Chapter VIII Walls less
Узы.Chapter VIII Walls less
Узы.
Рицка.
Пальцы аккуратно удерживают за ручку крохотную чашечку, от которой исходит непривычный горьковатый аромат. Чуть приподняв над полом, слегка взмахиваю над ней рукой, посылая светлый вьющейся спиралью дымок к изголовью футона. Ну если и это не разбудит Соби, то я уж не знаю, что еще сделать. По крайней мере трясти его за плечо и звать по имени я уже пробовал. Эффект нулевой. Интересно, он всегда так долго спит по воскресеньям? Только вчера приехал жить к нему и уже узнал о нем столько занимательных подробностей.
Устроившись рядом на полу, склонив голову на бок, с насмешливой улыбкой гляжу на Соби.
Как крепко спит. Ну загляденье прямо. А еще расписывал мне как-то насколько чуток сон Стража. Чуток. Сразу видно. Я уже все утро фланирую мимо него туда-сюда, хоть бы бровью повел. Приближаю чашечку к самому лицу. Ну просыпайся же! Я вон до того докатился, что твой любимый кофе тебе сварил! Хватит спать, Соби!!
Вздрогнув, он слегка втягивает носом воздух. О. Подействовало. Ну, наконец-то.
Он слегка приподнимает голову от подушки, протирая ладонью глаза.
- Рицка?
Хмыкаю:
- С добрым утром. Хотя «утро» – это громко сказано.
Его глаза чуть расширяются в удивлении, он резко садится на футоне, бросая быстрый взгляд в окно.
- Рицка, сколько времени?
- Полдень, - информирую я его, вручая в руки чашку, - держи, соня.
Он застывает, словно не может поверить, что столько проспал. Затем опускает взгляд.
- Что это?- Брови в удивлении приподнимаются. - Кофе?
- Ага, - довольно ухмыляюсь. Не так то часто можно увидеть Соби таким забавно-растерянным, - заварной, как ты любишь.
- Вот как. Спасибо, Рицка, - прикрыв глаза, он крепко обнимает чашечку руками, приближает к носу, вдыхая запах.
- Очень необычный поступок с твоей стороны. Не стоило…
С мрачным ехидством развожу руками.
- А что было делать? Я уже все перепробовал.
- Ну,- он улыбается, склоняя голову на бок, - ты мог просто приказать мне проснуться.
Вскидываю брови. Действительно. Как-то я упустил из виду такую возможность. Но… Так даже лучше. Соби, сидящий на футоне в пижаме и с чашкой кофе в руках, это то еще зрелище. Достойное того, чтобы запечатлеть это на мой фотоаппарат. Кстати, где он? Поднимаюсь, шлепая к шкафу. Ни за что не упущу такой шанс. Кажется, пока я живу здесь, у меня есть возможность собрать на Соби изрядный компромат. Вот прямо сейчас и начну.
Возвращаюсь, нажимая на включение. Маленький объектив слегка выезжает вперед. Отличное будет воспоминание. Наставляю фотоаппарат на Соби, выжидая момента, когда он поднесет чашечку с кофе ко рту и сделает глоток.
Соби отпивает слегка из чашки, глаза его расширяются в изумлении. Фотоаппарат щелкает. Ой. Гляжу на получившийся кадр. Как-то Соби странно выглядит. Как будто вместо кофе пьет… мм…затрудняюсь сказать что.
- Рицка, можно тебя спросить? - мягкий, вкрадчивый голос Соби отвлекает меня от вдумчивого изучения картинки.
- Да?
- Скажи, ты, когда варил кофе,… сколько ложек ты туда положил?
- Ну-у, - пытаюсь вспомнить, - семь, кажется. Я знаю, ты любишь крепкий.
- А,- слегка улыбнувшись, он делает еще один глоток, прикрыв глаза, - понятно. Теперь я точно проснулся.
Смотрю на него, брови слегка вздрагивают. Я что-ли перестарался? С виду он абсолютно спокоен, но…
- Соби, что… невкусный кофе?
- Нет, что ты, - он поднимает на меня невозмутимый взгляд, - просто замечательный.
- Врешь, - мрачно выдыхаю я, поникая ушками, - я же вижу, тебе не нравится.
- Напротив, - он качает головой, делая еще один глоток, - очень нравится.
Подхожу и требовательно протягиваю руку.
- Дай ее мне.
Его брови слегка сходятся.
- Рицка, ты же не пьешь кофе.
Упрямо встряхиваю головой.
- Не спорь, Соби! Дай сюда чашку.
Он слегка вздыхает и возвращает мне крошечный сосуд.
Подношу к носу. Пахнет вроде нормально. Ну немного сильнее чем обычно, но…. Зажмурившись, наклоняюсь над чашкой. Соби меняется в лице и вскидывает руку.
- Рицка, стой!
Поздно. Я уже отпил. Совсем чуть-чуть, буквально микроскопический глоток. Но язык скручивает горечью так, что я едва не подскакиваю на месте. Во рту аж печет, а в глазах выступают слезы.
- Рицка…- виновато выдыхает Соби.
Отмахиваюсь от него рукой, перепрыгиваю через футон, и, добежав до кухонного стола, утыкаюсь лицом в раковину, яростно отплевываясь.
Слышу за спиной тяжелый, сокрушенный вздох.
Поспешно наливаю себе полный стакан чистой воды из стоящего на столе графина и начинаю полоскать рот. После третьего раза, кошмарные ощущения во рту несколько утихомириваются. Перевожу дух, смаргивая слезы. Я едва попробовал, а Соби полчашки выпил. Вот ужас-то.
Наполнив водой другой стакан, возвращаюсь. Протягиваю его Соби.
- Возьми. И не говори даже, что все в порядке, и что тебе не надо.
Он слегка усмехается.
- Хорошо. Не буду.
Берет предложенную воду и выпивает ее чуть ли не залпом.
Обреченно наблюдаю за процессом. Вот тебе и «С добрым утром, Соби…»
-Можно тебя попросить?
Оторвавшись, наконец, от стакана, он удивленно поднимает взгляд.
- Конечно, Рицка. О чем угодно.
Мрачно тыкаю пальцем в стоящую на кухонном столе чашку.
- Если я еще хоть раз приготовлю тебе какую-нибудь гадость на подобие этой, пожалуйста, не пей. Или не ешь. И уж тем более не ври, что тебе нравится. Договорились?
Он улыбается, слегка склоняя голову.
- Хорошо. Я понял, Рицка. Спасибо.
***
Так потекли мои дни у Соби. Это было очень странное ощущение. Если до этого я был в его доме гостем, то теперь эта грань, непреодолимым препятствием отгораживавшая меня от его маленького мира, стала стираться, трансформируясь во что-то иное. Словно пространство, доступное мне теперь, стало шире. Теперь мой тюбик с пастой и зубная щетка перекочевали на полочку под умывальником в отведенной для ванны зоне, и, вытирая лицо полотенцем, я смотрелся не в свое зеркало, а в его. Мои вещи и книги аккуратными стопками лежали в его шкафу. Открывая утром глаза, я видел не беленый потолок своей комнаты, а покатый деревянный с широкими выступающими перекрытиями. Освещение, запахи, звуки, доносящиеся с улицы - все было совершенно иным, и я понял насколько, только когда погрузился с головой в эту атмосферу, приняв ее как нечто, что я отныне, пусть и на время, но тоже могу считать своим.
Я опасался, что стесню Соби своим присутствием, и поэтому поразился тому, как легко он принял меня, сделав частью своей внутренней жизни. В те дни я мог наблюдать Соби в самых разных ситуациях. Мог видеть какой он дома. Как он готовит еду, легко скользя вдоль кухонного стола, наводит в своей маленькой квартире порядок или вместе со мной отправляется за покупками, расплачиваясь наличными или кредитными картами. Конечно, мне и до этого доводилось наблюдать, как он готовит. И тут, и гостях у Юико. Но в остальном, раньше мне казалось, что идеальная чистота в доме Соби и продукты в его холодильнике, являются неотъемлемой частью этого места, будто бы возникая сами собой. То есть естественно я так не думал, но сам процесс представлялся мне какой-то иллюзорной вещью. Я просто не мог вообразить себе Соби, занимающимся чем-то подобным. Просыпаясь, я заставал его сидящим за низким раскладным столиком с чашкой кофе в руках, просматривающим утренние газеты. А меня, как правило, уже ждал завтрак. Я мог видеть, как он причесывается, высоко собирая и подвязывая сзади длинные волосы. Как штудирует чьи-то труды по изобразительному искусству, сидя возле кровати, положив книгу на колено и делая какие-то пометки в лежащей рядом на полу тетради. Видеть как он, перекинув через плечо полотенце, идет в душ, застегивая за собой тонкую, матовую занавеску и слышать, как шумит за ней вода. Я подошел к Соби настолько близко, что от этого немного захватывало дух. Если раньше он казался мне неким нереальным существом, по чистой случайности наделенным такой же, как и у меня, плотью, то теперь я смог ощутить насколько он человек с теми же нуждами и заботами, что и у меня самого. Я и не думал, что это может быть для меня открытием, но оно стало таковым.
