рицка хотел бы создать со мной такой союз. Я мог бы быть счастлив при одной этой мысли, но ощущаю лишь беспомощность и отчаяние оттого, что общее Имя – одна из немногих вещей, которых я никогда смог бы ему дать. Это не в моей власти. Моя судьба определяется именем другого человека, и Рицка не в силах просто забыть об этом.
- Не можешь простить мне, так?
Он вскидывает голову.
- Ты о чем?
Мне хочется сжать веки настолько сильно, чтобы стало больно глазам. Но я остаюсь сидеть, выпрямившись, глядя перед собой.
- Не можешь простить, что я принадлежал Сеймею, я правильно понял?
Он отводит глаза.
- Я не знаю, - смотрит в сторону и от тоски в его взгляде все сжимается внутри.
- Сеймей отдал мне тебя будто вещь. Распорядился твоей жизнью, словно кубики складывал. Определил, с кем тебе быть и что тебе чувствовать. Это неправильно, Соби. Я тогда так думал и думаю сейчас. Он не должен был так поступать.
Тихонько выдыхаю, не заметив, что на несколько секунд задержал дыхание. Рицка не ответил на мой вопрос. Или ответил? Он, похоже, даже не понял, о чем я спрашиваю. Но может оно и к лучшему. Если подобные чувства чужды ему настолько, что он не осознает, что тут могла бы скрываться немалая проблема, то я тем более не стану заострять на этом внимание.
- И что же? Ты сожалеешь? Или, может быть, до сих пор сомневаешься моей искренности?
- Нет! – он порывисто вскидывает голову и тут же отворачивается, словно не может вынести соприкосновения наших взглядов.
- Просто… Смотри, как получается. Сеймей приказал тебе стать моим Стражем. Любить меня… Ты неплохо справляешься, Соби…- горестная усмешка сглаживает грубоватую прямолинейность последних слов. Молчу, поглаживая его по волосам. Я не имею права обижаться. Ему сейчас хуже чем мне.
- Тогда что тебя смущает?
Он поднимает взгляд, снова опускает его и завершает, наконец, свою мысль.
- Понимаешь, из-за этого приказа любые твои поступки и даже чувства оказываются его следствием. Кем бы мы ни стали друг для друга, как бы ни действовали, чтобы остаться вместе, это неизбежно совпадает с указаниями Сеймея и автоматически воплощает их. Поэтому они остаются превыше всего для тебя. Точнее не так. Ты сам в своем сознании не можешь отделить собственных желаний от этого приказа и продолжаешь думать, что выполняешь его. Ты по этой причине не хочешь даже попытаться поискать способ, как сделать общими наши имена? Просто помыслить об этом не можешь, так, Соби? Даже захоти ты, у тебя бы не получилось. Своим последним приказом Сеймей сковал тебя, а не освободил.
Сжимаю веки, пытаясь унять щемящую боль в сердце. Значит, я все-таки был прав. Его это мучает. Но он понимает все иначе, чем я предполагал. Я думал, это ревность, но это оказалось нечто иное. Жажда обретения собственного пути для нас обоих. Рицка не хочет принять существующее положение вещей и не принимает. Не понимает, что я не в праве что-либо изменить. Я сотворен для того, чтобы быть вещью. Чтобы принадлежать. А он продолжает думать обо мне, как о равном себе человеке, свободном в своем выборе. Такое отношение делает Рицку исключительным с любой точки зрения, но оно же причиняет боль нам обоим.
- Посмотри на это иначе, Рицка. Если бы не приказ Сеймея, меня бы сейчас вообще не было в живых.
- Что?! – его глаза расширяются, мне кажется, в них мелькает откровенные ужас. - Но… почему?!
- Когда я говорил, что этот мир не нужен мне без тебя, я не лгал. Боец не может существовать, потеряв Жертву. Так что, можно сказать, что своим приказом твой брат сохранил мне жизнь.
Рицка дергается от этих слов, наклоняется вперед, так, словно у него на мгновение перехватило дыхание.
- Я… - он с усилием сглатывает, - не подумал об этом...
- Догадываюсь, - осторожно убираю с его лица, приставшие к щекам пряди, - и поэтому несмотря ни на что моя жизнь целиком принадлежит тебе. Ты – мой Повелитель, Рицка. Без тебя меня просто не станет.