Но самое главное я получил возможность наблюдать, как он рисует. Как правило, возвращаясь домой после дневных прогулок или поездок куда-нибудь, я проводил вечера за своими книгами, забираясь на его кровать, а он - создавая какое-нибудь новое творение возле окна.
Мне нравится смотреть, как Соби рисует. В этом есть своеобразная, удивительная магия. Он настолько погружается в работу, что, кажется, будто весь мир перестает существовать для него в тот момент, сменяясь другим, создаваемым его воображением. Даже его глаза в тот момент смотрят несколько иначе. В них загорается какой-то особенный огонек, взгляд становится очень мягким, а на губах появляется едва заметная улыбка, когда он стоит у мольберта или сидит на полу за низким столиком для рисования. Наблюдать за ним тайком в это время доставляет мне большое удовольствие. Меня удивляет, что для своих работ он не пользуется какими-либо фотографиями или наглядными примерами. Откуда он берет свои сюжеты? Он уже видел все это где-нибудь, или же придумывает их сам? Является ли причиной многообразия таких ярких, неповторимых мотивов его умение Бойца осознавать и воплощать форму или его талант художника, сложно сказать. Но независимо от этого насколько же поразительно сильна его память, хранящая в себе такое большое количество самых разных образов, а также способность представлять себе все это так ясно и удерживать в голове.
Я уже научился видеть разницу в его движениях, к зависимости от того, как он работает на этот раз. Когда он рисует в европейской технике, стоя у мольберта, движения его сдержаны и неторопливы. Он прикасается кистью к бумаге бережно и почти ласково, невесомыми, выверенными взмахами покрывая цветом белоснежное полотно. Когда же он работает в традиционно японской технике, сидя на полу перед низким столиком для рисования, руки его двигаются совершенно иначе. Они словно порхают над листом, опускаясь и приподнимаясь, выписывая линии и проставляя в нужных местах сложные пятна. Это просто завораживающее зрелище. Он сидит в традиционной позе на коленях, спина безупречно прямая, голова чуть склонена вниз. Кисть, удерживаемая за кончик, словно становится продолжением его пальцев. Он легко подается вперед, передавая единое движение через все тело, сквозь плечо и локоть, и иногда настолько увлекается, что кисть начинает скользить по рисовой бумаге в невероятно быстром, стремительном ритме. Мазки ложатся на плоскость листа с потрясающей точностью и сноровкой. Кисть живет в его пальцах, вальсирует, а иногда практически ударяет по поверхности, словно Соби едва сдерживает струящуюся вовне энергию, рожденную его вдохновением и страстью художника.
Когда я увидел, как он рисует, мне в голову пришла одна мысль, которая вначале показалась мне безумной, но продолжала преследовать, не уступая, настаивая на своем.
Превратившись сначала в возможность, а затем в отчаянную решимость. Осталось только подождать, когда Соби вновь встанет к мольберту, чтобы получить шанс осуществить задуманное. И, кажется, это случится уже сегодня.
***
Вечер четвертого дня моего пребывания у Соби. Я удобно устроился на его кровати на животе, покачивая в воздухе босыми ногами. Передо мной на темном покрывале лежит раскрытая книга Зигмунда Фрейда. Я взял ее в публичной библиотеке, перед тем как уйти на каникулы. Хотелось узнать, о чем он пишет. Соби, когда увидел, что я читаю, только как-то странно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Наверное, он тоже читал это когда-то.
В комнате уютно и тихо. Исходящее от стоящего возле кровати обогревателя тепло окутывает меня, так что мне не холодно даже в тонкой пижаме, в которую я сейчас одет. Соби всегда включает обогреватель заранее, чтобы температура в комнате за вечер поднялась до нужного уровня, а потом выключает, когда мы ложимся спать. Весьма разумно. По ночам тут действительно бывает довольно холодно, как я успел заметить. Соби настаивал на том, чтобы я носил тапочки, как Нацуо и Йоджи до меня, но я отказался, чем, кажется, слегка его расстроил. Я уже понял, как сделать Соби что-нибудь приятное. Нужно просто позволить ему заботиться обо мне, ему это доставляет радость. Слегка улыбаюсь. Отрадно радовать его. Но тапочки – это перебор.
Осилив до конца очередной абзац, с тихим вздохом закрываю книгу. Все-таки эти рассуждения слишком уж категоричные и однобокие. Не хватает в них чего-то. Души, например.
Осторожно повернув голову, незаметно разглядываю Соби. Он стоит возле окна вполоборота ко мне, увлеченный очередной своей работой, уйдя в нее с головой.
Деревянный мольберт перед ним похож на высокий треножник. Лист ватмана натянут на установленную на мольберте художественная рамку, представляющую собой простой деревянный каркас, покрытый сверху листом тончайшей фанеры. На удобном столике рядом стоят, выстроившись полукругом миниатюрные фарфоровые чаши, с разведенной в них в разных пропорциях тушью. Посередине лежит подставка, на которой покоятся кисти, различной толщины и формы. Высокий, закрытый по краям фото-софит на штативе стоит слева за плечом у Соби, направленный на его работу. Лампы в его доме не очень яркие и он создает себе дополнительное освещение, чтобы, как он говорит, объективно воспринимать цвет.
Окунув край широкой плоской кисти в тушечницу и сняв излишки о ее край, Соби наносит несколько штрихов на полотно листа. Рукава его любимой травянисто-зеленой туники подвязаны у локтей. Волосы забраны наверх. Пальцы левой руки, в которой он держит небольшой, выпачканный уже отрезок ткани, все в светло-серых разводах от туши. Закончив заполнять цветом какую-то область рисунка, он опускает кисть в сосуд с водой, он слегка отжимает ее к край, снимая лишнюю влагу, и вытирает почти насухо о сложенный в ладони лоскуток прежде, чем набрать на кисть другой оттенок.
Наблюдаю за ним, закусив губу. В принципе, момента лучше, чем сейчас просто не придумать. Но мне все никак не решиться. Не собраться с духом, чтобы встать и подойти к нему. И тем не менее, чем дольше я тяну с этим, тем меньше у меня остается времени, а значит не стоит больше откладывать. Надо подняться и …
Покорившись неизбежности, снимаюсь с кровати и медленно приближаюсь к Соби, засунув руки в карманы пижамных брюк, чтобы скрыть свое волнение. Правда это не так то просто сделать, меня выдает хвост. Уж больно беспокойно он вздрагивает сзади и нервно бьет по ногам, выдавая мое напряжение. Предатель.
Заметив мое приближение, Соби слегка поворачивает голову, рука с кистью останавливается.
- Ты что-то хотел, Рицка?
- Да, - опускаю глаза, разглядывая пальцы босых ног, - можно мне посмотреть, что ты рисуешь?
Кажется, он слегка удивился. Я впервые за эти дни прошу его показать работу до того, как он ее завершил.
Чуть сдвинув брови, он испытующе глядит на меня, слегка склонив голову на бок.
- Боюсь, пока здесь не на что смотреть, Рицка. Я едва начал.
- И все-таки,- поднимаю слегка напряженный взгляд, - я посмотрю?
Соби несколько мгновений молчит, обдумывая мою просьбу. Затем, осторожно вздохнув, отступает на шаг назад, делая легкий разрешающий жест кончиками пальцев.
- Конечно. Если ты хочешь…
Прислоняется спиной к стене, наблюдая за мной из-под приспущенных ресниц.
Слегка пригнувшись, проскальзываю под лампой, стараясь не запутаться ногами в проводе. Окидываю взглядом мольберт.