Вскинув потерянный, пораженный взгляд, Рицка коротко вздыхает и порывисто обнимает меня. Обхватывает руками плечи, а по телу пробегает тихая дрожь. С тревогой смотрю на него сверху вниз. Может, мне не следовало говорить об этом? Похоже, я перестарался.
- Рицка…
- Все в порядке,- он тихонько всхлипывает, прижимаясь крепче, - я просто…никогда не думал, что моя жизнь может быть чем-то настолько ценным, - он издает горький болезненный смешок и зарывается лицом мне в плечо, мелко встряхивая головой, - она такая нелепая, бесполезная и такая важная, просто поверить не могу…
Застываю, чувствуя, что мне становится трудно дышать. Мысль струится дальше, разматывая в обратную сторону спираль его логики. Так просто… Он сказал это так просто. Значимость его и моей жизни несопоставима, но я впервые так остро ощущаю, как сильно дорог ему.
Прикрываю глаза, сердце готово предать меня и раскрошить в осколки грудную клетку. «Она такая нелепая, бесполезная и такая важная…» - сказал он.
Увидеть ценность собственной жизни в том, что, благодаря ей, существую я, - на такое способен только Рицка.
Обхватываю его губы, ласкаю их, врываюсь внутрь, жадно исследуя его рот кончиком языка. Я, наверное, обезумел, если делаю это, но сознание отказывается соотносить мои действия с возрастом Рицки. Оно плывет и тонет в каскадах чувств.
Рицка…
Рука зарывается в его волосы, запрокидывает голову, я едва понимаю, что творю. Ладонь срывается с плеча, скользит ниже, пробегаясь по телу, вбирая невероятные нежные ощущения от прикосновений к его коже.
Рицка…
Он дрожит, но прижимается крепче, так что я едва способен дышать. Обхватывает меня за шею, приподнимаясь на коленях, пытаясь дотянуться, сделать близость максимальной. Эта жажда сжигает нас обоих. Помогаю ему. Обхватив бедра, усаживаю верхом, прижимаю к себе настолько крепко, как это вообще возможно.
Он рвано вздыхает, но не пытается освободиться. Грудная клетка тяжело вздымается, взволнованный трепет сердца я чувствую руками и кожей. Ищу губы Рицки, нахожу и вновь завладеваю ими, проваливаясь в пропасть поцелуя. И Рицка отвечает, позволяет мне быть жадным, несдержанным, почти безжалостным, распаляясь, пропадая, падая в бездну желания…
Мои ладони знают наизусть рельеф его тела: каждый выступ, каждую впадинку. Пока я выхаживал Рицку, это знание впиталось в мою кровь. Едва различимые бугорки позвонков, треугольники худых лопаток, выемка под волосами и плавные изгибы плеч,- мои руки помнят их, и я хотел бы изучать их губами, как сейчас ласкаю ладонями и подушечками пальцев.
Невозможно отказаться. Невозможно не желать Рицку, теряя остатки сдержанности и здравого смысла. Впервые я настолько близок к тому, чтобы утратить его совсем.
Почему Рицка не отодвигается? Почему не останавливает меня? Почему позволяет моим губам блуждать по его шее, огибая подбородок и окружности ушных раковин, продолжая эту сладкую пытку? Гладкий шелк его кожи, умопомрачительный аромат волос, пропахших дождем и ветром... Руки струятся по телу, а губы… ласкают безудержно и бесконтрольно, сокрушая все тщательно возводимые в сознании барьеры. Я одержим и безнадежно безумен. Сжимая в объятиях хрупкое тело Рицки, заглядывая в его раскрасневшееся лицо, задыхаюсь от желания. Страсть, моя невыносимая жажда, вспыхивает, облизывая огненными языками низ живота, ядовитым лавовым потоком разносится по венам. Еще немного и я забудусь совсем…
Рицка….
Его руки несмело, но крепко сжимаются на моих плечах. Он льнет ко мне, запрокидывает голову; сомкнутые ресницы дрожат. Глубоко и часто дышит раскрытым ртом, заставляя меня возвращаться к нему, мять губы, неистовствуя в своем безумии….
Боги…
Дайте мне силы оторваться от него сейчас…
Потому что сам я не могу…
Мне не хватает воли…
Если я сейчас не остановлюсь, то совершу нечто недопустимое… Рицка…
Вырываясь из глубины поцелуя, он хватает ртом воздух и едва слышно произносит мое имя, лаская голосом каждый звук: «Соби…»
Ощутив, как неудержимый бунтующий гейзер затопляет тело, спихиваю Рицку с коленей, на сумку. Взвиваюсь на ноги, отбросив одеяло. Прянув в сторону, пошатнувшись, опираюсь руками об покатую опору моста, роняя вниз голову. Меня бьет дрожь, бедра скручивает винтом. Тяжелое, сдавленное дыхание выплескивается из легких, перекрывая шум дождя.
Сжав веки, кусаю изо всех сил нижнюю губу, пытаясь болью утихомирить беснующееся тело.
Проклятье…
Этого не должно было случиться, я не должен был допустить…
Металлический привкус во рту отрезвляет. Меня бросает в озноб при мысли о совершенной ошибке.
Все это ужасно выглядит.
Рицка мне не простит.
Из-за моей спины не слышно ни звука, но я чувствую на себе его взгляд. Не смотри на меня, Рицка. Прошу тебя, не смотри.
Он вздыхает. Очень тихо, так что в поглотившем всю вселенную ропоте ливня, я едва различаю этот звук.
- Дождь вот-вот закончится. Нам пора, Соби.
Поворачиваю голову, сквозь свесившиеся на лицо пряди бросая взгляд на стоящую в полуметре от меня сплошную стену воды. Ливень в разгаре. И не думает останавливаться. Выходить наружу было бы чистым безумием.
За спиной слышу шуршание и звуки шагов. Рицка поднимается. Сбрасывает носком ботинка в бурлящий на дне оврага поток остатки костра. Свернув одеяло, укладывает его в пакет. Завязывает на совесть, чтобы не промокло, и убирает в сумку. Пропихивает взлохмаченную голову в ворот мокрой футболки. Взяв мою влажную рубашку, накидывает мне на плечи.
- Идем.
Забрасывает на плечо мой тубус с работами. Сжав в руке сумку, стоит у края арки моста, рядом со светящимися, низвергающимися вниз пенными дождевыми полосами.
Киваю. Пропускаю руки в рукава рубашки, застегиваю пуговицы и манжеты. Совершенно бесполезное занятие в текущих обстоятельствах, но мне нужно еще хоть немного времени, чтобы взять себя в руки. Через несколько минут мое тело начнет наказывать меня за безрассудство. Но это ничего. Физическая боль есть нечто, с чем я уже научился справляться давно. Куда сложнее совладать сейчас с кое-чем другим. Со стыдом, например.
Повернувшись, не раздумывая, ныряю под дождь. Он настолько плотный, что погружение в него почти не отличается от падения в струи водопада. Тяжелые, жалящие капли сплошным жгучим прессом барабанят по плечам и голове. В два прыжка взлетаю наверх, на край оврага. Поворачиваюсь, как раз, чтобы поймать мелькнувшую в воздухе сумку. Уперевшись подошвой в покрытый примятой дождем травой отвесный склон, Рицка поднимает взгляд наверх, смаргивая струящиеся по лицу, мешающие зрению дорожки воды. Протягивает руку, чтобы я помог ему вылезти.
Он, конечно, маленький и проворный, но самому ему не подняться ко мне. Сбегающие вниз мутные потоки делают склон оврага невероятно скользким. Так что это необходимость.
Опустившись в булькающую грязь на одно колено, наклонившись, крепко обхватываю его мокрое запястье. Рицка тверже впечатывает ногу в неверную поверхность, отталкивается. Подтянувшись, обхватывает второй рукой мой локоть, и, быстро перебирая съезжающими вниз ботинками, поднимается наверх. Откидываюсь назад, мне приходится налечь всем своим весом, чтобы Рицка не утянул меня обратно в овраг.
Наконец, он взбирается на край, хватаясь за мои плечи, невольно оглядывается назад, успокаивая дыхание. Не давая себе отдыха, сразу поднимается на ноги.
- Идем, Соби, - повторяет он, нервным жестом откидывая с лица пряди волос, по которым струится вниз вода, - чем скорее доберемся до станции, тем меньше шансов простудиться.
Дальше мы шли пешком. Уже не бежали, поскольку в этом не было никакого смысла. Мы вымокли настолько, что одежда, пропитавшись до отказа водой, тянула к земле, прилипала к телу, заставляя трястись и клацать зубами от холода. Да, было чертовски холодно, так что на мгновение я даже пожалел, что принял решение раньше времени вылезти из нашего укрытия. Но каждый раз, бросая взгляд сквозь рожденный ливнем серебряный туман на опустошенное лицо Соби, понимал, что так было нужно. Нам нельзя было там оставаться.