Соби прав, смотреть и правда пока не на что. На листе только фон из плавно перетекающих друг в друга разнотонных светлых пятен, обозначающих глубину и выступающие части будущей композиции. Сквозь них проглядывает едва различимый карандашный набросок. Лишь несколько коротких, воздушно тонких отметок, выявляющих границы расположения будущих объектов на листе. Остальное Соби как всегда держит в голове.
Оборачиваюсь, не вынимая рук из карманов, слегка покачиваясь с пятки на носок. Мне не по себе, но скрывать это не выходит..
- Я хотел бы уметь рисовать, как ты. Научи меня, Соби.
Он открывает глаза, внимательно вглядываясь в меня. Должно быть, пытается найти на моем лице положенный при таких заявлениях энтузиазм. Который там начисто отсутствует. Что поделать, если я не умею лгать.
- Боюсь, что из меня выйдет скверный учитель, - он слегка усмехается кончиками губ, - но я знаю хорошую художественную школу, если ты действительно хочешь…
- Нет, - слегка качаю головой, - это не то.
Не давая себе возможности передумать, подхожу к нему и, взяв за руку, тяну обратно к мольберту. Лицо у меня сейчас, наверное, мрачнее некуда. В сущности, то, что собираюсь сделать, даже в моей голове не совсем укладывается, а вот как на такое отреагирует Соби.
Он слегка хмурится, не понимая, что я задумал, но все же идет следом. Заставляю его вернуться на прежнее место и, нырнув под локоть, становлюсь пред ним, лицом к мольберту. Прикрыв глаза, проглотив застрявший горле от волнения комочек, обвиваю руками его запястья, положив ладони сверху на их тыльную сторону, обхватывая большим пальцем и мизинцем, так что его руки теперь словно бы становятся продолжением моих.
Делаю глубокий вдох, приготовившись…
- Рисуй, Соби.
Он слегка вздрагивает, замирая. Прикрыв глаза, отсчитываю в голове секунды, чтобы хоть немного успокоиться и перестать так нервничать.
- Рицка, зачем все это? - голос Соби осторожно сдержан. Он еще не решил, как ему следует относиться к происходящему.
- Я уже сказал. Хочу научиться...
- Таким способом? - в замешательстве он слегка усмехается.
- Да, - упрямо склоняю голову, пальцы на его запястьях слегка сжимаются,- меня устраивает этот способ.
Он молчит, размышляя над таким моим ответом. Затем слегка вздыхает, будто через силу смиряясь с этой нелепой ситуацией, порожденной моим странным «капризом». Тянется к стоящему рядом столику, где он оставил свою кисть. Длина его руки больше моей, я вынужден, поспешив следом за ним, сделать шаг в сторону, в результате его ладонь едва не промахивается мимо подставки, стронув с места и заставив глухо звякнуть, ударяясь друг о друга фарфоровые тушечницы. Он задерживает руку над столиком, чтобы не опрокинуть что-нибудь. Не проронив ни слова и вообще ничем себя не выдав, осторожно ставит крошечные чаши на место. Берет одну из них, зажав при этом кисть между безымянным пальцем и мизинцем, и аккуратно и плавно перемещает руку назад. Несмотря на то, что он старается не делать резких движений, чтобы не разлить тушь из-за наших несогласованных действий, жидкость в низкой чашечке всплескивается и вздрагивает, угрожая перелиться через край, испачкав его ладони и пол. Замерев, он дает возможность туши в чашке слегка успокоиться. Передает маленький сосуд в левую ладонь и опускает кисточку внутрь, стараясь действовать больше пальцами, и как можно меньше запястьем.
Наблюдаю за его действиями, закусив губу. Боюсь себе даже представить, что он думает обо всем этом. Вряд ли что-то лестное. Думаю, я здорово рискую сейчас, испытывая его терпение. Покушаюсь на нечто, к чему притрагиваться вообще не имею права. Эта часть жизни Соби является его собственной заповедной территорией, где никому кроме него нет места, я это знаю. Одна лишь надежда, что терпение Соби и его воспитание Стража все-таки пересилят, и он позволит мне закончить начатое.
Отжав излишки туши о край чашечки, он поднимает взгляд на работу. И делает ошибку, автоматически повторяя привычные действия. Рука с кистью взлетает вверх. Моя, конечно же, запаздывает, повисая снизу мертвым грузом. Слегка вздрогнув, Соби застывает, я же по инерции продолжаю его движение. Наши руки сталкиваются, заставив кисть вздрогнуть в воздухе. Небольшая капля срывается с кончика и падает на рисунок, превращаясь в узкий потек внизу листа.
Вижу, как пальцы Соби едва заметно сжимаются. Ну вот, началось. Стискиваю зубы, невольно морщась. Я знал, что буду ему мешать. Что наверняка испорчу его работу. Пусть он только начал ее, но ведь это не имеет значения. Из-за моего присутствия, он все равно не сможет сделать все так, как замыслил изначально. И он наверняка это понимает. Что я отвечу ему, если он сейчас скажет: «Рицка, по-моему, это неудачная идея». Мне останется только отступиться. Потому что приказывать ему сейчас я не могу. Не тот это случай.
Глядя на медленно стекающую вниз капельку, он тянется вперед, чтобы стереть ее кусочком зажатой в левой ладони ткани. Не рассчитывает движения, и моя рука, поспешив следом, только еще больше вдавливает каплю в лист, превращая в бесформенное пятно.
Слегка вздрагиваю, зажмуриваясь. Моя идея больше не кажется мне такой уж замечательной. Все это выглядит до ужаса глупо. Совершенно бессмысленно. Своими нелепыми попытками я только делаю хуже, чем есть. И разница в росте еще больше усугубляет положение. Мои руки уже начали уставать. Необходимость так высоко держать локти заставляет мышцы находиться в постоянном напряжении. Я и сам так долго не выдержу.
Соби слегка вздыхает за моей спиной. Крепче стискиваю веки, мысленно подготовившись к тому, что он сейчас попросит меня прекратить все это.
- Рицка, ты не возражаешь, если мы начнем новую работу?
Открыв глаза, в удивлении поворачиваю голову, поднимая взгляд. Соби смотрит спокойно и терпеливо. По слегка сведенным бровям видно, что он по прежнему не понимает, зачем мне все это понадобилось, но отказывать мне не собирается.
- Да, - с облегчением отстраняюсь, отпуская его запястья, - конечно, Соби.
Отступив в сторону, наблюдаю, как он, осторожно снимает незаконченную картину с мольберта. Хорошо, что он предложил начать заново. Мне было бы очень неприятно, если бы я своей неумелостью помешал ему должным образом осуществить его замысел. Испортить творение Соби, это было бы чересчур.
Он уносит работу к стене, прислоняет к ней, позволяя просохнуть. Возвращается и, встав на одно колено, начинает возиться с мольбертом, раскручивая крепления, чтобы опустить горизонтальную планку-держатель на одно деление вниз. Отрегулировав нужным образом высоту, вновь уходит куда-то. За чистой рамкой должно быть. Он, как правило, приготавливает сразу несколько штук. Я успел застать этот момент и видел, как он это делает. Погружает на несколько секунд лист ватмана в наполненную ванну, заставляя равномерно намокнуть. Затем укладывает на поверхность рамы и осторожно, стараясь не порвать ставшую мягкой и податливой бумагу, заворачивает ее на тыльную сторону, закрепляя там частым рядом кнопок. Затем отставляет, позволяя стечь воде. Высохнув, лист натягивается, создавая идеально ровную, готовую для работы плоскость. А после того, как рисунок закончен, Соби осторожно срезает его, проводя по краю острым канцелярским ножом.
Вернувшись, он устанавливает новую рамку на мольберт и ставит между ним и собой маленькую скамеечку, на которой иногда сидит, когда мы обедаем. Протягивает мне руку.
- Все готово, Рицка. Можно начинать.
Вцепляюсь пальцами в его ладонь. Он помогает мне забраться на получившийся постамент, придвигает ближе столик с кистями и тушечницами, чтобы не вынуждать тянуться слишком далеко. Кажется, он все учел, чтобы мне было максимально удобно. Моя голова теперь слегка возвышается над его плечом, касаясь затылком левой ключицы. Мольберт находится прямо перед глазами. Взяв кисть, Соби слегка вытягивает руки вперед, давая мне возможность вновь обхватить его запястья. Кажется, он не сердится, что я отвлек его от прежней работы, заставив заниматься таким странным делом. Интересно, чем объяснить такую покладистость с его стороны. Это опять подчинение или все же что-то другое?