До станции мы добрались уже через десять минут, но к тому моменту на мне не осталось живого места. Дождь исхлестал голову, Ушки и плечи так, что они даже начали неметь.
Упав на скамейку под козырьком станции, я выжимал на себе одежду, а Соби отправился куда-то вглубь вытянутого, похожего на пустой стеклянный короб, помещения к расписаниям, кассам и автоматам с напитками. Через минуту вернулся, держа в руках два дымящихся стаканчика. Ему кофе, мне - горячий шоколад. Правильно. То, что нужно.
Благодарно кивнув, вцепляюсь продрогшими, негнущимися пальцами в теплые бока стаканчика, припадаю к нему. Морщусь, обжигаясь. Черт. Горячий какой. Или это я сам просто слишком сильно промерз изнутри? Глотая целительно жгучий, словно перец, напиток, чувствую, как по жилкам струится тепло. Уже лучше. Глядишь, отделаюсь насморком.
Бросив косой взгляд на Соби, замечаю, что он не пьет. Только держит свой стаканчик в руках, глядя перед собой на плотный навес дождя, почти заслонивший от нас противоположную сторону станции и лес за ней.
- Соби, - окликаю его, привлекая внимание, - пей.
Утыкаюсь носом в свой быстро стынущий шоколад.
- Это приказ.
Он медлит мгновение, затем отрывисто подносит бумажный стаканчик с кофе к губам и выпивает чуть ли не залпом. Осторожно наблюдаю за ним, затем, отобрав пустую, бесполезную тару, выкидываю в стоящий у скамейки металлический мусорный контейнер.
- Когда поезд?
- Через пятнадцать минут.
Киваю.
- Хорошо.
Могло быть и хуже. Несмотря на то, что храмовый комплекс возле Никко является довольно значимым туристическим объектом, поезда сюда ходят нечасто. Мы могли застрять на станции часа на два, а то и больше.
Кошусь на Соби из-под сомкнутых ресниц. Хочется придвинуться к нему ближе, прислониться, чтобы его рука непринужденно оплела мои плечи и сжала их. Хочется. А нельзя. Я не уверен, что это вообще было бы разумным поступком - касаться его сейчас. Я впервые чувствую себя настолько растерянным. Впервые с того момента, как понял, что творится с Соби. Постиг яркой вспышкой, пока сидел, в изумлении глядя ему в спину тогда, под мостом. На сведенные, вздрагивающие плечи и наряженные пальцы, впившиеся в неровные бревна. Я идиот, что и говорить. Вечно до меня все доходит с опозданием.
Поджав ноги, забираю их на скамейку, и, обхватив руками, упираюсь подошвами в серебристый металл сиденья. Плевать, что это нехорошо, - сидеть так. Платформа пуста, некому делать мне замечания. Ну не Соби же…
Вздыхаю, уронив подбородок на колени. Хотя может быть я и не идиот. Просто не Взрослый еще, и мои Ушки тому свидетельством. Не приходилось раньше думать о таких вещах. Я в основном пытался понять, что происходит со мной, и не задумывался о том, что может чувствовать Соби. Те, у кого нет уже Ушей, если любят кого-то, то совершенно очевидно нуждаются в чем-то еще, и разумом я понимаю в чем именно, но… Зарываюсь лицом в колени. Соби и так на меня не смотрит, можно краснеть в свое удовольствие. Не то, чтобы я впрямь его ощущал. Меня все это жутко смущает. Одна мысль, что Соби может испытывать какие-то… какое-то… это самое что-то в отношении меня, выводит из состояния равновесия и заставляет землю слегка покачиваться под ногами. Отчасти оттого, что я понятия не имею, что мне делать, отчасти оттого, насколько это все усложняет. Одно очевидно, поговорить с ним на эту тему было бы грандиозной ошибкой. Подобная мысль посетила меня, когда мы шли сюда. Я все раздумывал, как успокоить Соби, как дать ему понять, что все хорошо, что я не сержусь, но у меня словно язык присох к нёбу. И теперь я догадываюсь почему. Может, и не понимаю до конца, но глубоко внутри чувствую, что хрупкое равновесие, в котором пребывали до сих пор наши отношения, балансирует на грани, скользит по лезвию ножа. Что будет, если я только заикнусь о своих догадках? Даже если придумаю, что сказать. Первое, наверняка, ему будет неловко: раз скрывал, значит не хочет, чтобы я обнаружил. Второе, он попытается не допустить повторений. А в его случае, это может значить что угодно, вплоть до лимита на поцелуи и прикосновения, насколько это возможно с учетом поддержания Связи. Ничто из перечисленного меня не устраивает. Не хочу, чтобы он начал продумывать каждый свой шаг, размышляя, что он может, а что не может позволить себе сделать. В последнее время наше общение стало настолько теплым и естественным, я не хочу ничего менять. Помню, за пару дней до поединка с Зеро, я обнаружил способ, как незаметно красть у Соби поцелуи. Когда он рисует, сидя на коленях на полу, полностью ушедший в работу, погруженный в себя, можно тихонько подойти к нему, наклониться через плечо, и он слегка повернет голову, потянется в сторону, позволяя мне мягко коснуться его губ. При этом он совершенно не отрывается мысленно от своего занятия, даже не отводит глаз от холста. Эта непринужденность, бессознательная близость в ласках и объятиях – удивительное чувство, я не хочу его терять. Но совершенно не представляю, как удержать, учитывая обстоятельства. Соби сидит рядом, неприступный, словно ледяная скульптура. Лицо непроницаемое, но я абсолютно точно знаю, что Соби очень плохо сейчас. Возможно, он думает, что все испортил. И я понятия не имею, как его в этом разубедить, не выдав своего знания. Если и бывают моменты, когда слова становятся опасными, разрушительными как кислота, то это одно из них.
Подходит поезд. С тихим монотонным стуком пересчитывая колесами соединения рельсов, он плавно замедляет ход. Подхватив со скамейки свои вещи, мы устремляемся навстречу раскрывшимся дверям. Пробежав сквозь прослойку из дождевых струй, стекающих с козырька станции, запрыгиваем в вагон.
Вытягиваю шею в поисках свободных мест. Заприметив пустую скамейку в середине, пробираюсь туда, зная, что Соби последует за мной. Шлепаюсь на сиденье, с неудовольствием ощущая, как мокрые джинсы липнут к ногам. Жуть какая-то.
Наклонившись, раскрываю сумку и вытаскиваю оттуда влажный пакет. Надеюсь, сырость не добралась до одеяла. Стаскиваю раскисшие кроссовки вместе с носками и заталкиваю их пяткой под скамейку. Следом стягиваю футболку, жалея, что это все, что я могу снять с себя сейчас. Забравшись с ногами на сиденье, как в кокон заворачиваюсь в плед, укрывшись с головой, не обращая внимания на косые взгляды остальных пассажиров. Я мокрый, злой на все на свете, и мне начхать, кто что на мой счет подумает. Единственный человек, чье состояние и мнение волнуют меня сейчас,- это Соби. Мне отчаянно хочется заговорить с ним. Если б я еще знал о чем. Предлагать поделиться пледом было бы… глупо.
- Тебе не холодно?
Он едва заметно качает головой. Смотрит в окно напротив, на струящиеся по стеклу и срывающиеся назад косые полосы дождя.
- День получился несколько испорченным.
Бросаю на него быстрый взгляд. Будь я проклят, если он имеет в виду дождь.
- Мне понравилось, - безразлично пожимаю плечами.
- Экскурсия удалась?
Прикрываю глаза. Чтоб тебя, Соби. Не вкладывай другой смысл в мои слова. Не делай вид, что ты меня не понял.
- Храмы очень красивые, но гид так скучно про них рассказывал, что ребята просто засыпали на ходу. Кое-кто зевал даже.
Заканчиваю фразу, искоса наблюдая за ним. Не блеснет ли в глазах хоть тень улыбки? Ну, пожалуйста, Соби. Дай мне знать, что с тобой все хорошо.
Не дождавшись ответной реакции, решаюсь.
- Что мне понравилось больше всего - это наши посиделки под мостом. Надо будет повторить как-нибудь.
Соби едва заметно вздрагивает. Губы чуть дергаются, словно моя фраза застала его врасплох. Но он продолжает сидеть, неестественно спокойно глядя перед собой.
- Боюсь, Рицка, нам будет сложно воссоздать декорации, - произносит он, наконец, нейтральным тоном.
- Отчего же, - усмехаюсь с какой-то веселой злостью в душе. Я заставлю тебя прийти в себя, Соби, - в парке возле моего дома как раз есть подходящая канава и мостик, осталось только дождаться по-настоящему мерзкой погоды.