- Итак. Что мы будем рисовать?
Растеряно моргаю. Я думал, Соби сам это решит. Я же не ожидал, что он захочет начать сначала. О том, что рисовать я даже и не думал.
Он терпеливо замер за моей спиной, ожидая ответа.
- Сакуру,- торопливо выпаливаю первое, что приходит на ум. Вчера, когда мы возвращались домой в такси, я слышал по радио объявление о начале Ханами. Вот и отложилось в памяти.
Соби слегка усмехается.
- Хорошо, Рицка.
Опустив кисть в тушь, тянется к листу. Он не повторяет прежних промахов, двигаясь медленно и осторожно, позволяя нам обоим привыкнуть к новым непривычным ощущениям. С удивлением осознаю вдруг, что на этот раз он не стал делать набросок. Наверное, решил повторить что-то из того, что уже рисовал раньше.
Он начинает с веток, обозначая светлым оттенком их будущее расположение. Осторожно проводит кистью по бумаге. Моя рука устремляется следом, старательно копируя его движения, пытаясь не отставать и не сбивать его. То есть, конечно, это почти невозможно. Я ведь все-таки не он. Я не могу проникнуть в мысли Соби. Не могу увидеть будущий рисунок, так как он видит его. Я не догадываюсь, что он сделает в следующий момент, куда повернет руку с кистью. Все это напоминает детскую игру на интуицию и скорость реакции. С одной лишь разницей. На этот раз все по-настоящему.
Наблюдаю за тем, как на листе постепенно вырисовываются контуры будущей композиции. Наверное, это должна была быть красивая пышная ветка. Вырастая из левого угла, она тянется вверх и наискосок, ширясь и разделяясь на более мелкие ответвления. Должно быть рисуй Соби подобное один, она и впрямь вышла бы очень красивой. Но сейчас я мешаю ему, то и дело запаздывая, когда он меняет направление движения, либо торопясь и нажимая слишком сильно. Из-за этого линии выходят неровными и размазанными или наоборот слишком тонкими и кривыми.
Закусив губу, смотрю на то, что получается. То есть я и не думал, что сразу выйдет идеально, но это просто кошмар какой-то. Почти что оскорбление таланта Соби. Однако он молчит, не возражая и не выказывая недовольства, хотя, уверен, это не может не задевать его.
Тихонько вздыхаю. Надо постараться осуществить все как можно быстрее, чтобы не мучить Соби долго. Только если бы я мог сделать так, чтобы это полностью зависело от меня.
Сосредотачиваюсь на его руках, пытаясь уловить даже мельчайшие движения. Вот он ведет кисть вверх, слегка прижимая к поверхности в том месте, где будут отходить в сторону отростки. Приближаясь к концу, постепенно отодвигает назад руку, делая линию все более тонкой. Плавно замедляет ход, предупреждая о том, что намерен остановиться вскоре. Замирает, затем, отрываясь от листа, осторожно переносит руку в другое место, чтобы повторить все заново.
Обычно подобные простые вещи вроде веток деревьев он рисует очень быстро, легкими плавными взмахами. Но из-за того, что он теперь вынужден учитывать мое присутствие, процесс движется крайне медленно, словно мы оба, опасно балансируя, идем по канату. Время, должно быть, летит сейчас стремительно и незаметно, но для нас оно едва ползет, измеряясь отрезками длиной в каждую ветку. Хорошо, что Соби такой терпеливый. Будь я настолько искусным мастером как он, я бы так работать просто не смог.
Закончив рисовать очередную веточку, он, в который раз уже отправляется за новой порцией туши. Прикрыв глаза, даю себе секундную передышку, пока Соби наполняет кисть. Насколько же это нелегко постоянно находиться в напряжении, чтобы в нужный момент успеть среагировать должным образом. Внимание помимо воли рассеивается. Как ни стараюсь, я все равно совершаю ошибки, сбиваюсь, заставляя кисть в пальцах Соби вздрагивать, делая неверные движения, и этим еще больше обезображивая рисунок. Он и так выглядит кривым и неказистым, будто бы созданным совсем неумелой рукой. Но Соби это не останавливает. Он продолжает действовать методично и спокойно, не позволяя себе отвлекаться или убыстрять темп. В отличие от меня невозмутимости и хладнокровия ему не занимать.
- Знаешь, Рицка, я, кажется, понимаю, зачем тебе все это понадобилось,- он задумчиво улыбается, - весьма необычный подход. Никогда не слышал ни о чем подобном.
Слегка задерживаю дыхание. Он все-таки догадался. Впрочем, ничего удивительного. Должно быть, он тоже не раз думал, как нам научиться взаимодействовать друг с другом, как настоящая пара. Возможно, это и хорошо, что он все понял. Правда я надеялся, что это случится несколько позже. Когда я хоть немного приближусь к тому, чтобы доказать ему возможность и эффективность такого способа. Я долго колебался, решая, стоит ли объяснять Соби свой замысел заранее. Я вовсе не думал, что он откажется мне помогать, но опасался его сомнений. Они только навредили бы делу. Хорошо, если он допускает такую возможность, позволяя нам обоим хотя бы попытаться…
- Соби, так ты не против?
- Нет, - он бросает на меня быстрый внимательный взгляд, - но выйдет лучше, если ты не будешь придавать моим действиям такого большого значения. Это не главное.
А что главное тогда? Ведь я не просто так выбрал именно такой способ. В поединке Жертва является тем, кто ведет Бойца, помогая ему, отвечая за его действия. Соби же до сих пор вынужден был справляться, рассчитывая только на себя. Свыкшись к этим. И я давно искал способ все изменить, но так, чтобы не приходилось его подчинять. Мне нравится, что я могу доверять его чутью, позволяя импровизировать и полагаться на собственные знания и интуицию. Но вместе с тем устраниться полностью означало бы бездействовать. Меня это не устраивает. Единственным выходом остается научиться дополнять его, не сковывая своим присутствием, работая как можно более слаженно. А значит, я должен быть максимально внимателен сейчас. Я начал все это, чтобы приноровиться действовать вместе с ним, вплетая в его движения свои, так чтобы они становились едиными. Чтобы начать, наконец, чувствовать его. Но теперь мне постепенно становится ясно, как непросто добиться подобного. А может статься так, что мне это вообще окажется не по силам. Чем больше времени проходит, тем быстрее тает моя уверенность в том, что у меня выйдет. В том может ли вообще что-то из такого получиться. Уж слишком медленно я привыкаю ко всему этому, постоянно путаюсь, не поспевая за Соби, мешая ему. Мне становится все сложнее отслеживать его движения, Разум устает от этой непрерывной вымученной сосредоточенности. И от того, что мне никак не сдвинуться с мертвой точки, я уже начинаю терять терпение.
Рисуя изгиб очередной ветки, рука Соби чуть сворачивает в сторону. Несмотря на все свои старания, я все-таки пропускаю этот момент. Кисть, заметавшись, дергается. Линия выходит зигзагообразно искривленной и к тому же слишком толстой.
Вздыхаю, стиснув зубы.
- Черт. Прости.
- Не извиняйся, Рицка, - он аккуратно подправляет насколько это вообще возможно испорченную область рисунка, - все в порядке.
Это он так говорит, чтобы не расстраивать меня. Отворачиваюсь, глядя в сторону, ощущая, как вздрагивают ресницы.
Он, наверное, тоже уже устал рисовать так, не смотря на все мои попытки не стеснять его. Но, начиная каждый раз новое движение, он поневоле вынужден преодолевать сопротивление моих рук, пока я не пойму, что он в этот раз намерен сделать. К этому еще можно добавить тот факт, что, концентрируя внимание на нем, я забываю следить за собой. Мои локти то и дело опускаются, утомляясь все время находиться в поднятом состоянии, и я своим весом тяну руки Соби вниз, к полу. Должно быть, ему правда нелегко. А он даже не возражает. Соби…
С трудом подавляю тяжелый вздох. Может прекратить все это? Не стоит оно того.
- Рицка, пожалуйста, не беспокойся так. Все хорошо.
Хмурясь, встряхиваю головой. Мысли что ли читает? Хотя это, наверное, все ушки. Повисли, небось, выдавая, насколько я сейчас расстроен и подавлен. Сжимаю зубы. Надо постараться. Нужно взять себя в руки. Ради Соби.
Закончив с веточками, он приступает к изображению цветов. Прикасается к листу кистью, слегка поворачивая ее кончиками пальцев, распуская веером, отчего ворс, описывая плавный полукруг, оставляет след в форме изящного лепестка.
Пытаясь сдуть со лба мешающую мне челку, напряженно слежу за его руками, постепенно заполняющими лист завитками цветов. Ну почему я выбрал именно сакуру, не мог придумать, что-нибудь попроще? Теперь следовать движениям Соби стало практически невозможно. Они настолько короткие и мелкие, что я едва ощущаю их, и вместе с тем малейшая неточность видна на рисунке, буквально приковывая взгляд. Если ветви еще могли бы быть такими неровными и кривыми, то цветы сакуры всегда совершенны. Любой изъян в их форме прямо-таки бросается в глаза.
Изнемогая уже от собственной неумелости, мрачно гляжу на работу. Я держусь на одном упрямстве. Просто заставляю себя сохранять сосредоточенность. От напряжения руки начинают слегка дрожать.
- Рицка, не пытайся отслеживать или предугадывать каждое мое движение. Постарайся увидеть все это иначе. Целиком, за нас обоих.
Ох, легко ему говорить. Что это значит вообще?
Качаю головой.
- Я не понимаю.
Кисть останавливается. Оторвавшись от листа, движется ко мне.
- Ты должен почувствовать меня не здесь, - он осторожно проводит кончиком ее черенка сверху вниз по моему лбу, затем кисть мягко упирается в грудь, - а здесь.
Вздыхаю, поникая ушками:
- Соби, я… пытаюсь.
Он едва заметно улыбается.
- Я это вижу.
Наклонившись, осторожно прикасается губами к моей макушке. Невозмутимо возвращается к работе. Слегка шмыгаю носом. Пытаться-то пытаюсь, но какого ж черта у меня до сих пор не выходит ничего? Уже больше часа прошло с того момента, как он впервые прикоснулся к этому листу, а результата как не было, так и нет. И вроде бы я даже успел приспособиться ко всему этому и ошибаюсь теперь реже, почти выучив несложный алгоритм этих движений, но я все еще не чувствую Соби. Я думал, что это придет само, став интуитивным, естественным. Но так я действительно скорее рисовать научусь, чем смогу ощутить его.
Закусываю губу. Почему же не выходит? Я что-то делаю неправильно? Но что? Он сказал, я должен увидеть это не разумом, а как-то по-другому. Вот только как именно? Все наши ощущения проходят через нейроны мозга и осознаются им. Как я могу почувствовать это иначе?
Кисть заканчивает рисовать очередной цветок, плавно скользит в сторону, смещаясь на другую ветку. Поглощенный своими мыслями, я пропускаю тот момент, когда она, опустившись, застывает. Моя рука не успевает затормозить, вжимая кисть в лист, превратив изысканный, тонкий лепесток в жирную бесформенную кляксу.
Соби замирает с легким вздохом. Зажмурившись, закусываю дрожащие губы.
Я даже не заподозрил, что он вот-вот остановится. Кого я обманываю. Я не чувствую его, просто слепо копирую его движения. Это бесполезно. Ничего не изменилось.
- Хватит, Соби. Пора прекратить все это. Прости, дурацкая была идея.
Он молчит, глядя вперед перед собой. Затем склоняет голову вниз.
- Рицка, я не верю, что ты так легко сдашься.
Тяжело вздыхаю, брови сходятся.
- Но ведь очевидно, что такой метод не работает. Какой смысл и дальше заставлять тебя заниматься всем этим?
Он бросает вниз осторожный внимательный взгляд.
- Я принадлежу тебе, Рицка. Ты вправе располагать мной, как сочтешь нужным.
Отпустив его запястья, обхватываю себя руками
- Я знаю, что вправе. Но это также означает, что я должен понимать, когда стоит уже остановиться.
Прикрыв глаза и откинув голову назад, прижимаюсь затылком к плечу Соби, смиряясь со своим поражением. Все-таки самонадеянно было полагать, что я могу придумать что-то новое, изменив привычные правила. Излишняя самоуверенность еще никого до добра не доводила.
Соби слегка вздыхает за моей спиной. Возвращает на столик кисточку и тушь. Снимает очки и, сложив, откладывает в сторону, словно приготавливаясь к чему-то. Сместившись в бок, осторожно поворачивает к себе мою голову, серьезно заглядывая в глаза.
- Рицка, мне не кажется, что это была плохая идея. Ты себя недооцениваешь.
Его ладонь скользит вниз по щеке, проникая под подбородок. Мои глаза расширяются, едва я осознаю, что он намерен предпринять. Ушки взлетают. Прежде чем я успеваю опомниться, он стремительно наклоняется и накрывает мои губы своими, приникает к ним так требовательно и крепко, что у меня перехватывает дыхание. Его рука безапелляционно запрокидывает мою голову, он твердо прижимает ее к своему предплечью.
Ох! Вцепляюсь пальцами в его тунику, вздрагиваю всем телом, ощущая как, обезумев, трепещут ресницы. Что он делает! Соби!
Задыхаясь, втягиваю носом воздух. Не давая мне возможности вырваться, он еще больше обхватывает мои губы, плотнее прижимается к ним, углубляя поцелуй. Погружая сознание в полнейшее смятение. Мысли все перемешиваются, пальцы слабеют. Совершенно перестав уже что-либо соображать, оползаю вниз. Ноги подгибаются. Соби подхватывает меня, не давая упасть, прижимает к себе, не прекращая целовать, обнимая губами, лишая воли к какому-либо сопротивлению. Без сил откидываюсь на его плечо, не в состоянии уже сделать хоть что-то. Да что же он творит со мной… С ума сойти можно.
Оторвавшись, наконец, от моих губ и с трудом переводя дыхание, он прислоняется своим лбом к моему.
- Тебе лучше?
Судорожно вздохнув, отрицательно мотаю головой.
Он слегка усмехается, затем вновь серьезнеет.
- Рицка, я готов уделить тебе столько времени, сколько потребуется, пока у нас не начнет получаться. Так, что ты решил? Мы продолжим работу?
Он хочет этого. Пытаюсь выпрямиться или хотя бы разлепить ставшие свинцовыми веки. Вот как ему возражать после такого? Веревки из меня вьет просто.
- Хорошо, Соби… Давай…
- Замечательно.
Он бережно ставит меня прямо на скамеечке. Едва отпускает руки, я, пошатнувшись, вновь падаю назад, прислоняясь к нему. Ну что он наделал, я же даже стоять ровно не могу. Хорошенький способ убеждения он нашел.
Ворчу:
- Вообще-то это я должен вдохновлять тебя на подвиги, а не наоборот.
Его взгляд вспыхивает, в нем зажигается озорной огонек. Он скромно опускает глаза.
- Я всего лишь служу тебе, Рицка. Поддерживать своего Повелителя – это мой долг.
Вот и поддерживай теперь. А то «Повелитель» на ногах едва стоит от слабости. А все ты виноват, Соби.
С легкой улыбкой он приглашающе вытягивает руки вперед. Обхватываю вновь его запястья, пытаясь хоть немного привести в порядок мысли. Как он полагает, я смогу продолжать? О какой сосредоточенности может идти речь, если я едва понимаю, что вокруг происходит. Голова словно в тумане. Я даже думаю с трудом.
Он берет кисть. Возвращаясь к лепесткам цветов, рука вновь устремляется к листу. Моя почти безвольно скользит следом, двигаясь невпопад. Упрямо встряхиваю головой, пытаясь вернуть себе хоть какие-то крохи прежней собранности. Впиваюсь глазами в рисунок, стараясь уследить за Соби. Совершенно бесполезное занятие в моем состоянии, я только окончательно порчу все, своими неровными, неуклюжими движениями постоянно сбивая его, то и дело размазывая тушь по листу. Если мне до этого казалось, что у нас плохо выходит, то теперь вообще перестало хоть что-то получаться. Все и впрямь познается в сравнении.
- Не пытайся вновь осознавать мои действия. Перестань думать о них, Рицка.
Почему он так настойчиво просит об этом? Я же держу его руки. Если я не буду следить за собой и помогать ему, он вообще не сможет рисовать.