Соби поворачивается в мою сторону. Внимательно всматривается в глаза. С трудом выдерживаю этот взгляд. Главное не покраснеть, не смутиться, не выдать… Не дать ему понять. Не дать ему понять! Не дать понять!
Его губы трогает мимолетная улыбка, которая заставляет все внутри сжаться от облегчения.
- В городских парках нельзя разводить костры...
Взгляд Соби неуклонно оттаивает, я прямо вижу, как на дне глаз вздрагивает мысль. «Рицка – еще маленький, он ничего не понял».
Невесело усмехаюсь про себя. Впервые мой возраст ощущается как преимущество. Оказывается, иногда неплохо быть тринадцатилетним.
- Значит, я возьму с собой фонарик и грелку.
Эти слова вызывают долгожданный всплеск эмоций. Брови Соби изгибаются в мрачном веселье. Он обращает на меня насмешливо-страдальческий взгляд, в котором отражается бездна убийственной иронии. Обняв рукой плечи, Соби со вздохом притягивает меня к себе, плотно сомкнув веки, касаясь щекой виска.
Однако мне предстоит хорошенько подумать над всем этим. Прежде я так настойчиво гнал от себя подобные мысли и вдруг узнал нечто, о чем, как Соби сейчас полагает, даже подозревать не должен. И сколько же мне предстоит делать вид, что я не в курсе? И надолго ли меня хватит? Мне явно недостает невозмутимости Соби, рано или поздно я проколюсь. Вдобавок, как это согласовывается с тем фактом, что я несу ответственность за него? Как вообще с такими вещами разбираться? Явно не по возрасту задачка.
Невольно встряхиваю головой. Я уже запутался. Совершенно запутался. Заблудился в собственных вопросах. А все потому, что я собственник, бесконтрольный эгоист и слепец к тому же. Я так усердствовал в своих попытках приблизиться к Соби. Так жаждал укрепить нашу связь и стать с ним единым целым. Приходится признать, что желание полностью обладать им с ума меня сводит. Заставляет совершать безумные поступки и служит источником неожиданных открытий. Как многое становится ясным теперь. И его странное поведение иногда. И эти взгляды… Упорство в намерении спать на футоне, пока я гостил у него. Понимание свалилось на меня как снег на голову. Я оказался не готов. Совсем не готов… Так значит Соби… меня… Вздыхаю. Вот что я за создание такое. Даже в собственных мыслях произнести это слово не могу.
Стянув с макушки одеяло, повернув голову, кошусь на Соби. Он сидит, откинувшись на спинку сиденья, закрыв глаза, а рука все еще покоится на моем плече. Он кажется усталым, совершенно вымотанным, но от этого не менее красивым.
Отвожу взгляд. Да-а… Проблема. Хотя, если подумать, то, чего я хотел? Соби ведь Взрослый. И он любит меня. Все условия налицо…
Невесело повожу ушами. Даже слишком налицо. Настолько, что мне слегка не по себе. До этого всё в наших отношениях казалось мне предельно ясным. Сейчас же я ощущаю себя так, словно, открыв привычную дверь, обнаружил за ней вход в другую вселенную, огромную, непонятную. И я топчусь на пороге, не зная, как быть: захлопнуть дверь или войти. А хочется?
Прикрываю глаза. Брожения в душе отдаются щекоткой в районе живота.
Не могу сказать. Мне трудно судить об этом. С одной стороны подобная мысль невероятно, просто болезненно притягательна. А с другой - это так страшно. Страшно, потому должно неизбежно привести к неизвестным мне изменениям, природу которых я еще не способен постичь.
Я знаю только одно. Я верю Соби. Это совершенно иррациональное, не поддающееся какой-либо логике ощущение. Если я буду падать – Соби поймает. Если заблужусь – найдет. Он никогда не позволит, чтобы со мной случилось что-то плохое или неправильное. Мне иногда кажется, что Соби беспокоится за меня даже больше, чем следует.
Каждый раз я вверяю ему свою жизнь в Поединках. Фактически я уже отдал наше будущее в его руки. Я верю в Соби больше, чем в самого себя. Больше, чем в кого-либо на свете. Совершенно сумасшедшее чувство. Но этого не изменить. Что бы Соби ни сделал, и насколько бы далеко все ни зашло, я не откажусь от него. Уж это-то я знаю абсолютно точно.
Я останусь с ним.
До конца.