- Соби, что это значит? Почему, я не должен думать, что делаю?
- Твои мысли только мешают тебе.
Ну вот опять. Похоже Соби знает, как надо и пытается мне помочь, но для меня эти слова лишены всякого смысла. Должно быть это оттого, что я по прежнему не могу представить себе то, чего пытаюсь добиться. Действую, не до конца понимая, что хочу получить в результате. Как я вообще могу почувствовать его? Каким образом это происходит?
- Соби, я не понимаю, что я должен сделать сейчас. Объясни мне.
Он останавливается, обдумывая что-то. Слегка вздыхает, приняв какое-то решение. Поставив на столик чашечку с тушью, он наклоняется к моему плечу, неожиданно целиком обхватывает губами мочку уха, слегка прикусывает, проводя по краю кончиком языка.
Вздрагиваю всем телом. Яркий импульс жгучей волной прокатывается вверх по позвоночнику, отдаваясь холодком в затылке. Глаза распахиваются.
- Соби, что ты делаешь?!
- Объясняю.
Его дыхание касается шеи.
- Избавься от мыслей. Чувствуй, Рицка.
Его губы отправляются в неторопливое путешествие по моей коже. Исследуют каждый сантиметр, нежно обхватывая и отпуская. Левая рука, бережно обняв снизу подбородок, поднимает мою голову, слегка склоняя на бок, создавая Соби больший простор для действий.
Судорожно дергаюсь вперед. Его рука напрягается, удерживая меня на месте, прижимая локти к пижаме. При всем желании, я не смог бы вырваться, даже если бы попытался вновь. Он продолжает ласково и настойчиво покрывать шею мягкими поцелуями, легко поглаживая ее возле уха кончиками пальцев.
Зажмурившись, не могу не вздрагивать. Вконец растерявшись, не понимая, что происходит. Отрывисто хватаю ртом воздух, мне нечем дышать. Его теплые губы скользят по коже, обжигая дыханием, оставляя на ней горящие следы. Голова начинает плыть, погружаясь в бредящий хаос, мысли путаются. В груди становится так горячо и тесно, словно температура тела разом подскочила градусов на пять.
Слегка дернувшись, правая рука Соби неверно, словно во сне движется к мольберту.
Что?... Он собирается продолжить рисовать? Он с ума сошел?!
Тянусь следом, чувствуя, что руки меня просто не слушаются. Что они делают сейчас, попадают ли наши движения в такт, я просто уже не осознаю. Весь мир сужается для меня, сворачиваясь в кокон вокруг моего полыхающего краской лица и шеи, горящей от его будоражащих поцелуев. Я тону в них, как в океане. Он вздыхает:
- Забудь про все. Не пытайся осознавать происходящее. Не думай ни о чем.
Что он такое говорит. Я ведь и так ничего не соображаю. Как ОН может вообще что-то рисовать сейчас? Изредка бросая на мольберт туманящийся взгляд, он скользит кистью по листу, не прекращая своими губами сводить меня с ума.
Время остановилось, перестав существовать. Безвольно откинувшись на его плечо, могу только рвано дышать, стиснув трепещущие веки. Я уже совсем обессилел. Вконец измучен и вымотан. Давно упал бы, если бы он не держал меня сейчас, прижимая к себе. Чего он добивается? Зачем делает все это со мной? У меня все плывет перед глазами и шумит в ушах. Я так больше не могу!
- Соби… хватит …, - всхлипываю, дрожа всем телом, - пожалуйста… Прекрати…
Он останавливается, прижимаясь лбом к моей щеке. Удерживающая меня рука, отпустив подбородок и упав вниз, судорожно сжимается, комкая ткань пижамы на моем плече.
- Рицка… Прошу тебя…. не отступайся, - его севший слегка голос отдается эхом в голове.
Скользнув выше, он зарывается лицом в волосы возле виска, дыхание касается уха. Как близко…
- Прими меня, Рицка… Впусти... Сделай частью себя…
Ближе чем когда-либо…
Втягиваю в себя воздух. Глаза расширяются. Его слова проникают вглубь меня, завораживая, просто очаровывая, рождая в душе странное щемящее чувство, что возможно я, наконец, понимаю, о чем он. В груди будто щелкает что-то. Разум распахивается, распускаясь огненным салютом. Все преграды разлетаются, истаивая и исчезая, словно потолок, взорвавшись изнутри, открыл над моей головой огромный и головокружительно высокий купол ночного неба. Полный звезд. Все вокруг становится настолько четким и ясным, точно во мне вдруг настроили резкость, включили свет.
Соби застывает, задержав дыхание. Рука с кистью, дрогнув, отрывается от края тушечницы. Стремительно взлетает. Моя следом. В едином слитном движении, будто взмахивает крыльями бабочка. Я вижу ее, переливающуюся синим мерцающим цветом, проплывающую мимо моего лица, заставляя воздух вокруг волноваться и трепетать звоном сотен колокольчиков.
- Рицка…- Соби, поднимает голову. Пошатнувшись, выпрямляется. Потрясенно смотрит на наши танцующие в едином ритме руки, - это невероятно….
С наслаждением возвращая себе прежнюю скорость и уверенность движений, он с тихим стоном вновь обнимает меня свободной рукой. Дрожа, прижимает к себе так крепко, что у меня перехватывает дыхание:
- Ты умница, Рицка! Я знал, что у тебя все получится!
Знал?… Так он это специально... Вот ведь…
-Соби-и…,- в изнеможении роняю голову вниз. Голос звучит почти жалобно, - ну кто ты после этого, а?
Он улыбается, уткнувшись носом мне в макушку. Прекрасно понял, о чем я.
- Догадываюсь, кто.
Всхлипнув, прижимаюсь щекой к его плечу. Заломив брови, хмыкаю. Смеется. Чувствует, что я не могу сейчас на него сердиться. Везунчик. В другое время, прибил бы его за такие штучки. Часа три спустя, после того как очухался бы. Но без его помощи, я бы просто не справился.
Медленно выдыхаю, постепенно успокаиваясь, чувствуя, как смятение и растерянность уступают место огромнейшему облегчению. Все было не напрасно. Я не ошибся. Это действительно возможно. Этот пресловутый «контроль» не является единственной панацеей. Боец и Жертва способны взаимодействовать и без него. Соби мне доверился, а я его принял. И мы оба свободны сейчас.
Откидываюсь на его плечо, закрыв глаза. Теперь я могу позволить себе уже не смотреть на рисунок. Наши руки двигаются в такт, и я даже не прикладываю к этому никаких усилий. Я просто знаю, что он сделает в следующее мгновение. Вижу это я так ясно, словно он - это я сам. Оказывается, объединиться с Соби, слиться с ним – это такое упоение. И наполненность. Словно до этого я был тусклым осколком, а теперь получил возможность ненадолго стать целым. Совершенной сияющей сферой. Это потрясающее ощущение. Если мы способны на такое, даже без единого имени, как это было бы будь оно у нас общим. Я хотел бы это узнать. Но уже то, как ясно я ощущаю его сейчас превосходит мои самые смелые ожидания. Хоть раз испытать подобное, достичь таких вершин, окунувшись в это небо с головой, это стоит чего угодно.
- Соби, ты ждал, чего-то похожего?
- Да. Хотя и не думал, что выйдет настолько хорошо.
Улыбаюсь про себя. Похоже, я сумел его удивить. Он ведь тоже сразу понял, что у меня получилось. Безошибочно определил тот самый момент. Хотел бы я узнать, что он испытывает сейчас. Как он видит все это. Я себя чувствую так, будто окутываю его, обхватив собой. Ощущаю его присутствие в своем сознании. Я словно раковина-жемчужница, хранящая в себе свое сокровище. Или суша, обнимающая берегами кристально чистое живое озеро, питая его ключами. Надеюсь, Соби хорошо сейчас в моих объятиях. Потому что мне – очень. Минуты летят, и я уже почти сожалею, что он скоро закончит работу и мне предстоит отпустить его руки, разорвав наш контакт. Если бы я мог, я не отпускал бы его никогда.
- Думаю, достаточно на сегодня. Сюда больше нечего добавить.
Открываю глаза, чувствуя, как по лицу ползет удивленная улыбка. «Достаточно… на сегодня»… Он так это сказал, будто уверен, что это не последний наш совместный рисунок. Ты прав, Соби. Не последний.
Поднимаю взгляд на работу.
Мда-а. Потрясающий контраст. Ее смело можно разделить на «до» и «после», насколько очевидна разница в качестве исполнения.
Соби все-таки удалось замаскировать неуклюжую неровность веток, придав им форму и объем дополнительной доводкой. Положив поверх светлого контура линию более темного оттенка, он ухитрился за счет искусно контрастного края и естественных, плавных переходов, создать ощущение, что выступающие со всех сторон светлые неровные пятна, это просто тени, отбрасываемые ветвями на плоскость, на которой они лежат. С цветами же все обстоит куда хуже. Насколько же отличаются эти бесформенные смазанные комки непонятного чего-то, расположенные в нижней половине листа, от изящного ажурного плетения, покрывающего ветки в верхней части картины.
Пожалуй, не стоит когда-либо кому-то это показывать. Но Соби смотрит на рисунок так, будто никогда не создавал ничего лучше. Удивительно.
Он опускает глаза, тепло глядя на меня.
- Устал?
Улыбаюсь.
- Есть немного.
Это конечно изрядное преуменьшение. Я себя чувствую полностью выжатым. После такого долгого напряжения и совершенно опустошившего меня взрыва эмоций, вызванных «объяснениями» Соби, просто с ног валюсь. С трудом сдерживаюсь, чтобы не тереть ладонями слипающиеся глаза.
Он осторожно обнимает меня за плечи, приникая лицом к виску, вдыхая запах волос.
- Отнести тебя на кровать? Ты позволишь?
Усмехаюсь. Он просто невероятен. Откуда эта сдержанность, после того, что он творил со мной каких-то полчаса назад.
- Соби, пять метров до постели я и сам пройти могу.
Он улыбается уголками губ.
- И все-таки. Позволь мне, Рицка.
Ну что с ним делать? Знает ведь, что не откажу. Хотя бы потому, что сам не возражаю.
- Ладно, - смущенно хмыкаю, - если хочешь…
Он словно только этого и ждет. Нагнувшись, аккуратно берет меня на руки, прижимая к себе. Наклоняется к лицу, губы замирают рядом с моими. Он вскидывает взгляд, спрашивая разрешения.
Усмехаюсь. Ну целуй, раз так хочется. Я сейчас такой добрый, аж сам удивляюсь. А он это чувствует и пользуется моментом. Впрочем, это обоюдно.
Прикрыв глаза, тянусь наверх, поднимая подбородок. Давай, Соби. Мы за сегодняшний вечер выполнили недельный план по поцелуям. Чего уж теперь-то.
Слегка улыбнувшись, он мягко приникает к моим губам. Вбирает их, мнет так нежно, что у меня опять начинает кружиться голова. Ох-х.…
Обвиваю руками его шею. Хвост незаметно оборачивается вокруг его талии.
Жмурюсь. А кто-то собирался меня на кровать отнести. Чтобы я спать лег. Передумал уже?
Тронувшись с места, обогнув софит, он медленно идет в противоположный край комнаты к кровати. Очень медленно. Ну совсем не торопится, ага. Не хочет отпускать. Понимаю его.
Перехватив меня одной рукой, другой он откидывает в сторону одеяло. Бережно опускает меня на простынь и подушку, наклоняясь следом, не прекращая целовать. Не глядя укрывает. Садится рядом, поставив локти по обе стороны от моей головы, продолжая ласкать губами, зарываясь руками в мои волосы.
Прикрыв глаза, тихо млею. Совершенно не хочется его останавливать. Пусть продолжает сколько хочет. Приятно-то как, бог ты мой.
Челка, падая вниз, щекочет лоб и щеки. Ладони мягко гладят мои ушки. Сколько же в нем неистраченной нежности и тепла. Ни от кого я еще не знал столько ласки, как от Соби. Пожалуй, я мог бы к этому пристраститься, став жадным до таких его прикосновений. Если уже не стал.
Оторвавшись, наконец, от моих губ, он открывает глаза, затянутые туманной дымкой. Взгляд на мгновение становится печальным, он слегка вздыхает и едва заметно усмехается, словно иронизируя над собой.
Беспокойно шевельнувшись под одеялом, наблюдаю за ним. Что-то не так? Высвободив руку, осторожно прикасаюсь кончиками пальцев к его щеке. Соби?...
Чуть встряхнув головой, словно отгоняя какую-то мысль, он мягко трется щекой о мою ладонь. Кивает на мольберт.
- Продолжим завтра?
А-а. Так и думал, что ему это понравилось. Прикрыв глаза, довольно жмурюсь.
- Думаешь, стоит?
Опершись подбородком на руку, он улыбается уголками губ, принимая предложенную игру.
- Думаю, да. Ты нашел очень хорошее решение, Рицка. Просто блестящее.
- Правда?
О, я прямо-таки напрашиваюсь на его комплементы. Ничего не могу с собой сделать. Меня так редко хвалят. Чаще ругают. Скажи еще раз, что ты доволен мной, Соби. Ну пожалуйста.
- Правда,- нежно глядя на меня, он легко ерошит рукой волосы на моей голове,- Ты умница, Рицка. Как ты додумался до такого?
Ох! Замираю, улыбка застывает на лице. Как же я не подумал, что он может начать задавать вопросы? Доигрался. Черт…
Судорожно соображаю, что мог бы ответить тот Рицка, каким я был месяц назад, когда еще не знал ничего о Жертвах и учебнике.
- Ну… Я увидел, как ты рисуешь и подумал, что это могло бы помочь…
Его взгляд тепло вспыхивает, он склоняет голову на бок.
- Ты все правильно сделал, Рицка. Ты такой молодец.
Слегка вздохнув, отвожу глаза. Черта с два я молодец. Опять солгал ему, испортив такой вечер. Я не заслуживаю его похвалы.
- Отдыхай,- он вновь осторожно проводит ладонью по моим волосам, - Спокойной ночи, Рицка.
- Ага, - вымученно улыбаюсь. - И тебе.
Наклонившись, он мягко целует мой лоб. Прикрываю глаза, брови виновато сходятся.
Он поднимается, я грустно провожаю его взглядом. Остановившись у балкона, он приоткрывает его, доставая из заднего кармана брюк сигареты. Повернувшись, окидывает долгим взглядом мольберт. В глазах мерцает теплый, почти счастливый блеск. Выскользнув за тонкую балконную перегородку, аккуратно закрывает ее за собой. Я слышу, как снаружи тихо щелкает зажигалка.
Со вздохом утыкаюсь лицом в подушку. Что я делаю? Почему я никак ему не скажу?... Ведь был же такой удачный момент. Мы никогда еще не были так близки как минуту назад. Соби простил бы меня. Почему я смолчал, солгав ему опять? Разве я не унижаю нас этой ложью? Унижаю его… Соби не заслужил такого отношения. Он так старается. Он на все готов ради меня. А я….
Закусываю губу, пальцы, сжимаясь, комкают простынь.
Все просто. Это страх. Я не смог, потому что испугался того, что он может подумать обо мне, если узнает правду. До ужаса банальная ситуация. Мне было так хорошо. И он был так горд и доволен мной. Невыносимо было разрушить все это в тот момент. Признаться, что я нечестен с ним. Что я не такой уж замечательный, как он полагает. Обычно мне не важно, что кто-то думает на мой счет. Но Соби – это другое. Испортить его хорошее мнение обо мне, подорвать его доверие к моим словам было бы непереносимо. И я не смог. Струсил и солгал, еще больше увеличив меру своей вины перед ним. Что же я творю…
Рывком перевернувшись на спину, мучительно стискиваю веки.
Я думал, сегодня вечером мы стали ближе. Это иллюзия. На самом деле я вместо этого сделал шаг назад. Моя ложь, как пружина. Натягиваясь и звеня, она дожидается момента, чтобы, превысив критический порог, выстрелить, разрушив все, что мы так долго и кропотливо создавали. Наше доверие.
Закусив губу, гляжу в стену.
Я должен признаться ему пока не поздно. Но я не могу. Я просто трус.
Вздрогнув, замираю. Сдавленный вздох срывается с губ.
Да. Моя ложь-это трусость. Что бы ни говорила об этом Кацуко-сенсей. Я ведь лгу теперь не только потому, что не хочу ранить Соби. Не потому, что опасаюсь, что он помешает мне закончить обучение, уничтожив учебник. За эти три недели, я успел дочитать его.
Я лгу, потому что боюсь упасть в глазах Соби. То есть боюсь за себя. Я действительно трус. И это не делает мне чести.
Обреченно прикрываю глаза. Я скажу ему. Но не сейчас. После каникул. Ведь он так счастлив. Наверное, я могу позволить себе напоследок насладиться его счастьем, пусть оно и отравлено для меня горечью вины.
Пускай. Раз уж я так слаб. Если мне суждено подорвать его доверие, то пусть это случится позже. К тому моменту я буду готов.
Соби.
Уже полночь. Рицка спит при свете ночника. Во всем доме стоит тишина, нарушаемая только слишком громким шумом воды, барабанящей о дно старой чугунной ванны. Впрочем, я не опасаюсь, что могу потревожить этим Рицку. Он так устал, что вряд ли что-то способно разбудить его сейчас.
Запрокинув голову, подставляю лицо колючим прохладным струям. Да-а. Контрастный душ это именно то, что необходимо мне сейчас. У меня впереди очередная ночь за компьютером, нужно вернуть себе хоть немного бодрости. Хотя я все равно не смог бы заснуть. Странное сочетание. Зверская усталость тела и слишком возбужденное состояние разума. Уснуть не вышло бы, даже если бы я попытался.
Увеличив до отказа напор холодной воды, опираюсь ладонями о стену возле окна, забранного матовыми стеклянными пластинками.
Отчасти Кио прав, считая меня мазохистом. То, что я вытворяю с собой, действительно можно так назвать. Болезненно сладко и нестерпимо прекрасно. До дрожи. Этот дурманящий яд проникает в меня, сопровождая каждое прикосновение к Рицке, и я продолжаю мучить себя, даже когда в этом нет необходимости. И когда она есть, я все равно не знаю меры. И уже хочу этого. Должно быть я безумен, но не могу жить без того, чтобы не прикасаться к нему. Без вкуса его мягких, невинных губ, неумело, но искренне отвечающих на мои поцелуи, без запаха его волос. Это выше моих сил. Уже час почти прошел с момента, как он уснул, а я все никак не могу перестать об этом думать.
Вздыхаю, вздрагивая. Обжигающе холодные струи высасывают из тела последнее тепло. Окончательно замерзнув, постепенно начинаю возвращать воде прежнюю температуру. После самовольно устроенной себе ледяной купели даже прохладная вода кажется мне слишком горячей. Кажется, я перестарался. Склоняю голову, ощущая, как тяжелые жгучие капли, отскакивая, колотят по плечам. Усмехаюсь. Определенно перестарался. Это неоспоримо. Сегодня я безусловно побил все прежние рекорды по части издевательств над собой. Выключив воду, тянусь за полотенцем. Взгляд задерживается на запястье, рождая невольную улыбку на моих губах. Но оно того стоило.
Рицка даже не подозревает, как много значит для меня то, что он сегодня совершил. Когда я осознал, что и зачем он делает, меня это просто поразило. Пожалуй, никто еще не проявлял ко мне такого неравнодушия. Никто не ценил настолько высоко. Но не мои полезные качества и способности, а всего меня. Целиком. Это удивительно. Никогда не встречал еще такого отношения. Он пожелал объединиться со мной, сохранив меня при этом таким, какой я есть, не пытаясь переделывать под устраивающие его стандарты. Захотел принять под свою руку, оставив мне свободу быть собой. И сумел достичь нашего единения, сделав навстречу такой шаг, которого я не просто не ожидал, – не смел надеяться, что подобное когда-нибудь случится. И все по собственной воле. Поразительно. Великодушно. Подобную щедрость по отношению к слуге я вижу впервые. Я это оценил.
Объединяясь с Сеймеем, я всегда ощущал его непреклонную властность. Слияние с Рицкой было объятиями. Невероятные ощущения. Невыразимый контраст. Рицка – неограненный кристалл, прекрасный в своей чистоте и естественности. И я не позволю резцу чьего бы то ни было влияния коснуться его.
Застегнув последнюю пуговицу на своей темно-синей пижаме, отодвигаю сторону занавеску, выходя из ванной. Смотрю на Рицку. Неслышно приближаюсь и сажусь рядом с ним на кровати, глядя на то, как глубоко и спокойно он спит, обняв руками подушку и прижав ее к себе. В моей постели. Четвертый день уже любуюсь на это чудо и все никак не могу привыкнуть и поверить в это.
Вздыхаю, ощущая поднимающуюся в душе нежность. Не в силах сдерживаться, осторожно прикасаюсь ладонью к его волосам, провожу по ним, задевая кончиками пальцев упругие, шелковистые ушки. Рицка жмурится во сне, стискивая пальцами подушку, недовольно дергая ухом. Слегка усмехаюсь, прикрыв глаза. Как же я люблю его.
И буду любить, что бы ни случилось. Даже, если бы он приказал мне побороть в себе это чувство, я не смог бы выполнить этот приказ. Но Рицка такого не сделает.
Улыбаюсь про себя. Да. Он не станет приказывать мне подобного. Он хочет быть со мной. Я больше не навязываюсь ему из-за приказа Сеймея. Он сам желает того, чтобы я был его Бойцом. И сознание того, что я достоин этого в его глазах, согревает меня теплом.
Но он просто невероятен. Маленький герой, поборовший свой страх. Как же он переживал и волновался, я просто не мог найти слов, чтобы как-то его ободрить. Но у него все-таки получилось…
Невольно нахожу глазами стоящий в углу мольберт. Усмехаюсь. Да. И впрямь получилось.
Однако невозможно уже и дальше предполагать, что все случившееся – это совпадение или случайность. Пусть Рицка и не знал, как добиться того, чего он хочет, но в его намерениях трудно ошибиться. Это заставляет прийти к мысли, что Сенсей был прав. Рицка действительно мог выкрасть учебник. Та отчаянная смелость, которую я разглядел в нем сегодня, доказывает, что он вполне способен на подобное. Все его действия говорят о куда большей психологической подготовленности и осведомленности, чем можно было бы ожидать в противном случае. Скорее всего, Зеро помогли ему осуществить все это. Уж больно красноречиво они исчезли прямо после нашего разговора, выдав себя с головой. Правда только мне. Йоджи - умный парень, должно быть он быстро сообразил, что к чему, сделав верные выводы. И они ушли, обрубив все концы, чтобы не подставляться самим и защитить Рицку. Вполне понятное решение. Я благодарен им за это. Потому что практически не сомневаюсь уже, что это была его идея. И даже знаю, зачем ему это понадобилось. Он хочет быть моей Жертвой. Стремится к этому, пытаясь сократить расстояние между нами. Пусть не говорит всего, но показывает каждым своим поступком. Это самонадеянно думать так, но я горжусь этим. Мне подобное даже и не снилось.
Вот только почему он все еще ничего мне не сказал? Продолжает скрывать, даже начав уже действовать. Так сильно не хочет тревожить меня всем этим? Или здесь что-то другое?
Взгляд скользит по его сомкнутым в глубоком сне ресницам.
Может быть, его смущают его собственные желания? Рицка очень сдержан в выражении своих чувств, возможно, обозначить вслух подобные намерения в отношении меня – это слишком много для него, слишком глубоко и сильно. Почти равнозначно признанию в любви. Подобные вещи делают уязвимыми, обнажая сердце перед тем, на кого они направлены. Он может быть не готов такому. Рицка – раненное в душу существо, должно быть, он все еще не может до конца поверить мне. Хочет этого, но боится. Уже то, что он стремится мне навстречу, само по себе является величайшим доверием с его стороны, и требовать большего я не имею права. Торопить его, толкать под руку было бы огромной ошибкой. Это только испортило бы все, заставив его защищаться, столкнув в пропасть отторжения. Подобные вещи заслуживают очень бережного отношения. Я не должен мешать ему разобраться в себе, нужно запастись терпением и подождать.
Рицка волен сам решать, хочет ли он, чтобы я узнал обо всем этом. Вынуждать его признаться, ловить на промахах и ошибках было бы жестоко и нечестно. Если он сочтет, что готов, он сам мне все расскажет. Если же нет… Значит я буду пытаться всеми силами доказать, что достоин его доверия, терпением и преданностью разрешив его сомнения.
Я буду стараться. Я буду ждать.